Страница 45 из 49
Я повернула ручку и покрылась мурашками, когда вошла внутрь и увидела отца, сидевшего за завтраком с кофе и газетой в руках.
Сколько раз я наблюдала по утрам такую картину?
И сколько раз, проснувшись, заставала записку, в которой сообщалось, что он уже ушел?
Слишком мало было дней, когда утром он сидел за столом. И слишком много, когда отсутствовал.
— Папа, — прохрипела я.
Он повернулся. Его глаза были печальными, но потом железная решимость заменила все остальные чувства в них.
— Тебе виднее.
— Вау, — я подняла руки. — Я тоже тебя люблю?
— Я говорил, что этот парень доведет тебя до беды. Теперь посмотри на него, спит и с моей женой, и с дочерью.
Это была ложь. Я знала.
И он тоже.
— Мне все известно, — я потянулась к его руке.
Он отдернул ее.
— Не знаю, о чем ты говоришь, — бросил взгляд на часы. — У меня встреча через несколько минут. Тебе что-нибудь еще нужно?
Я глубоко вдохнула.
— Скажи мне правду. Большего мне не надо.
Он посмотрел на кофе, а потом поднялся.
— Правда, что твоя мать не была мне верна.
— Папа, — тело напряглось, но я старалась не показывать этого. — Она не изменяла. Ты это знаешь.
— Нет, — он исступленно замотал головой. — Все так считают, пусть все так и остается.
Он двинулся к выходу.
— Это того стоит? — бросила я ему в спину. — Быть мэром? Баллотироваться на государственную должность? Это стоит того, чтобы потерять семью?
На долю секунды он опустил голову, а потом выпрямил спину и бросил через плечо:
— Я люблю тебя, малышка.
— Докажи это, — прошептала я.
В ответ была тишина и щелчок закрывшейся двери. Я не плакала. Хотела. Но не собиралась удостаивать его слез.
Вместо этого я подождала в напряженной тишине, а потом очень медленно направилась в свою комнату и принялась складывать вещи в коробки.
Мое детство было разрушено, и я не знала, почему. Не похоже, что у меня было идеальное воспитание, а теперь розовые очки спали с глаз и хрустнули под ботинками отца.
Глубокая печаль поглотила меня. А потом решимость.
Стать лучше. Не лишать своего ребенка жизни, полной любви и счастья. Я не собиралась дарить ему подарки, если заработаюсь допоздна, или веселые поездки с друзьями из-за того, что у меня не будет времени на отпуск всей семьей.
Когда я оглядела все фотографии в комнате, то удивилась, обнаружив на большинстве из них себя с Эвери, а на некоторых даже с Лукасом.
А потом здесь появился Тэтч. Отсутствующая деталь.
Я взяла старого плюшевого мишку и бросила его в коробку для благотворительности.
А потом схватила другую коробку, которую хранила в комнате на случай долгожданного переезда, и медленно принялась кидать в нее обувь, одежду, фотографии, осколки прошлой жизни, которые заслуживали оказаться в новой жизни с Тэтчем.
Я не осознавала, что плакала, пока сильные теплые руки не обняли меня и не опустили на ковер.
Тэтч с полчаса держал меня на руках, пока я выплакала все слезы из-за отца. Когда я подняла взгляд, лицо Тэтча было таким нежным и красивым.
Кто мог знать, что встретишь любовь всей своей жизни после секса на одну ночь и сумасшедшей игры в Марио.
— Мне жаль, — он нежно поцеловал меня в лоб и отстранился. — Почему бы нам просто не собрать все, что тебе нужно, а потом продолжим?
Кивнув, я встала, оперевшись на протянутую руку.
С глупой улыбкой он оглядел мою комнату, а потом издал смешок.
— Эй! Что смешного?
— Ты врушка! — он подошел к одному из плакатов. — Ты знала, кто такой Энрике Иглесиас!
Я посмотрела на него наивными глазами и произнесла:
— Кто твой герой, малышка?
— Вот как. — Он кинулся ко мне, поднял меня на руки и принялся щекотать. — Ты сказала, что не знаешь эту песню!
— Мне хотелось посмотреть, — выдавила я сквозь смех, — как ты будешь петь ее!
— Я был пьян!
— Ты был превосходен.
— Я блевал все утро.
Я сморщила нос.
— М-да, ну ладно, может, не в этой части.
— Ты просто ужасный человек, ты понимаешь это? — Он опустил меня на пол, продолжая улыбаться, когда светлые волосы, как у серфера, упали на его лицо.
— Ты все равно меня любишь.
— Верно.
— И ты действительно мой герой.
— Нет, — он посерьезнел, коснулся поцелуем губ, а потом положил ладонь на мой живот. — Ты мой.
Глава 41
ТЭТЧ
— Думаю, меня может стошнить, — произнесла Остин рядом со мной. Красивое черное платье облегало каждый изгиб ее тела. Кружевная ткань сводила с ума, просвечивая кремовую кожу. Если наш водитель еще раз уставится на мою девушку, я расквашу ему нос.
Я вдруг стал настоящим собственником.
Дьявол, я всегда был собственником, когда дело касалось Остин, просто мне никогда не хотелось действовать под влиянием эмоций, прямо как сейчас.
— Ты выглядишь потрясающе, — заявила Эвери. На ней было красное платье, достаточно короткое, чтобы Лукас едва мог дышать, каждые несколько секунд опуская взгляд на ее ноги.
Мы решили нанять лимузин, чтобы доехать до благотворительного ужина ее отца. Вместо того, чтобы спрятаться, пока новости не утихнут. Имело смысл лишь показать наше единство и силу.
Прошла уже неделя с тех пор, как разлетелись слухи обо мне и маме Остин, ажиотаж не утихал, но без доказательств все строилось исключительно на догадках, чего и хотел отец Остин, я в этом уверен.
Достаточно слухов, чтобы выставить свою жену в дурном свете. А себя — раненым до глубины души, да еще и перед избирательной кампанией.
Я уже второй раз за вечер похлопал по карману пиджака, чтобы удостовериться, что все необходимое при мне, и улыбнулся, почувствовав знакомую форму.
Сегодняшний вечер обещает запомниться не только по одной причине.
Как только я помог Остин выйти из лимузина, замелькали вспышки камер, репортеры принялись закидывать нас вопросами в попытках выяснить, что мы делаем вместе.
Я игнорировал их и решил поцеловать Остин взасос, а потом дважды чмокнуть в лоб и сжать ее ладонь в своей.
Фотоаппараты заработали еще активнее.
Эвери с Лукасом замыкали наше шествие, и когда мы, наконец, зашли внутрь, с моих плеч словно сняли пятисотфунтовый кирпич.
Мама Остин уже ждала нас с шампанским в руках. Она красива, но она – не Остин. Улыбнулась нам обоим, подошла и взяла Остин за руку, словно говоря «мы команда».
Я боялся, что Остин заплачет. Вместо этого она с высоко поднятой головой направилась к нашему столику.
Где, чудо из чудес, папа Остин вел деловую беседу.
Он выглядел так, словно его вот-вот стошнит, когда его взгляд остановился на жене и нас с Остин вместе.
Но, думаю, самое лучшее за этот вечер произошло тогда, когда миссис Роджерс громко воскликнула:
— Дорогой! Это доктор Холлоуэй. Помнишь, к которому ты меня отправил, чтобы я сделала ту операцию, которую ты хотел? — Она так громко говорила, что было нереально не слышать ее на фоне тихо игравшей музыки. Она повернулась ко мне. — Так мило с твоей стороны было встретиться со мной вне работы, а то столько личных дел навалилось.
— В любое время, — я кивнул. — И я тоже должен вас поблагодарить.
— Оу? — она изогнула брови. — За что, милый?
— За разрешение встречаться с вашей дочерью.
Выражение лица мэра Роджерса было просто непередаваемым, сменившись с яростного вынужденной улыбкой, когда он кивнул жене и выдавил:
— Да?
— Ну... — миссис Роджерс подмигнула нам обоим. — Когда ты сказал, что любишь ее, я была так рада, что она наконец-то нашла такого, как ты.
У нас была аудитория.
Которая жадно глотала каждое слово.
И чертов мэр Роджерс ничего не мог с этим сделать. Лукас кашлянул рядом со мной.
— Ох, простите, мы пойдем за шампанским, — я наклонился и поцеловал маму Остин в щеку. — Спасибо. Мэр, — кивнул ему и притянул Остин как можно ближе. — Хорошего вечера.