Раскаяние Бабника (ЛП)

И что в итоге? Я снова чувствовал себя отвергнутым ею, а это не честно. Вся ситуация с моими родителями была просто смешной. Но я наконец-то покончил с этим.

Вздохнув, нежно поцеловал Остин в губы и погладил ее плоский живот. Интересно, чувствовал ли ребенок меня, мое касание, знал ли, что даже сейчас я любил его больше всех на свете?

В уголках глаз появились слезы.

Я никогда не был сверхчувствительным парнем, особенно учитывая, что считал слабостью показывать эмоции. А оба моих родителя были эмоциональными террористами, бросая друг на друга атомные бомбы, не заботясь, что зацепит кого-то еще, или что пострадает их единственный сын.

— Тэтч? — мягко позвала Остин.

— Да?

Мы отстранились друг от друга.

— Я хочу поговорить с отцом прежде, чем все начнется.

Все во мне кричало «Нет!», подмывало сказать, что он попытается ею манипулировать, как и всеми вокруг, как поступал с нею всю жизнь, но я был в растерянности. Это ее отец, я не имел права настаивать на чем-то еще, кроме как быть ее парнем и защитником. К тому же у Остин непростой характер.

Я коротко кивнул.

— Если тебе это нужно.

— Просто я... — ее глаза заблестели от слез. — Я хочу, чтобы он сознался. Может, если он сознается в отношениях и пообещает уладить скандал в СМИ, нам не придется иметь дело со всеми этими неприятностями, понимаешь? Просто я чувствую себя так, словно выношу приговор, не давая возможности оправдаться.

Черт возьми, она права. Нечестно обвинять во всем человека, даже не поговорив с ним. Я не понаслышке знал, до чего может довести херовая семья.

Одиночество. Отчаяние. Одиночество.

Одиночество стоит упомянуть дважды по очевидным причинам. Я почти потерял Остин и жил бы сейчас в персональном аду, если бы она не дала мне пинка и не заставила одуматься.

— Знаешь, терпеть не могу признавать твою правоту, но... — я поморщился. — Наверное, ты права.

Она улыбнулась.

— Мне нравится это слышать от тебя.

— Не привыкай, — проворчал я. — Хочешь, чтобы я пошел с тобой?

— Может, просто, я не знаю... — она передернула плечами, — побудешь в машине? На случай, если он взбесится, и нам придется поскорее убраться.

Если мужик тронет хоть волосинку на ее голове, я проведу кучу времени в стенах тюрьмы.

— Человек-автомобиль, — я кивнул. — Понял.

Понятия не имею, что собирался делать ее отец, хотя уверен, он будет кричать и ранить ее чувства — но я не мог пойти и разрушить жизнь этого человека без возможности искупления, даже если он пытался разрушить мою. Верно? Справедливо, что Остин дает ему шанс. Который я никогда не давал собственным родителям.

— Эй, — Остин обняла меня. — Мне не нравится этот взгляд. Хочешь «Маунтин Дью»?

— Серьезно? От этого мне должно полегчать?

Она энергично кивнула.

— Или «МунПай», они у меня тоже есть в заначке.

— Оу, правда?

— Маринованные огурчики! — выкрикнула она мне прямо в лицо, а потом прошептала: — Упс. Я хотела сказать, что огурчики, я слышала, они вкусные и, эм...

— Так ты хотела меня попросить купить тебе «МунПай» и маринованные огурцы, потому что ты знаешь, что дома их нет, да?

Она улыбнулась.

— Хорошие доктора заботятся о своих пациентах.

— Ты понимаешь, что я не такой доктор, да? Я не взбиваю подушки и кормлю тебя вредной пищей. Больше того, ты должна это знать, так как три недели ходила за мной хвостом на работе. Что вообще было в этих твоих заметках для блога?

— Очень точные зарисовки твоей задницы, — она подмигнула. — И частенько я черкала «Остин любит Тэтча» и обводила наши имена в сердечко. Когда же события пошли не в мою пользу, я просто танцевала голой вокруг твоей квартиры, когда тебя не было дома, и наложила на тебя любовное заклятие.

Я чуть не закатил глаза.

— Совсем не странно.

— Так рада, что ты согласился, — она принялась целовать меня в шею, мешая мыслить здраво, а потом рубашка оказалась на полу, а штаны на ручке двери. Я был полностью соблазнен и атакован беременной озабоченной леди, которая плохо держала себя в руках.

— Остин.

Член дернулся к ней

— Я позабочусь об этом, — она наклонилась.

— Нет, ты беременна и...

Я пошутил.

Все мысли покинули меня от ощущения ее рта на моем теле, ее жара, языка.

Я схватился за раковину, пока Остин продолжала мучить меня, и когда я уже думал, что больше не выдержу, поднял ее на ноги и прижал спиной к двери, целуя снова и снова, пока она не начала хныкать подо мной.

— Моя очередь, — хрипло прошептал я ей в шею, сдернул шорты на пол и нашел ее клитор.

Дернув бедрами, она шлепнула меня по руке и тихонько рассмеялась.

— Ты меня убиваешь.

— Все честно, — последовал мой ответ, когда я открыл дверь ванной и понес Остин в кровать. Стоило ее спине коснуться матраса, как я вошел в Остин и окинул взглядом прекрасную девочку, с которой мне хотелось провести всю жизнь.

Мысль ударила с силой несущегося поезда. Это не было связано с ребенком. И со всем происходящим.

Я хотел ее с самого начала.

И как бы нереально это звучало, мне хотелось сейчас большего.

Ее тихие стоны, пока мы занимались любовью, — единственное, что удерживало меня от безумного поступка: желания упасть на колени и сделать ей предложение.

Сейчас не подходящее время.

Похоже, это стало новым девизом моей жизни.

Но я боялся не из-за реакции Остин на мои слова.

До нее я никогда не понимал, сколько красоты может скрываться в хаосе. И мы преодолели этот хаос.

Меньшее, на что я был способен, это сделать ей идеальное предложение.

Глава 40

ОСТИН

Мне не хотелось ходить вокруг да около, поэтому когда я подошла к своему дому — дому, из которого собиралась переехать, как только все закончится — я почувствовала пустоту.

Будто дом, в котором выросла, вовсе и не был домом, а лишь хранилищем моих вещей. Я всегда чувствовала пустоту в этом огромном особняке, только никогда раньше не осознавала, насколько сильно. Я ожидала что-то вроде печали или других эмоций, хоть что-нибудь. Вместо этого создавалось впечатление, словно иду в чужой дом.

Квартира Тэтча казалась роднее и уютнее, впервые с тех пор, как я узнала про отца и мать, мне стало по-настоящему грустно.

Грустно, что отец так поступил с нашей семьей.

Грустно, что единственным для него способом прикрыть свою задницу, было обвинить того, кого должен защищать — мою мать.

Но грустнее всего, что я скоро подарю миру новую жизнь, а отец, если не извинится, не будет рядом — я этого не допущу.

Дотянувшись до дверной ручки, я еле сдержалась, чтобы не постучать. Я знала, что он дома, потому что написала ему заранее и сказала, что хочу поговорить.

Мама ушла, я встречусь с ней позже. Она лишь рыдала и извинялась в трубку, словно это была ее вина.

Мы проговорили два часа, и она призналась, что уже подозревала об измене. Но всякий раз, когда набиралась смелости задать вопрос, у отца словно срабатывало шестое чувство, что что-то идет не так, и он приходил домой с цветами, звал ее на ужины и вообще вел себя лучше. Она убедила себя, что он просто переживает кризис отношений.

Бедная мама. Она заплакала сильнее, когда сказала, что однажды даже последовала за ним на встречу.

Ох, воистину, яблочко от яблони недалеко падает.

В этот момент я, наконец, поняла, что мама притворялась не потому что ей нравилось жить в иллюзии идеального мира, а потому что она хотела защитить меня.

Так же, как и Тэтч.

Но иногда любви недостаточно. Ее любовь к моему отцу не удержала его от измены.

И, возможно, основной причиной было то, что отец любил нас на свой манер, но не настолько, чтобы поставить наши интересы выше собственных. Я отказывалась от подобной любви, которая лишь наполовину. Может, поэтому я не хотела отпускать Тэтча — он украл мое сердце безвозвратно. Поэтому я боролась, и хотелось бы думать, что мы оба выиграли.