Страница 6 из 10
«Будет ли когда-нибудь общество принимать больных ДЦП как своих полноправных членов? <…> Ответ на наш вопрос был дан. Оказалось, что американцы знают, беспокоятся и принимают, раз они прислали для больных детей своей страны шестьдесят восемь миллионов открыток. <…> Нам нужно было пять миллионов долларов. Эти деньги давали возможность. проводить исследования в поисках более совершенных методов лечения и предупреждения заболевания ДЦП, расширить диагностические возможности, лечить и обучать больных детей; готовить столь необходимых специалистов – и всё это в большом объеме. Финансовый успех дает надежду девяноста шести из ста детей с ДЦП получить ту помощь, которой они лишены сейчас. И надежду тем детям, которые каждые пятьдесят три минуты рождаются в нашей стране»[20].
После того как были написаны эти строки, понадобилось еще три десятка лет, чтобы в различных городах и штатах Америки эти мечты и планы стали повседневной действительностью. В развитых европейских странах, насколько мне известно, решение социальных проблем ДЦП протекало в сходных хронологических рамках.
Если в демократических странах федеральные и государственные решения «вызревали» на инициативе частных лиц, то в бывшем СССР такая инициатива не играла никакой существенной роли, а иногда и приводила к репрессивным мерам. После развала Советского Союза положение с правами детей-инвалидов оставалось на той стадии, которую М. Киллили наблюдала в Америке начала 40-х годов. В последние годы инициативы многочисленных общественных организаций и объединений, посвятивших себя заботе об инвалидах, стали приносить несомненные положительные результаты. Немалую роль играет здесь и добровольная помощь со стороны стран и частных лиц, давно прошедших предстоящий нам участок пути.
И наконец, третье направление «атак» на интересующие нас проблемы – деятельность всемирных организаций. Документы, принимаемые ООН, ЮНЕСКО и ЮНИСЕФ, должны учитывать огромное количество культурных, политических и экономических различий между странами – участницами этих организаций. Поэтому действие принимаемых деклараций, конвенций и резолюций крайне растянуто во времени. Так, Декларация прав ребенка принята в 1959 году, через 11 лет после Всеобщей декларации прав человека. Мировому сообществу понадобилось еще 30 лет, чтобы принять Конвенцию о правах ребенка (1989), в которой, в частности, провозглашается:
«Государства-участники признают, что неполноценный в умственном или физическом отношении ребенок должен вести полноценную и достойную жизнь в условиях, которые обеспечивают его достоинство, способствуют его уверенности в себе и облегчают его активное участие в жизни общества» (ст. 23, п. 1). «Государства-участники способствуют в духе международного сотрудничества обмену соответствующей информацией в области профилактического здравоохранения и медицинского, психологического и функционального лечения неполноценных детей, включая распространение информации о методах реабилитации, общеобразовательной и профессиональной подготовки, а также доступ к этой информации с тем, чтобы позволить государствам-участникам улучшить свои возможности и знания и расширить свой опыт в этой области. В этой связи особое внимание должно уделяться потребностям развивающихся стран» (ст. 23, п. 4).
«Государства-участники признают право ребенка на пользование наиболее совершенными услугами системы здравоохранения и средствами лечения болезней и восстановления здоровья. Государства-участники стремятся обеспечить, чтобы ни один ребенок не был лишен своего права на доступ к подобным услугам системы здравоохранения» (ст. 24, п. 1).
Я представляю, как читатель скептически покачивает головой, оценивая эти «благие помыслы». Но он неправ, мой читатель: медленно, но неуклонно положения таких глобальных документов пробивают себе дорогу в реальную жизнь.
Приведу примеры из «соседней» области.
В 1993 году Международный детский фонд ООН (ЮНИСЕФ) основал Международный день детского эфира. Ежегодно в этот день (второе воскресенье декабря) средствам массовой информации предлагалось предоставлять эфир детям. Связавшись с представителями ЮНИСЕФ, автор этой книги стал получать достаточно материалов, чтобы в течение нескольких лет выпускать на городском телевидении специальную телепередачу, посвященную детским правам.
В эти же годы Международная ассоциация анимационного кино при поддержке ЮНИСЕФ осуществила крупный проект: дети из 17 стран создали анимационные фильмы о том, как они представляют собственные права. Сборник этих мультфильмов (мои ученики представляли в нем Украину) был растиражирован на видеокассетах и показан телестудиями многих стран мира. В одном только азиатском регионе его посмотрели 11 миллионов человек!
Все эти события имели своим источником два абзаца из Конвенции о правах ребенка:
«Государства-участники обеспечивают ребенку, способному сформулировать свои собственные взгляды, право свободно выражать эти взгляды по всем вопросам, затрагивающим ребенка, причем взглядам ребенка уделяется должное внимание в соответствии с возрастом и зрелостью ребенка» (ст. 12, п. 1).
«Ребенок имеет право свободно выражать свое мнение; это право включает свободу искать, получать и передавать информацию и идеи любого рода, независимо от границ, в устной, письменной или печатной форме, в форме произведений искусства или с помощью других средств по выбору ребенка» (ст. 13, п. 1).
Сейчас, когда я пишу эти строки, на моем столе лежат книги и статьи по проблемам ДЦП шведского, немецких и американских авторов, изданию которых наверняка способствовала Конвенция о правах ребенка.
Декларация о правах инвалидов была провозглашена в декабре 1975 года. Ей предшествовала Декларация о правах умственно отсталых лиц (декабрь 1971), положения которой, конечно, распространяются и на детей с церебральным параличом. И в том и в другом документе утверждаются права на человеческое достоинство и на удовлетворительную жизнь, как можно более нормальную и полнокровную.
Здесь я не удержусь, чтобы не привести отрывки из небольшой книжки «Искусство и творчество людей с особенностями в умственном развитии» (пер. с нем.; Минск, 1999), многие положения которой непосредственно совпадают с задачами нашей книги:
• «Из-за своей умственной ограниченности люди не должны быть изолированы от мира искусства. Посещение театров, музеев, концертов, собственно творческая деятельность в любом виде должны быть им доступны. Ошибочно считать, что в сфере искусства они будут только берущими. Выражая свои ощущения, потребности, желания и фантазии, они открывают нам новый способ видения, акцентируют внимание на аспектах мира, которые без их помощи, возможно, остались бы скрытыми для нас» (с. 3);
• «Искусство происходит из более глубокого духовного уровня, чем интеллект и языковое выражение. Оно следует особенному, собственно художественному мышлению, которое более архаично, чем интеллект, и которое в произведениях умственно ограниченных людей отражается непосредственно и ярко. Подобное можно увидеть и в детских рисунках, в памятниках древних культур, в произведениях многочисленных современных художников…» (с. 5);
• «С некоторыми людьми общение вообще налаживается посредством произведений искусства, через те или иные краски, звуки, ритмические движения… Поэтому исследования терапевтов в области искусства и их занятия с умственно ограниченными людьми должны особенно приветствоваться. Но это ни в коем случае не должно привести к тому, чтобы каждый творческий акт представлялся терапевтически необходимым или намеренным» (с. 8);
• «Могут ли умственно ограниченные люди быть художниками? <…> Произведение становится “произведением искусства”, если оно определено как таковое. Это определение может исходить от художника или от других людей. Положительность или отрицательность такого определения чаще всего – проблема традиций и привычек восприятия, которые бытуют в обществе. Другими словами, это меры оценки, подлежащие изменению. Например, современное искусство привело к новым параметрам оценки и этим самым изменило отношение к работам умственно ограниченных людей. В нашем обществе искусство обладает некоторой рыночной стоимостью. <…> Эта стоимость определяется иногда отдельной личностью, например, владельцем художественного салона, или же целым комплексом условий (цена материала, технологическая сложность создания, уровень рекламы). В контексте нашей брошюры это означает необходимость создания условий для презентаций творческих работ умственно ограниченных людей. Общественности нужно указать на их произведения. Это важно, чтобы люди с умственными ограничениями имели равные шансы с людьми обычными для самовыражения, а также для устройства своей жизни. Им должен быть дан шанс превратить свое творчество из второстепенного занятия, каковым оно является для большинства людей, в главное дело жизни, как его понимают художники… Роль художника в нашем обществе – это роль, которая допускает своеобразие и делает возможным признание без каких-либо ограничений. Поэтому роль художника представляет для людей с особенностями в интеллектуальном развитии возможность выйти из установленных рамок “невменяемого и опекаемого”. <…> Творческие способности умственно ограниченных художников становятся общественно воспринимаемыми и делают этим самым его неполноценность относительной. Умственно ограниченный художник получает рецензию на свое произведение, его фото появляется в газетах, в выставочном каталоге, посетители рассматривают его творения, ищут объяснения и получают информацию, восхищаются, критикуют, обсуждают историю его жизни и его работы» (с. 10–11);
20
Киллили М. Указ. соч. С. 272–274.