Страница 1 из 49
Рэйчел Ван Дайкен
Раскаяние Бабника
Пролог
Дождь стекал с подбородка, пока я барабанила кулаками по двери квартиры Тэтча.
Снова и снова.
Я молотила по ней как сумасшедшая. Слезы смешивались с водой и текли по щекам.
Я была из «тех девушек».
Которые в полном эмоциональном раздрае поздно ночью оказываются у квартиры парня.
— Тэтч! — я долбанула дверь третий раз, ладонь засаднило от удара. Наконец, она открылась.
Тэтч был без футболки и босиком.
Джинсы облегали его так, что подобное стоило признать вне закона. Хотя он же пластический хирург, идеал свойственен его вещам.
Меня обуял гнев, но потом... быстро сменился неуверенностью. Брук, девушка, целовавшая его, была выше и стройнее меня. Ее волосы, как у стриптизерши, буквально кричали, что они наращенные, а лицо было безупречно. Вероятно, Тэтч приложил к этому руку. А ее тело? Давайте скажем, что оно было создано для греха.
И поглядите-ка сюда.
Грешник.
За всю жизнь я еще никогда так остро не ощущала свою мокрую черную футболку или дырявые пацанские джинсы.
Я переминалась с ноги на ногу, а мои темно-синие конверсы скрипели.
— Что? — он склонил голову набок. — Уже поздно.
Я нахмурилась. Серьезно? Почему он ведет себя так, словно это я только что была застукана за изменой?
— Я... — голос хрипел от слез. — Мне жаль, что я сбежала. Просто я... Я расстроилась. — Его лицо было каменным. Ни улыбки, ни злости, лишь холодное безразличие, от которого захотелось обнять свое внезапно замерзшее тело. — Я хочу попытаться, Тэтч. Я... — мой голос был едва слышен. — Я люблю тебя.
Дыхание остановилось.
Он не ответил.
Несколько секунд просто молчал. Секунды, показавшиеся часами.
Наконец, он прижал пальцы к виску и пожал плечами.
— Все кончено, Остин.
— Но...
Дверь хлопнула у меня перед лицом, как выстрел из пистолета.
Глава 1
ОСТИН
— Огонь!
Кто-то так громко выкрикнул это слово, что я в панике проснулась. В грудной клетке колотилось сердце, я оглядела спальню в поисках огня или дыма.
Розовые стены. Я ненавидела розовый. Розовые стены олицетворяли все, что вам нужно знать обо мне. А именно, что моя жизнь мне не принадлежала. Стены были розовыми, потому что мама любила нежные цвета и хотела, чтобы моя комната выглядела женственной.
А старый постер One Direction с засранцем Зейном на фоне всего этого? Что ж, такое висит в комнатах у нормальных подростков, верно? По крайней мере, так сказал папа, а мы обязаны нравиться избирателям. И репортаж местных новостей из нашего дома имел огромный успех. Взгляните на обычную комнату американской студентки! Ура, мне. Так что стены были розовыми, а я уставилась на One Direction.
Черт бы тебя подрал, Зейн, гори в аду!
Я погрозила кулаком в воздухе. Частично потому что я все еще злилась на его уход из группы, но в основном бесилась на себя, что позволяла остальным контролировать свою жизнь.
Я поморгала, глядя на белый потолок, глаза, наконец, высохли после стольких рыданий.
Слез больше не осталось, я вздохнула.
Ни огня. Ни тепла.
Просто. Ничего.
Я снова моргнула. Может, кто-то кричал «Огонь!» в моем воображении? Неужели я настолько измучена?
— Посмотрите, кто проснулся. — Лучшая подруга Эвери проскользнула в комнату моего детства с тарелкой шоколадного печенья в одной руке и бокалом вина в другой. — Я боялась, что ты умерла.
— Что? — Я зевнула, потянув затекшие руки над головой. Разжала пальцы, и мне на лицо выпали кусочки шоколада. Да, представьте, у меня еще что-то осталось. — Почему я должна была умереть?
— Судя по запаху. — Она поморщила нос. — А еще поговаривают, что ты отказалась от душа и решила прекратить брить ноги. — Девушка подняла руку.
— Что? Что ты делаешь? — Я прищурилась и попыталась сосредоточиться. — Зачем ты подняла руку?
— Девичья сила. Дай пять. — Она сжала ладонь в кулак. — Или стукнемся кулачками?
— Почему ты здесь? В моей комнате? Разве сегодня не понедельник? Ты не должна работать?
После того, как Эвери в буквальном смысле слова соблазнила своего босса и устроила свое «жили долго и счастливо» с другом детства-заклятым врагом, ее перевели в другой отдел, требующий стольких сил и времени, что мне становилось даже жалко ее за столько потраченных часов времени. С нашими графиками мы едва виделись последнюю неделю.
— Суббота, — Эвери закатила зеленые глаза. — Сегодня суббота, Остин. Выходной. — Она подняла наполовину съеденный злаковый батончик и скорчила гримасу. — Это все, что ты сегодня ела?
Я выхватила у нее батончик и практически зарычала.
— Мое.
— Вау, полное перевоплощение. Ты превратилась в волосатого зверя с вонючей шерстью и... — Она прищурилась. — Господи боже, у тебя «Читос» в волосах.
— Серьезно? — Я оживилась.
— Нет! — Она хлопнула меня по плечу. — Видишь! Именно этого я и боялась! Вот что ты делаешь, когда расстроена. Ты снова становишься, как школьница. — Она окинула меня понимающим взглядом. Таким, который присутствовал на протяжении всех бурных школьных лет, когда мой бывший бойфренд Брэйден на выпускном буквально выбивал кусок хлеба у меня из рук, говоря, что это сделает меня толстой. От мыслей о нем я покрывалась сыпью.
Эвери вздохнула.
— Ты поглощаешь в постели нездоровую пищу? — она откинула одеяло, раскрывая мой позор. — У тебя в тумбочке «МунПайс»! — Она была слишком быстрой.
— Нет, не надо!
Поздно. Она едва приоткрыла дверцу, как на пол посыпались шоколадные «МунПайс».
— Остин, — Эвери медленно покачала головой и протянула руку. — Отдай мне «Маунтин Дью».
Брэйден ненавидел «Маунтин Дью».
Поэтому я и купила акции «Пепсико», когда мы расстались.
— Понятия не имею, о чем ты говоришь, — фыркнула я, пытаясь запихнуть закрытую банку газировки подальше под подушку.
— Один! — Подруга подняла палец. — Два!
— Прекрати считать! Не надо мне угрожать в моей собственной комнате! — Комнате, в которой я продолжала жить, пока заканчивала аспирантуру.
Комнате, которая напоминала обо всем, что заставляло желать в первую очередь учиться в аспирантуре.
— Три! — Эвери перегнулась через меня, царапая ногтями руку и ныряя под подушку, чтобы сбросить банку на пол. — Ох, Остин, они добавляют в эту дрянь формальдегид!
Я зажмурилась.
— Просто уйди.
— Нет. Я не уйду. И не только потому, что ты пытаешься нашпиговать свой организм этим... Слушай, уже месяц прошел, — она ткнула пальцем в мою банку газировки. — Тебе нужно покончить с ним.
С ним.
Потому что я отказывалась произносить его имя.
Поскольку звуку его имени сопутствовали чувства, ощущения шершавых рук на всем теле, того, как он целовал меня словно сокровище, или того, как перед уходом всегда сжимал руку и целовал в губы так нежно, словно говоря: «Эй, я просто хочу касаться тебя».
Сны были и так достаточно плохими. Воспоминания?
Еще хуже.
Я отказывалась думать о нем в течение дня, потому что это придавало ему еще больше сил, но по ночам у моего тела были другие планы, когда темнота накрывала меня в тихом одиночестве, грозя задушить до смерти.
Все было идеально. А потом просто. Перестало. К черту все.
Снова появились слезы. Ну, естественно.
Грудь болела. Как идиотка я хваталась за нее, но душевную боль ничего не может изгнать. Добавьте стресс на учебе, и вот уже я превратилась в измученное создание, едва способное к существованию без промокания глаз и поглощения кофе в больших количествах, чтобы окончательно не провалить жизнь... или учебу.
Я знаю, что могла справиться с нервами по учебе. Как и всегда. Нервы из-за семьи — они присутствовали постоянно.