Страница 25 из 46
Просто попробуйте посмотреть на происходящее вокруг нас таким образом. Попробуйте посмотреть в сегодня из Бхагавадгиты. Отбросьте сопротивление там, где устарел язык – ведь это писалось в глубокой древности! Если нужно, замените слова, замените имена, перечитайте все, что написано о разрушении планеты, о перенаселении, о потере нравственности, о терроризме и войнах…
Так в достославных упанишадах святой Бхагавадгиты начинается й о г а о т ч а я н и я Арджуны.
Тому, как предположительно должен был восприниматься текст Гиты читателями, было посвящено любопытное исследование известного русского востоковеда В. С. Семенцева. Он прямо связывает традицию восприятия Гиты с традицией ведического ученичества и во всех «йогических» наставлениях Гиты видит «символический эквивалент (замену) физического подхода брахмачарина старых времен к физически доступному учителю. Но каким же образом возможен этот символический “приход” к Бхагавану? Видимо, ответ – на уровне учения – Гиты будет заключаться в том, чтобы максимально интенсивно отождествиться с образом идеального ученика – Арджуны. Читая, перечитывая, многократно повторяя вслух, мысленно представляя потрясающую встречу Арджуны на поле битвы с многочисленными родичами (1.26–28), переживая вместе с ними чувства нерешительности, ужаса и отчаяния (1.29–33; 2.6–8), приводящие к отказу участвовать в братоубийственной войне (1.35–37; 2.4), сопереживая затем его пламенное обращение к Бхагавану-Кришне за истинным знанием, которое одно только может вывести его, Арджуну (читай: любого ученика), из подобного непреодолимого тупика (соответственно, из какого угодно жизненного кризиса), ученик, приступивший таким образом к изучению Гиты, должен был в конце концов почувствовать, что его обращения за наставлением Гите вполне эквивалентны обращению к реальному, физически присутствующему учителю за традиционным (то есть личностным) знанием. При этом постоянное пребывание памятью в тексте поэмы (ср. сказанное выше о непрерывной рецитации Гиты, предписанной в 18.70) аналогично постоянному пребыванию в доме учителя и т. д. Если к тому же ученик сможет выйти за рамки одной лишь Гиты и обратиться к более крупным текстам кришнаитского цикла, которые, нисколько не противореча Гите, ее существенно дополняют, то перед ним откроется по истине неограниченные возможности пребывания радом с Кришной: такие памятники, как Хариванша, Вишну-пурана и особенно Бхагавата-пурана, содержат обилие житийного (относящегося к Кришне) материала, на усвоение которого хорошо подготовленный адепт может без остатка потратить всю свою жизнь.
Так обстоит дело с “приходом к учителю”. Этим, однако, далеко не исчерпываются возможности непосредственного (назовем его так, памятуя, что здесь и в дальнейшем речь идет о сугубо ментальных, символических действиях) обращения ученика к личности первоучителя данной традиции. Следующий этап – благоговейное почитание учителя, или, как его называет Гита, “любовь-соучастие” (bhakti). Здесь было бы недостаточно просто отметить, что наставления, требующие от ученика бхакти к Бхагавану, восхваляющие идеального ученика-бхакта и т. д., практически непосредственно вытекают из наставлений типа “приди ко Мне”, “отождествись со Мной” и пр. (см. выше), иногда с ними перекрещиваясь и совпадая. Учения о благоговейной любви-соучастии есть нечто большее: оно составляет самую сердцевину учения поэмы, и именно с него начинается многовековая “эпоха бхакти” в индийской литературе. Для нас, однако, особенно важно отметить, что подобное отношение к первоучителю, к основателю традиции есть не что иное, как развитие (или, если угодно, символическое воспроизведение) хорошо известного еще в эпоху дхармасутр принципа “почитания учителя”, преследовавшего, как и здесь, в Гите, вполне определенную функциональную цель – стать как можно ближе к учителю, всецело сосредоточить на нем внимание, воспроизвести его личность в себе. В ведийскую эпоху существовало почитание учителя в двух формах. С одной стороны, тексты дхармасутр полны бесчисленных предписаний о том, как ученик должен приветствовать учителя (по большей части обнимая ему ноги), как он должен сидеть в его присутствии (непременно ниже учителя); если же учитель встает, ученик тоже обязан встать; как он должен спать в его доме (ложиться позже учителя и вставать раньше его) и т. д. С другой стороны – и эти места представляют для нас гораздо больший интерес – тексты предписывают ученику почитать учителя как некое божество.
Ш а т а п а т х а-б р а х м а н а:
2.2.2.6: Существует, поистине, два вида богов; ибо ведь те, которые боги, они суть боги; такие же брахманы, изучившие священное знание (веду) и обучающие ему, суть боги в человеческом облике.
Такого рода пассажи всегда воспринимались современными учеными как свидетельство безмерных притязаний варны брахманов на особое положение в обществе, на господство и т. д. Более правильной представляется точка зрения Я. Гонды, который рассматривает их в одном контексте с почитанием учителя. Тот же автор, кстати, вспоминает в этой связи примеры обожествления “мудрых мужей” в древней Греции (Эмпедокл и др.). Приведем еще два индийских текста.
Ш в е т а ш в а т а р а-у п а н и ш а д а:
6.23: Кто полон высочайшего почитания божества и [почитает] учителя, словно божество, для того, великого духом, все сказанное сияет, словно свет. (здесь слово “почитание” соответствует санскр. bhakti).
А п а с т а м б а-д р а х м а с у т р а:
1.2.6.13: Пусть он почитает учителя словно бога.
К обожествлению учителя сводится также смысл известного эпизода из Махабхараты (1.132), повествующего о том, как некто Экалавья, которого известный лучник Дроначарья отказался взять в ученики, стал почитать образ (то есть изображение, портрет) Дроны и этим почитанием достиг великого мастерства в стрельбе из лука.
Такое почитание учителя, переходящее в обожествление, находит в Гите чрезвычайно яркое продолжение. Начиная с главы 4, говорящей о “божественном рождении” Кришны, вся поэма насыщена идеями бхакти. Эта линия достигает кульминации в главе 11, где изумленный Арджуна созерцает мир в теле своего учителя.
Связь Гиты со старой ведийской традицией сакрального ученичества и в этом отношении также бесспорна. Какую цель, однако, преследует почитание учителя и в том и в другом случае (то есть и в реальном ученичестве драхмасутр, и в символическом ученичестве Гиты)? Думается, ответ на этот вопрос содержится в окончании только что процитированной сутры Апастамбы 1.2.6.13: “…пусть он не болтает пустяков, [пусть будет] внимателен и напряженно слушает его (учителя) слова”. Из сопоставления обеих частей данного отрывка, видимо, следует, что “почитать учителя, словно бога”, и “быть внимательным, напряженно слушать его слова”, по сути дела, одно и то же. Значит, функция обожествления та же, что и у (частично отмеченных выше) “знаков внимания” к учителю. Обожествляемый учитель (присутствующий физически либо символически как Кришна) есть объект постоянного напряженного внимания со стороны ученика. Благодаря этому вниманию ученик, уже живущий (либо реально, либо символически) в доме учителя, становится к нему еще ближе» (Семенцев, Проблема трансляции… с. 20–22).
И в данном случае мы видим: ученичество у Кришны, – назову его дальнейшим или настоящим ученичеством, – так вот, это ученичество возможно только в том случае, если утеряны, «выгорели», как у Начикеты, главные личностные ценности человека, и он не только не хочет убивать, побеждать, наслаждаться жизнью, он даже готов принять смерть. Даже если буду убитым!
И что тогда? Поле отчаяния.
Как вы помните, Арджуна просит учителя вывести его на середину поля Куру, поля сражения, но оно оказывается полем Йоги отчаяния.
В жизни Будды тоже имелся подобный пример. Под деревом Боддхи он испытал отчаяние от бесполезности усилия. И тогда, когда усилие было сделано, но плоды его больше не ожидались, пришло истинное знание…