Страница 17 из 24
–– У тебя все? – не выдержав, спросил царь.
–– Так точно, Петр Алексеевич,– поспешно засовывая последний лист, ответил секретарь.– Можна идти?
–– Подожди, Алексей Васильевич, – остановил его Петр.—Поговорим еще немного. Знаю, ты молчун, и сие останется между нами. У меня нету больше сил носить в себе такую новость.
–– Что за новость, Петр Алексеевич?
–– Новость такая, что даже не знаю, как сообщать о таком. – Петр надолго замолчал, сложив руки замком на животе. Он до последнего колебался говорить или не говорить ошеломившую его новость секретарю, от которого он не скрывал важнейших государственных тайн и личных секретов. Наконец решился. – Так вот, Алексей Васильевич, что я тебе скажу: единый законный наследник российского престолу исчез, как вор, как тать, растворился в Европе.
–– Да неужто возможно такое? – оторопел и сам многоопытный Макаров.
–– То-то и оно, что возможно, – со вздохом сказал Петр. – Я ума не приложу, как объявить сие Европе. Будущий государь сильнейшего государства сбежал от своего отца! Уму непостижимо! Выходит, или отец – слабак, или сын – дурак. И то и другое – позор для России. Думаю, надо сего зайца изловить, а потом уж посмотрим, что с ним делать далее. Причем сделать сие надобно незаметно, по-семейному, без всякой огласки. Знать об этом должно как можно меньше лиц. Что ты думаешь по сему случаю?
Макаров задумался, на лбу пролегла глубокая складка. Видимо, в его черепе вертелись десятки ответов, но важно было не прогадать. Алексей Васильевич своего тезку недолюбливал, но ведь ответ надо было давать отцу царевича, а кто может понять чувства отца?! И все же Макаров глубоко знал Петра и ответил, хоть и уклончиво, но достаточно ясно:
–– Мне представляется, что надобно установить тщательное наблюдение за всеми дорогами иностранными. Ежели пойдут расспросы из столиц, можно сказать, что сие дело семейное; мол, отец печется о безопасности сына, пытается уберечь его от европейских соблазнов, потому и хочет знать, где он обретается. Можно также говорить, что разыскивается некий самозванец, больно похожий на царевича. Мошенник наносит большой вред облику царевича и должон быть схвачен и доставлен в Россию.
Петр слушал очень внимательно. Макаров попал в точку.
–– Я примерно так и рассуждал, – заключил государь. – Будем использовать обе методы, как будет сподручнее при случае. Ступай, работы у тебя много. И помни, что я тебе сказал перед тем.
Глава восьмая. Прием резидентов
Когда секретарь ушел, послышались голоса в так называемой приемной. То спорили Веселовский и Григорий Долгорукий, кому первому идти к царю. Оба знали, что с утра настроение царя неустойчивое, может и побить, особенно, ежели узнает о какой-нибудь промашке в государственном деле. Тогда держись!
–Кто там шумит? – царь глазами послал Орлова узнать. Денщик мигом оборотился.
– Князь Григорий Долгорукий с докладом и Адам Веселовский из Вены по Вашему приказанию.
–– Почему шумят?
–– Спорят, кому первому идти.
–Давай сперва Длиннорукого,– последовала команда.
Орлов, невольно улыбаясь, так и доложил князю:
–-Григорий Федорович, вас государь отчего-то назвал длинноруким и зовет.
Долгорукий хмуро посмотрел на денщика, нервно передернул плечами и решительно направился в кабинет. Одет он был вельможно, по новейшей моде: в атласном камзоле, в парике с новомодными буклями и весьма коротком; в башмаках с золочеными пряжками.
Помня, что сказал денщик, Долгорукий доложил со значением: Резидент России в Польше и Голландии князь Григорий Федорович Долгорукий.
Петр, внимательно осмотрел своего резидента:
–– Князь, князь, знаю, что князь, и что Долгорукий, тоже мне ведомо. Почто вырядился, аки павлин? – недовольно кинул он, чувствуя тяжелое, мешавшее ему раздражение.
–– Согласно должности российского резидента. Как вы изволили требовать, –скромно ответил Долгорукий, вытянувшись и ощущая неприязнь царя.
–– Я изволил требовать, чтобы выглядели порядочно, но не выше государя, не выше возможностей России, – багровея, стукнул по столу Петр. Глухое раздражение стремительно вырвалось наружу. – Поставь нас рядом, так иноземец не поймет, где царь, а где его слуга. Я, что ли не мог жить при хоромах каменных?– царь даже привстал от негодования. Ты посмотри на мой сюртук. —Он жестом показал на стул, где висел его мундир. И вдруг его взгляд слегка округлился то ли от удивления, то ли от гнева. Глаз его заметил то, что ранее не замечал. Но Петр переломил себя и не стал отвлекаться.
Долгорукий отвечал смиренно, но с достоинством представителя одного из самых знатных дворянских родов российского государства.:
–– Я князь, ваше величество. Не новоиспеченный. Резидент России. Я не могу выглядеть нищим. Сие роняло бы нашу державу, а я стараюсь быть полезным своему отечеству.
–– Знаю, знаю, как вы стараетесь быть полезными, – со злой иронией ответил царь.– Заслуги Долгоруких я помню с тех пор, как твой дед Юрий в 76 годе самолично снял меня, дитя четырех лет, с трону и посадил туда Феодора. Зело хорошо помню. А сей Феодор токмо и знал, что писать псалмы. Оно дело хорошее, благочестивое, токмо не для царей. Долгоруковы мечтают по-прежнему по своей воле сажать на престол царей, а? Насколько бы теперь Россия была бы впереди, ежели матушка моя управляла бы державой до моего мужества? А вместо того – псалмы. Вот такие у вас, Долгоруких, заслуги перед отечеством.
–– Пути господни неисповедимы, ваше величество. Он распорядился, – оправдывался Долгорукий, нервно теребя в руках дорогую шляпу со страусиным пером.
–– Приемлю. Однако, советую тебе, Гриша, держать себя пониже, не кичиться княжеским званием и перья не распускать без причины. А то можна и не выйти из сего дома. Я нарочно снимаю подвал для таких гонористых, как ты, и взвод гвардейцев держу. Смотри у меня, Гришка, – царь истово погрозил пальцем. – Спрошу в коллегии, сколько в казну платишь. Кнут по тебе скучает. Морду не дери
–– Бог с вами, ваше величество. Долгорукие всегда служили верой и правдой царю и отечеству. Тот же дед и два сына его погибли за Романовых. И я, по-моему, не давал ни малейшего поводу сомневаться в своей верности вам и отечеству.
–– Ты, Гриша, взял неверный тон. Ты не смотри, что я подпоясан платком. Царь – он и в рубище царь. И ежели я сделал тебе замечание, то по делу. Представляю, что думают о тебе амстердамские жиды, когда ты приходишь к ним просить кредит в миллион гульденов: « Сразу видно, что мот и щеголь. Профукает кредит, и что потом с него возьмешь». Вот как размышляют кредиторы. Кстати, ты видел, как одеваются здешние миллионщики? Весьма и весьма скромно. Таким можно доверять. И тебе кто приказывал выглядеть нищим? Я требую выглядеть прилично. Понимаешь? При-лич-но. Не бедняком и не Крезом, а достойно.
–– Будет исполнено, ваше величество, – Долгорукий уже отвечал заискивающе, хотя и подумал, что царю тож не мешало бы более уделять внимания внешнему виду, ибо стыдно иной раз подчиненным за его одежду и манеры. За долгие годы работы пол началом государя он знал, что в случае гнева царского, надобно, как можно ниже клонить голову, изображать крайнюю степень перепугу и буря, скорее всего, пройдет.
Пока Петр продолжал гневаться:
–– Будет исполнено, будет исполнено. Надобно, чтобы уже было исполнено.
А вы все собираетесь, за моей спиной шушукаетесь да втихомолку противетесь царской воле. Противлением попахивает такое поведение и бунтом. Все о боярской вольнице мечтаете. Я недавно одного такого мечтателя уже отправил отдыхать на виселице. Эдакого Креза новоявленного. Не знаешь такого?
–– В голову не приходит, о ком речь, ваше величество, – здесь Григорий Федорович явно юлил, прекрасно поняв намек.
–– Неужто родственники не сказывали? – Петр выдержал длительную паузу. Как же не знать-то князя Гагарина Матвея Александровича? Кума вашего. Кто у него детей крестил?