Неподходящие

Эрин выпрямилась и присела, притянув к себе ноги, рядом с которыми после упала сумка (черная, лакированная, с посеребренной розочкой в самом центре и действительно дорогая ей, очень). Каспбрак посмотрел на Ричи, потом — на Билла, а дальше встал и просто прошел в кабинет истории, который все это время (боже, какой же он, на самом деле, неприметный) был тут. Билл стоял на месте, смотря на дверь главного входа: наверно потому, что больше некуда было. Ричи отошел от него. Эрин спрятала лицо под распущенными волосами и почесала рукой нос: в этот момент Тозиер перехватил ее, взяв в свою. Аккуратно, поглаживая указательным пальцем костяшки. Он прекратил это только тогда, когда Эрин подняла голову.

Чтобы после опустить ее вновь и, выпутав свою руку из руки Ричи, обнять ей вместе с другой колени. Балабол скривил губы, не теряя оптимистичный настрой в силу постоянного упорства. Он протянул руку назад, еще в нетерпении потряхивая ей. Билл с любопытством, таки пробившемся на его каменном лице, наблюдал за всей ситуацией. Тозиер прошипел сквозь зубы:

— Пошли, черт побери.

Но Эрин только хмыкнула, что подразумевало под собой все. Мычанию Ричи, осторожно пробившему неприятную тишину, она старалась не придавать значения. Тозиер развернулся, не бросая на Дример последний взгляд и ушел в кабинет истории, в котором скрылся Каспбрак. Ричи громко хлопнул дверью. Или это была вредность, вызванная погаснувшей надеждой на возвращение былой неудачницы? Билл тоже не получил никакого ответа, хотя, он и не задавал никакого вопроса. Когда он ушел следом (наверно, там у них какое-то собрание или факультатив), в голове Дример, как прощание, горланил ее же писклявым голосом стишок, сочиненный за каких-то секунд пять перед уходом Ричи.

«Послушай, неудачник

Да, именно ты

Давай так

На раз-два-три

Я отпускаю,

Ты уходи.»

В пустом коридоре Эрин поднялась на ноги, искренне радуясь тому, что никто из неудачников не умеет читать мысли. Из нее вышел отвратительный поэт. И не только он.

Под ногами уже шелестели листья, а не гладкий линолеум — яркие-яркие, такие, какие она хотела увидеть с самого утра. В кедах запутался один красный листочек. Года два назад Дример бы шарахнулась, испугавшись, что он облит кровью, но сейчас у нее не было таких страшных ассоциаций. Порой ей казалось, что в ней уже нет ничего, но она не зацикливалась на этой мысли. Наверняка, она вызвана простым подростковым созреванием. И когда это Дример успела так повзрослеть?

Каменные ступеньки, разделяющие с небольшим пригорком футбольный стадион и младший кампус школы, стали для нее новым местом для отшельничества. Тот коридор стал слишком людным. А это место было тихим — пусть даже слишком подозрительным и редко посещаемым, непонятно почему — и поэтому Дример остаток дня сидела здесь. На стянутой куртке, расположенной на холодных камнях, выложенных ромбиками, она просидела весь обед и почти два урока. Рука уже дрожала всякий раз, когда Эрин тревожила ее и смотрела на часы. Можно было подумать, что она ждет какого-нибудь определенного урока или окончания занятий, как примерная ученица, что не может сбежать просто так. Нет. Она просто буквально считала минуты до того, как стрелки перейдут на четыре дня. В это время должна будет подъехать машина матери, на которой она отвезет ее самолично домой, а потом заберет отца и вместе они уедут на ужин с какими-то очередными друзьями, оставив дочь дома. В глухом доме с запертыми стенами. И Эрин почему-то боялась совсем не этого.

На ее плечи упали чьи-то руки. Эрин услышала шаги незнакомца еще задолго до этого. Со скучающим видом она обернулась, чтобы узнать, кто это.

— Ты как? — очередной формальной вопрос задался ими одновременно, от чего стал еще более смешным. Стэнли хихикнул, а Эрин только хмыкнула после этого. Урис приземлился рядом, нагло дергая куртку девушки к себе, не желая умещать свою упитанную задницу на холодном камне.

— Ох, — выдохнул он и глянул на кудрявую прядку, вылезшую из-под бинтовой повязки перед его глазами. Он дунул на нее, от чего та покачалась, но, ожидаемо, никуда не делась. С совсем не расстроенным видом он посмотрел на девушку, любезно напоминая. — Дамы вперед.

Эрин закатила глаза, помянув недобрым словом эту чертову еврейскую галантность. Стэнли глядел на нее с ожиданием, граничившим с покорностью: полным безразличием ко всему, чего бы Дример сейчас не делала. Она придвинулась и погладила лоб парня своей ладонью. Голова Стэна была вся перемотана бинтами так, как обычно заматывали хрупкие вещи в пупырчатую пленку.

— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовалась Эрин и тут же отдернула, вскинув рукой. — Я в полном порядке, не надо спрашивать. Заебали эти вопросы, если честно.

— А кто еще спрашивал? Кто-то из неудачников? — очевидно вынес Стэн. Он попытался убрать мешающуюся прядь рукой, но через несколько секунд прекратил это дело, когда Дример взялась за него сама. Она убрала эти и остальные мешающиеся волосы под повязку, после чего опустила на лоб еврея громкий чмок. Стэнли усмехался, глядя в ее повеселевшие глаза. — Дай угадаю, это была Беверли? Конечно она. Мы с Биллом уже начинаем ревновать.

— Билл хорошо разбирается в людях. Я уверена, что у него нет причин не доверять Беверли, — заявила Эрин с небывалой серьезностью. Настрой в разговоре так резко изменился, что Стэнли даже показалось, что воздух стал более холодным. Он и раньше был не теплым, но сейчас его пробрало даже на мурашки.

Это было очень странным, учитывая, что Эрин не говорила ни о чем страшном. Она поскребла ногами листья, как граблями. Стэнли даже не подозревал, что сейчас она думала о том, чтобы снять кеды и зарыться босыми стопами в яркие цветные листья. Будто это бы что-то ей дало. Мысли Дример иногда трудно поддавались пониманию даже с ее стороны.

— Билл хороший человек, как и все остальные.

— И ты, конечно, не вернешься к этим хорошим людям? — спросил Стэнли с большим сарказмом и долей осуждения. — Ричи рассказал мне, что случилось сегодня перед обедом в коридоре. Ты ушла. Опять.

— Снова, Стэнли, — поправила Эрин. Стэн сомкнул губы так плотно, что они превратились в тонкую бескровную линию. Русоволосая откинулась на руки, вытянула ноги, каким-то чудом удерживая равновесие на каменной ступеньке. Она смотрела на небо, будто ее собеседник был там, а не здесь. — Так лучше. Отношения, те, какими они были прежде, уже не вернуть. А даже если бы я вернулась, то все равно все закончилось бы очень скоро и, может, еще более плачевно. Скоро пойдут экзамены, а потом выпускной — осталось ждать всего каких-то два года, после которых все разлетятся по стране, как перелетные птицы. Будешь сидеть в этом проклятом Дерри и мечтать о том, чтобы попутный ветер вернул их назад.

Вопреки основному посылу этого высказывания, Стэнли очень понравилось его красноречие: в особенности сравнения с перелетными птицами, потому что он, черт возьми, любил птиц и Эрин это знала. Она умела пользоваться некоторыми вещами очень мастерски, чтобы в нужный момент вызвать правильную реакцию. Стэн не смел ничего возразить, еще и зная, что с Дример спорить невозможно.

— Не буду с тобой спорить, — прямо он об этом сказал, хотя на лице все и так было написано. Улыбка Эрин, адресованная ему, не вызвала в парне теплых эмоций, какие появлялись каждый раз. Он неожиданно спросил. — А что ты сделала с теми таблетками Вика? Они все еще с тобой?

Вязкий комок небольших размеров, белый и слипшийся, уже было сложно назвать таблетками, но вообще Урис был прав. Эрин решила сократить свой ответ до минимума, но в итоге вообще ничего не сказала, только кивнув.

— Они тебе нужны? — Стэн тоже не отличался многословностью и лишь покачал головой. Дальше Эрин произнесла слова, которые никак не сочетались с ее светлым видом — от этого они были еще более жуткими. — Хочешь умереть вместе от колес, Урис? Это было бы очень романтично. Мы с тобой — словно Ромео и Джульетта этого поколения!