Страница 14 из 24
Он подхватывает теплую клетчатую рубашку, которую забыл Джек, и выходит.
Дом родителей совсем не похож на маленькую квартирку братьев. Он стоит в пригороде, и сразу за аккуратным крашеным забором начинается лес. Ричард может ощутить его запах, ветви и намокший от дождя мох.
Он и Джек выросли в этом доме. Большой, двухэтажный, всегда с ароматом свежесрезанных цветов, которые так любит мать. Полный света и массивной мебели, которая всегда вызывала ощущение надежности, но раздражала Ричарда старомодностью.
Он знает, что наверху еще остались их комнаты. У Ричарда в темных тонах, с нарисованным во всю стену демоном, а у Джека пропахла какими-то травами, с собранным из кусочков самолетом под потолком. У Ричарда никогда не хватало терпения на такую кропотливую работу.
В детстве они были двумя волчатами — это сближало. Как и осознание Ричарда, что любой может исчезнуть, как Генри. Но это не меняло того, что они ссорились, как любые мальчишки и братья.
Джек всегда был обидчивым, а Ричард — непримиримым.
В коридоре Ричард видит, что внешняя дверь осталась раскрытой, а через стекло внутренней виден Джек. Он сидит на ступеньках, спиной к дому, обхватив себя руками. Наверняка мерзнет, но не хочет возвращаться в дом за чем-то теплым.
Ричард накидывает куртку и выходит на крыльцо. Протягивает брату рубашку, и тот с благодарностью кивает. Накидывает ее на футболку. Помедлив, Ричард садится рядом.
Он помнит похожий день. Джеку тогда было лет двенадцать, он возвращался от друзей, но, раскрыв одну дверь, передумал и уселся на крыльцо. Ричард случайно его заметил, когда с прихваченным с кухни сэндвичем возвращался к себе.
Он тогда удивился, чего Джек не заходит. И самую чуточку, наверное, забеспокоился.
Подхватив сэндвич и оставив тарелку на тумбочке в коридоре, Ричард тихонько вышел на крыльцо. Тогда стоял вечер, уже зажигались теплые огоньки фонарей в сумерках. Джек даже не пошевелился, когда брат точно так же уселся рядом.
— Ты чего тут торчишь? — спросил Ричард, откусывая сэндвич. — Холодно же.
— Боюсь идти домой.
— Чего это?
— Вдруг и вы меня выгоните.
Ричард поперхнулся сэндвичем и с удивлением посмотрел на брата. Но тот оставался серьезен: смотрел, не отрываясь, на носки своих стоптанных кроссовок.
— Почему? — только и спросил Ричард.
— Потому что я слышу голоса. Ребята сказали, я псих. Они не хотят общаться с психом. А я даже не понял, что тех голосов и нет…
Джек покосился на брата почти с вызовом, как будто ожидал, что тот сейчас рассмеется или правда прогонит.
— Придурок, — вместо этого хмыкнул Ричард. И протянул Джеку свой сэндвич.
К счастью, их мать всегда была близка к миру духов. Она не умела с ними общаться, не была шаманкой, но объяснила, что Джек вовсе не псих.
— Всё совсем наоборот, — мягко сказала она в тот вечер.
Джек тогда только начал слышать духов, и мать смогла его убедить, что это нормально. А потом именно она связалась с каким-то другом своего отца. Сам дедушка тоже был шаманом, но умер еще до рождения Джека, даже Ричард его совсем не помнил. Его друг приехал и несколько лет обучал Джека. Он оказался сильным шаманом — и упорным.
Сейчас Джек не выглядит потерянным, как в тот раз. Просто сидит, подперев голову руками, смотрит на лес за забором. Едва заметно пахнет краской, кажется, от соседей.
— Не думал, что так выйдет — вздыхает Джек. — Почему нельзя нормально поговорить?
— Это ты так можешь. А они нет. Семнадцать лет прошло! Генри его еще и внуком огорошил.
— Да, — улыбается Джек. — Оба так себе ведут диалог.
— Пусть пообщаются. Надо еще стае рассказать о Генри. Особенно если он правда хочет, чтобы его волчонок хоть иногда бегал с нами.
— Волкам тяжело без своих.
Ричард рассеянно кивает. Ему рассказывала об этом Кейт: вне стаи ты свободен — но одинок. Не связан ни с кем, можешь общаться с такими же нейтральными… но чаще всего они всё равно собирались группами. Потому что пусть сейчас волки не охотятся и выживать не требуется, но они всё равно слишком социальны.
Быть именно с себе подобными. Кто понимает, что такое обращаться и бежать в густом подлеске при свете Луны.
— Дик. Ты можешь… не ходить сегодня на работу?
Ричард смотрит на Джека с удивлением. Хмурится:
— Снова предчувствие?
— Не совсем… на этот раз духи волнуются и предупреждают. Мы провели ритуал, они и твое колдовство защитят. Но ты мог бы сегодня не ходить? Только сегодня.
У Ричарда нет срочных клиентов, и он понимает, что сейчас Джек говорит не только как брат, но и как шаман. Верх глупости не доверять шаману. Поэтому Ричард кивает и думает, что стоит позвонить в тату-салон и предупредить.
— Отец сейчас на переговоры со Скайлер Мортон, — говорит Ричард. — Я только с ним съезжу и обратно, сюда.
— Хорошо. Хочешь узнать, что она скажет?
— Отец сам попросил.
Джек легко кивает. И настает очередь Ричарда просить:
— Только Джек, ты можешь тоже остаться здесь? В прошлый раз плохое предчувствие касалось тебя самого. И не ходи пока один.
— И не пей всякую муть, — рассмеялся Джек, беззастенчиво передразнивая Ричарда. — Да ладно тебе, пока Мортоны творят дичь, я точно буду везде ходить со своей бутылочкой. Или страдать от жажды.
Он становится серьезным и пожимает плечами:
— Я вас тут подожду, тебя и отца. Мама давно просила заехать в гости, наверняка придумает нам с Генри дело. Либо опять будем цветы пересаживать, либо ягоды толочь. Но я попробую его вовлечь. Может, он еще что расскажет.
Ричард не говорит, что это если Генри вообще останется, а не хлопнет сейчас дверью, вконец разругавшись с отцом. Джек явно больший оптимист, чем сам Ричард.
— Когда тебе к доктору Эриксону? — спрашивает Джек. — Ты не пропустил последний раз?
— Не до того было. Мортоны… и вообще.
— Сходи. Ты же не для того платишь психотерапевту, чтобы пропускать визиты.
— Не нуди!
Ричард пихает брата в бок, а тот хихикает и пытается увернуться. Отросшие волосы падают на лицо, и Джек с раздражением убирает их за ухо, где они всё равно не желают держаться.
Они слегка вьются, и Ричард знает, что сам Джек это ненавидит. Зато девушки находят крайне милым. «У твоего брата такие очаровательные кудряшки!» Как ни странно, с девушками у Джека никогда проблем не было. Он не особо любил вечеринки и не знал, что там делать, но уж если выбирался, то к концу вечера какая-нибудь девица обязательно сидела рядом с ним. Джек терялся в компаниях, но один на один диалоги вел неплохо — хотя сам считал, что совершенно не умеет общаться.
Волки вообще спокойно относятся к сексу. И Джек тоже не видит в этом проблемы, как и Ричард. Только и встречаться с девушками повторно не жаждет. Просто пожимает плечами «это не та».
Ричард не знает, сознательно или нет, но Джек наверняка хочет чего-то такого, что есть у родителей. Как у многих волков, одна пара и на всю жизнь. Ричард полагает, что это может быть не так уж хорошо: он любит мать, но у нее есть существенный недостаток — на первом месте всегда отец. В детстве это злило. Потом Ричард привык. К тому же, с матерью всегда лучше находил общий язык Джек, а Ричард — с отцом.
Пока они не поссорились.
Джек снова подпирает рукой голову и смотрит за забор. Ричард готов поспорить, что знает, о чем думает брат, но тот и сам озвучивает:
— Побегать бы…
Ричард любит быть волком. Ему нравятся четыре лапы, стая и бьющие в ноздри запахи леса. Но Джек, кажется, рожден больше не в доме, а в лесу. Он не сбегает туда, как Ричард, когда становится тоскливо. Джек живет лесом, всегда оставаясь одновременно и волком, и человеком.
— Давай вечером, — предлагает Ричард. Он даже поводит плечами, ему тоже хочется обратиться. — Только один не вздумай.
— Ага, Мортоны под кустом будут ждать? — возмущается Джек, но в итоге кивает. — Ладно-ладно, никуда я без тебя не пойду.
Он молчит некоторое время, потом всё-таки добавляет: