Десантники

Там, возле моста, увидели двух бойцов с ПТР, которые лежали прямо на дороге, скрываясь за баррикадой. С нашей стороны въезд на мост закрыт баррикадой из шпал и кусков рельсов, баррикада метра два высотой, а сам мост длинной метров восемьдесят – сто. Я на мост посмотрел, не видно никаких поверхностных повреждений, значит, скорее всего, немцы мины здесь не закладывали.

На противоположной стороне появился немецкий танк, «Тигр», и пошел по мосту к нашему берегу. Я говорю пэтээровцам: «Ну что же вы не стреляете, так вашу!» – «Мы «тигр» не возьмем!», а танк в это время стал разворачиваться на мосту. «Ну врежьте по нему, вот же, он борт подставил!» – «А у нас всего один патрон!». А танк вернулся по мосту на свою сторону, съехал вправо, и, видно, танкисты нас заметили. Снаряд разорвался прямо над нами, осколки кирпичей полетели на наши головы. Мы, не дожидаясь второго снаряда, стали отползать с этого места, и через метров десять я наткнулся на люк на мостовой, знаете, такими прикрывают канализационные колодцы. Люк сдвинули, и вниз по скобам, метра три. Спустились, вроде все четверо целые, находимся в почти круглой бетонной трубе, а перед нами виден весь низ моста. Я прошел по трубе вперед, и увидел, что к мосту подвешены ящики со взрывчаткой, и от них под мостом на ту сторону идет «пучок» толстых проводов, все подготовлено к взрыву. Мы вышли из трубы, меня ребята подсадили, я добрался до проводов и основной провод перерезал финкой. Провод не был натянут крепко и с шумом упал в воду. И тут нас заметили и по нам открыли огонь из пулеметов, мы сразу назад, в трубу, и пока огонь прекратился, прошло полчаса. Когда стихло, я вернулся к Хворову и доложил, что мост спасен от взрыва. К мосту подошли наши танки, тросами, под огневым прикрытием, растащили баррикаду, и пошли на ту сторону.

Вот, в принципе, и вся история с этим мостом через Дунайский канал в Вене.

После взятия Вены где воевал Ваш полк?

В Австрийских Альпах. Там со мной один эпизод произошел, о котором стоит рассказать, поскольку он подходит под определение «чудом выжил».

Там шел жестокий бой за горную деревню, которая называлась Гитлердорф, мы еще думали, что это родина Гитлера, если австрийцы так деревню назвали. Три раза наш 1-й батальон ходил в атаку на эту деревню, и все три раза неудачно. Атаковать надо было с горы вниз, до моста через горную реку, и снова по склону, уже вверх, к деревне, и немцы сверху, просто, видя всю местность как на ладони, косили из пулеметов атакующих десантников.

Артиллерию и танки туда подтянуть не могли, горный рельеф не позволял пройти технике. Комбат затребовал к себе саперов, утверждая, что мост через реку заминирован, и комполка Кащук приказал Хворову прибыть в 1-й батальон. Взводный взял с собой пять человек.

Прибыли с лейтенантом к мосту в 1-ую роту, а ротный Хворову говорит: «Я уже больше половины бойцов здесь потерял». Стало темнеть.

С мостом мы разобрались, я спрашиваю Хворова: «Что дальше?» – «Пошли в штаб батальона». А штаб находился на горе, напротив этого Гитлердорфа, в каменном крепком доме.

Там, в штабе, было всего человек пять-семь, радистка, писарь, комбат с ординарцем, и еще кто-то из офицеров. Комбат нам говорит: «Ложитесь спать спокойно. У нас тут не дом, а настоящая крепость». И действительно, перед домом выложена стена из камней. Но комбат все же приказал прислать еще человек пять бойцов из одной роты, на всякий случай, чтобы хватило людей для обороны штаба, если ночью немцы нас обойдут по горам. Предчувствовал нехорошее.

Ночью слева от дома послышались шаги, слышно, что к нам группа идет, а не одиночка, мы вскочили на ноги, и тут поднялась стрельба. А в ответ на стрельбу нам орут на русском языке: «Сволочи, вы что сдурели! По своим стреляете! Мать вашу!»

Комбат приказал: «Прекратить стрельбу!» Мы стали ждать, пока группа из темноты приблизится к дому, и тут в нас с близкого расстояния полетели гранаты.

Это были власовцы вместе с немцами, и на русскую речь власовцев мы так дешево купились. Завязался бой, отстреливаемся, но нас моментально окружили с трех сторон.

Я оглянулся, а кроме меня и Хворова никого из наших уже рядом нет. Хворов кричит: «Отходим! Нас двое осталось!» – «Уходи первый! Я диск добью и за тобой!»…

Отстрелял последний диск и побежал в темноте от дома, широкими прыжками.

А там обрыв был, который в этой темноте нельзя было заметить, он был скрыт густыми верхушками деревьев. На мое счастье я «широко» бежал и не рухнул камнем с обрыва, а как бы прыгнул с разбега в пропасть, но попал на верхушки деревьев, на макушки елей, а потом на ветви, которые пружинили и затормозили падение, а там метров десять с лишним лететь было вниз. Упал. Вроде ничего не сломано, кости целы, могу встать на ноги.

Слышу голос взводного: «Яша! Помоги!», – а это лейтенант Хворов, живой, только ноги переломаны – поранены. А несколько из наших, которые убегая от немцев, обрыва не заметили, так и упали камнем вниз, разбились насмерть на скалах, и их тела лежали возле Хворова.

Я взводного перевязал и потащил на себе до перевала, на гору перед нами, а потом еще надо было вниз с ним как-то спуститься. Донес его до своих, Хворова отправили в санбат, а мне говорят: «Яша, беги в штаб полка! Предупреди! Они же штаб разгромить могут!»

Я к штабу, рассказал, что и как, все, кто был при штабе, тихо заняли круговую оборону, но до рассвета нас никто не атаковал. На второй день собрали всех, кто может держать оружие, включая ездовых и писарей, и мы пошли в атаку, отбивать гору, где был штаб батальона.

Но боя не случилось, так как немцы с власовцами уже оттуда сами ушли.

Вы по документам награждены двумя орденами Славы 3-й степени, а на всех фотографиях только с одним орденом. Можно поинтересоваться, почему?

С войны я вернулся только с одним орденом Славы.

Прошло после войны несколько лет, и вдруг меня вызывают в военкомат. Прихожу, принял меня офицер, который заявил: «Тут тебе еще один орден Славы 3-й степени пришел. Но что-то странно, за один месяц и два ордена?… Вроде, за одно и тоже дали. Мы думаем, что это какая-то ошибка. Да и зачем он тебе? Одного хватит». Я ответил ему: «Ну, и Бог с ним», вышел и думаю: «А может, и действительно так».

Хотя знал, что меня дважды представляли к наградам, один раз на Славу, а второй раз на Боевое Красное Знамя. Но не хотелось мне тогда высовываться и разбираться с начальством, как раз в разгаре была «Борьба с космополитами», и так на каждом шагу пьяные нам орали: «Пархатые жиды!». И у меня просто не было сил на всякую бумажную волокиту с наградным отделом.

По Вашей личной оценке, какие потери понес 348-й гвардейский стрелковый полк за два месяца боев в Венгрии и в Австрии?

Процентов 70 от первоначального состава было убито и ранено, выбыло из строя.

В нашем взводе из двадцати шести человек в строю на 9 мая оставалось двенадцать человек, но нам еще после объявления о капитуляции немцев пришлось несколько дней принимать участие в стычках с засевшими в горах эсэсовцами, и снова у нас были потери.

Вас ранило уже после официального окончания войны?

Да. Десятого мая. В альпийских горах при прочесывании наткнулись на группу немцев, завязался бой. Сверху нас забрасывали гранатами, и мне осколок попал в правую руку. Перебинтовали, я думал, что ничего серьезного, но пока я с этих гор спустился и пока ждали транспорт для эвакуации раненых, немало времени прошло. Когда меня привезли в госпиталь в Сегед, уже началась гангрена, и меня сразу положили на операционный стол и ампутировали правую руку. В госпиталях я пролежал до сентября 1945 года, а потом меня комиссовали из армии как инвалида войны.

Как на передовой снабжали десантников?

Например, мы за два месяца боев ни разу не видели своей полевой кухни и питались тем, что находили в брошенных домах. Благо, народ там жил зажиточно, и в погребах можно было много чего съестного найти и набрать, начиная от копченых колбас и шпика, заканчивая банками, где мед был перемешан с маслом. Сто грамм «наркомовских» мы от своих снабженцев никогда не получали, но, кто хотел выпить, мог легко «сообразить» местного вина.