Десантники

Я не думаю, что нас морили голодом сознательно, но сам факт такого скотского отношения к людям забыть не могу. И когда кто-то начинал жаловаться, то сержанты из «постоянного состава» орали на нас: «Хохлы – суки! Скулите, падлы?! При немцах вам лучше жилось?! Закройте ваше поганое хохлацкое хайло!» Началась волна самоубийств, только в нашей роте человек пять повесились, или покончили с жизнью, вскрыв себе вены на руках. Нас там просто «довели до ручки». Что меня там спасло. Когда я уходил в армию, сестра мне отдала карманные часы своего мужа. Я эти часы продал гражданским в ЗАПе за две тысячи рублей. Каждый вечер у колючей проволоки, окружавшей запасной полк, собирались местные торговки, которые приносили оладьи из картошки с отрубями и продавали их красноармейцам по десять рублей за штуку. И я два – три раза в неделю покупал по десять оладушек, и только этим себя спас, а иначе бы загнулся. В этом «концлагере» мы пробыли два месяца, пока нас из Бийска не перебросили в Красноярск, где при запасной дивизии шла формировка новых полков.

Когда мы туда прибыли, то нас встретил старшина. Он посмотрел на нас, «законченных доходяг», и у него, видно, что человека бывалого, от удивления лицо перекосило. Он зычно произнес: «До столовой, строем… Отставить строем! Разрешаю идти кто как сможет, и можете держать друг друга за руки». В красноярской запасной дивизии была уже совсем другая жизнь, иная атмосфера. Здесь кормили почти сносно, началась нормальная боевая подготовка, и мы потихоньку ожили и снова хоть в малой степени почувствовали себя людьми, а не забитым голодным быдлом. Месяца через три стали приезжать «покупатели» и забирать к себе людей из ЗАПа. Первыми прибыли танкисты и артиллеристы и всех, кто выглядел здоровым, забрали к себе. Потом еще приезжали разные «купцы», разбирали людей, и в итоге нас осталось совсем немного. Прошла еще пара недель, и в июне 1944 года из остатков отобрали всех 1924–1926 года рождения, а таких оказалось человек сто, и отправили всю эту группу в ВДВ в город Киржач.

В какую воздушно-десантную бригаду Вы попали?

В 25-ю бригаду. По прибытии в часть первым делом нас спрашивали: «Какое образование?» И когда я ответил, что имею семь классов образования, то меня сразу, как грамотного, отправили в саперный взвод при штабе бригады.

Во взводе почти все ребята были из Сибири, имели по четыре класса образования, и я со своим семиклассным обучением считался там почти «профессором».

Сибиряки были все ростом под метр восемьдесят и выше, а я в яме так и не успел вырасти, и имел тогда рост всего метр пятьдесят восемь, был самым маленьким во взводе.

В нашем взводе оказались отличные молодые ребята, особенно мне запомнились мои близкие товарищи: Труш, Ячменев, Шипицин, Сиянко, Захаров.

В боях Сиянко погиб, Ячменев был тяжело ранен, а он был самым смелым из нас.

Через несколько дней после прибытия в бригаду нам представили нашего командира взвода.

Это был лейтенант Алексей Хворов, бывший инженер. Он оказался хорошим человеком и заслужил уважение у личного состава взвода.

А затем началась специальная и десантная подготовка. Прыгали много. До отправки на фронт мы успели сделать по тридцать прыжков, несколько раз было, что в один день мы делали по два прыжка. Первые прыжки делали с аэростата, с инструктором, с высоты пятьсот метров, а потом десантировались с «дугласов». Самым неприятным делом для нас являлись ночные прыжки.

Вообще, при каждом учебном прыжке на бригаду было по два-три погибших, и этот факт заставлял нас серьезно относиться к очередному прыжку. Были отказчики, которых сразу списывали в пехоту, отправляли на фронт. Кормили нас усиленным пайком, мы получали порции масла и сахара.

Саперный взвод изучил все основные виды немецких и наших мин, основы минирования и разминирования, и к диверсионной работе во вражеском тылу мы были готовы.

Вооружили нас автоматами ППС и ППШ, а в каждый учебный прыжок, помимо основного снаряжения, мы брали с собой картонный «кирпич», обмазанный смолой, – коробка с одной тысячей патронов к автомату. Среди нас не было бывших фронтовиков, и поэтому никто нам не мог толком объяснить, что на самом деле ожидает нас в немецком тылу или на передовой.

Отрабатывали «захват населенного пункта в немецком тылу». Нас десантировали группами примерно с пятнадцати самолетов, и сразу после приземления мы атаковали «опорный пункт противника». Не помню, чтобы на учениях было одномоментное десантирование всей бригады.

Мы носили при себе финки – стропорезы, но, например, не знали рукопашного боя.

В один из дней наш взвод сидел на поляне, где мы знакомились с устройством десантного мягкого грузового мешка. Хворов в тот день отсутствовал, и я вместо него вел занятия, читал ребятам вслух текст инструкции к этому десантному мешку. Вдруг появляется большая группа старших офицеров, впереди два генерала из штаба ВДВ. Подошли к нам, взвод встал по стойке смирно, и я доложил, что отдельный саперный взвод находится на занятиях. Генералы по очереди стали задавать мне вопросы, я на все ответил четко и правильно, и тогда один из генералов сказал комбригу «Дать этому бойцу звание старшего сержанта». И меня сразу назначили на должность помощника командира взвода, но по званию я оставался ефрейтором.

Вы сказали, что в 25-й бригаде не было десантников с предыдущим боевым опытом действий в немецком тылу. Но, по крайней мере, опыт других бригад, когда-то уже десантированных к немцам в тыл, как-то обсуждался среди бойцов или на занятиях?

Не помню такого. Ходили слухи и разговоры, что летчики осенью 1943 года по своей трусости или по ошибке сбросили две бригады в Днепр, и весь десант потонул.

Поэтому летчиков ненавидели, и любой десантник считал за правое дело набить морду каждому встреченному в «тихом и темном углу» авиатору.

Поздней осенью 1944 года пошли слухи, что нас готовят в десант «на Венгрию», и, когда нас отправили эшелонами к фронту, вместе с парашютами и со всем специальным снаряжением, мы были уверены, что скоро пойдем в десант, а через несколько дней из нас сделали обычную пехоту.

На фронт мы приехали уже не десантниками 25-й ВДБр, а обычными пехотинцами.

Следующий вопрос сформулируем так: «Бои в Венгрии».

У меня в памяти события в Венгрии особо не сохранились. Прибыли под Будапешт, когда Пешт был у наших, а Буда в немецких руках, и стали готовиться к уличным боям.

Саперный взвод разместился в богатом поместье, хозяин которого сбежал с немцами, и здесь мы впервые увидели, как живут европейцы. Мы разгрузили свое саперное имущество, мины, ящики с толом, и стали обследовать это поместье. Когда обнаружили большой винный подвал, то нам стало вообще «…и жить хорошо, и жизнь хороша»…

Но вместо Будапешта нас бросили в район города Папа, потом были бои на реке Раба и стычки с немцами в районе города Шервар, в которых саперный взвод был мало задействован.

Запомнилось, как венгры стали массово сдаваться в плен, шли к нам под белым флагом в батальонных колоннах, а потом их без оружия отпускали по домам. Мы дразнили венгров: «Эй, немцы», а они в ответ кричали: «Нет! Мы мадьяры!».

Я прочитал один из Ваших наградных листов. Во время взятия Вены Вы лично спасли от взрыва один из мостов Дунайского канала. Как все произошло?

Это было, кажется, 8 апреля. Саперный взвод находился при штабе полка, и командир приказал устроить ему НП на самом высоком месте. Нашли точку в районе мужского монастыря, откуда открывался прекрасный обзор, но тут прилетела американская авиация, около ста самолетов, и стала бомбить дунайский берег прямо перед НП. Все заволокло дымом и нам приказали найти новый НП. Спустились вниз, видим мост через канал. Взводный приказал проверить, заминирован ли мост. Послал к мосту меня и Труша, но пройти к реке в полный рост мы не имели возможности, по нам с разных мест вели огонь снайпера. Пришлось где ползком, где перебежками, прижимаясь к стенам домов, по переулкам добираться до моста. Но все оказалось непросто, снайпера устроили за нами охоту, и я до сих пор не пойму, как нас не убили еще на подходе к мосту. Мы залегли в разрушенной пулеметной точке, в которую было прямое попадание, лежали среди кусков мяса, среди разорванных тел, и прямо передо мной в крови лежали карманные часы кого-то из убитых пулеметчиков. Решили сделать еще один бросок вперед, но опять – огонь по нам, и мы вдоль опорной стенки канала поползли прямо к мосту.