Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 28 из 31

Когда Брайан и популизм проиграли выборы в ноябре 1896 г., их поражение стало разрешением социально-политического конфликта, который разгорелся десятилетием ранее и достиг высшего накала сразу после того, как в марте 1893 г. в должность президента вступил консервативный демократ Гровер Кливленд. Он утратил поддержку своей партии задолго до того, как оставил Белый дом, потому что большинство демократов сместилось влево, а Кливленд продолжал гнуть свою линию. У Кливленда было мало общего с радикальным кандидатом своей партии на выборах 1896 г., не считая его оппозиции протекционистским тарифам. Осмеянный своими однопартийцами, которые отвернулись от президента, Кливленд все же добился ряда важных политических целей. Четыре изнурительных года он сражался, защищая политико-экономические устои от нападок радикалов, ради спасения золотого стандарта от инфляционистов с их требованием неограниченной чеканки серебряной монеты и ради сохранения спокойного и свободного рынка труда, которому угрожали профсоюзы, зачинщики беспорядков и сторонники общественных работ для безработных. В тот же период федеральная юстиция проявила беспримерное мужество, подавив разрушительную деятельность профсоюзов и оградив права частной собственности от истощения подоходным налогом. Таким образом, заняв президентский кабинет, Уильям Маккинли унаследовал политико-экономический строй с надежно защищенным золотым стандартом, рынки труда, огражденные от наиболее разрушительных притязаний профсоюзов, и нулевой подоходный налог. Если бы администрация Кливленда и федеральные судьи стояли на иных идеологических позициях, Маккинли, вероятно, досталась бы совсем другая страна.

Отсюда моя задача: доказать, что сам по себе кризис не обязательно порождает Большое Правительство. Это происходит только при благоприятных идеологических условиях, а в 1890-х годах таких условий не было. Для правящих элит идеология является не только рычагом, но и смирительной рубашкой. Даже в условиях представительной демократии органы государственной власти, располагая достаточной автономией, могут захватить власти больше, чем хотело бы предоставить им большинство граждан. Но точно так же органы государственной власти могут и отказаться от принятия или реализации полномочий, которыми очень многие хотели бы их наделить. В ХХ в. конгресс и президент, понуждаемые «прогрессивной» идеологией, охотно приняли расширенные полномочия, к которым рвались и сами. Кризис 1890-х годов – последнее крупное сражение, в котором силы классического либерализма одержали несомненную победу, как подсвеченный задник сцены, на фоне которого рельефно выступают кризисы ХХ в.

Идеологически обоснованное созидательное разрушение, 1865–1893 гг

Когда Йозеф Шумпетер для обозначения динамики «сравнительно нестесненного капитализма» сформулировал выражение «созидательное разрушение», он, должно быть, имел в виду США конца XIX в. Никогда экономическое развитие страны не бывало столь быстрым, столь причудливым и разрушительным. Американец, изучающий статистику социальных и экономических изменений своей страны, писал промышленник Эндрю Карнеги в начале 1890-х годов, «чуть ли не столбенеет от стремительности перемен». Нет сомнений, что богатство самого Карнеги накапливалось с головокружительной скоростью. Мало кто мог похвастаться такими же баснословными достижениями, как он, но значительного успеха добились многие. На фоне горячечного экономического развития многие люди, некоторые профессии, отрасли и даже целые регионы остались далеко позади. «Жизнь одних стала бесконечно лучше и легче, – отметил Генри Джордж, – а другим стало трудно заработать хотя бы на жизнь»[189].

После Гражданской войны уровень сбережений и инвестиций в стране подскочил до небывалой высоты и закрепился на ней до конца XIX столетия: средства производства превышали пятую часть валового национального продукта. С окончания Гражданской войны до конца столетия объем средств производства вырос вчетверо, намного больше, чем численность рабочей силы, которая увеличилась менее чем на 150 %. Поэтому быстро выросла и величина производственного капитала на одного рабочего, примерно на 80 % всего за три десятилетия[190]. Кроме того, улучшилось качество трудовых ресурсов: средний рабочий стал более здоровым, образованным и лучше обученным, а изобретательность и освоение новых методов производства обеспечивали стремительное накопление интеллектуального капитала. Результатом стремления к росту производительности был экономический рост – очень устойчивый при общей хаотичности, – который вызвал рост реального дохода на душу населения. С конца 60-х и до начала 90-х годов реальный ВНП на душу населения рос в среднем более чем на 2 % в год[191].

Экономический рост был и причиной, и отчасти следствием постоянных сдвигов в относительной значимости отраслей, секторов и регионов. Он питал урбанизацию и, в свою очередь, подпитывался ею. В 1870 г. только 26 % американцев проживали в городах и поселках городского типа с населением более 2500 человек; к 1890 г. их стало 35 %. За эти два десятилетия число городов с населением более 100 000 увеличилось вдвое – с 14 до 28. Шло перераспределение трудовых ресурсов между секторами. Занятость в сельском хозяйстве росла медленно, а в строительстве, торговле и на транспорте – с ошеломительной скоростью. Численность работающих на предприятиях обрабатывающей промышленности держалась на уровне 19 % от общего числа занятых, но благодаря быстрому росту производительности объем производства промышленной продукции вырос с 33 % всего объема товарного производства в 1869 г. до 53 % в 1894 г.[192] Мало кто остался незатронутым процессами урбанизации и индустриализации страны. В таких динамичных условиях освоение новых стилей жизни и новых видов производства было дорогой к богатству, а для менее удачливых – магистральным путем к выживанию.

В эту эпоху появилось множество гигантских корпораций и возникла «проблема трестов» как главный вопрос экономической политики. Первыми гигантскими предприятиями были межрегиональные железные дороги, вышедшие на американскую сцену в середине столетия. После Гражданской войны завершилось строительство нескольких трансконтинентальных железных дорог, и все они, кроме «Великой северной», бесплатно получили государственную землю. С 1871 г., после скандалов, связанных с государственным субсидированием этих предприятий, конгресс перестал раздавать землю железнодорожным компаниям, но атмосфера еще несколько десятилетий пахла гнилью – коррупцией и особыми, незаконными привилегиями за счет общества в целом. После 1870-х годов на первый план выдвинулись гигантские промышленные корпорации, в том числе и такие известные по сей день, как Standard Oil, Bethlehem Steel, American Tobacco и Armour. Те, кто привык иметь дело с мелкими местными фирмами, с трудом привыкали к экономике, в которой значительная часть бизнеса оказалась в руках таких корпоративных монстров[193].

Большие корпорации, известные современникам как «тресты», хотя в строго юридическом смысле трестами были лишь немногие из них, породили призрак рыночной монополии. Американское общественное мнение и правовые традиции издавна были враждебны монополиям. С точки зрения общего права сговоры о торговых ограничениях всегда были незаконны[194]. Но редко когда гигантская корпорация оказывалась единственным поставщиком определенных товаров или услуг. Чаще монополистом объявляли агрессивно новаторскую фирму, которая поставляла более совершенную и качественную продукцию, снижала себестоимость производства и цены, в результате увеличивая свою долю на рынке. Неудачливые конкуренты жаловались, что «монополисты» загоняют их в угол[195]. Потребители протестовали против действительной или воображаемой ценовой дискриминации. Особую ярость у грузоотправителей Среднего Запада вызывали дифференцированные тарифы железных дорог. Зачастую критику в адрес мнимого монополизма большой корпорации можно было отразить, продемонстрировав, что фирма производит более качественную продукцию или услуги, в растущем объеме и по все более низким ценам.

189

Andrew Carnegie, Triumphant Democracy: Sixty Years’ March of the Republic, rev. ed. (New York: Charles Scribner‘s Sons, 1893), p. 494; Henry George, Progress and Poverty (New York: Modern Library, n.d.), p. 7. [См.: Джордж Г. Прогресс и бедность. СПб., 1906.]

190

Simon Kuznets, Capital in the American Economy, Its Formation and Financing (Princeton, N.J.: Princeton University Press, 1961), p. 64; Stanley Lebergott, „Labor Force and Employment, 1800–1960,“ in National Bureau of Economic Research, Conference on Research in Income and Wealth, Output, Employment, and Productivity in the United States after 1800 (New York: Columbia University Press, 1966), p. 118.





191

Robert E. Gallman, „Gross National Product in the United States, 1834–1909,“ in National Bureau of Economic Research, Output, Employment, and Productivity, p. 30; Robert Higgs, The Transformation of the American Economy, 1865–1914: An Essay in Interpretation (New York: Wiley, 1971), pp. 18–47.

192

Lebergott, „Labor Force and Employment,“ p. 119; Higgs, The Transformation, pp. 47–49, 58–67; idem, „Urbanization and Invention in the Process of Economic Growth: Simultaneous-Equations Estimates for the United States, 1880–1920,“ Research in Population Economics 2 (1980): 3—20; Robert Gallman, „Commodity Output, 1839–1899,“ in National Bureau of Economic Research, Conference on Research in Income and Wealth, Trends in the American Economy in the Nineteenth Century (Princeton, N.J.: Princeton University Press, 1960), p. 26.

193

Лучшую работу о гигантских корпорациях см.: Alfred D. Chandler, The Visible Hand: The Managerial Revolution in American Business (Cambridge, Mass.: Belknap Press, 1977). О политической остроте «вопроса о трестах» в 1880-х годах см.: William Letwin, Law and Economic Policy in America: The Evolution of the Sherman Antitrust Act (Chicago: University of Chicago Press, 1965), pp. 58–59, 69–70.

194

Общее право не было одинаково враждебно ко всем аспектам монополии. Подробнее об этом см.: Letwin, Law and Economic Policy, pp. 77–85.

195

Thomas K. McCraw, „Rethinking the Trust Question,“ in Regulation in Perspective: Historical Essays, ed. Thomas K. McCraw (Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1981), pp. 1—55.