Дневник. 1917–1923

Вечером обрезал по glomisage’ам рис[унки] «Le livre’a»[975]. Звонил Скамони. Книга продвигается.

18 [ноября], понед[ельник]

Ночью piac[ere] sol[itario][976].

19 [ноября], вторн[ик]

Все эти дни усиленно работал, удачно. Изабелла привезла письмо от Мефодия из Полтавы, где с ним встретилась[977]. Все благополучно с ним. На другой день был у нее.

Все ждут событий – гл[авным] обр[азом], англичан[978]. Вечер[ом] ходил к Гиршманам и от них к Павловым[979] за Михайловыми. Там справлялись Шурины имен[ины]-рожд[ение]. Пил chartreuse с вел[иким] удовльст[вием]. Много родственников. Миша <…>[980] и др[угие]. Ворочались <…>[981] чудную лунную <…>[982].

20 ноября, среда[983]

Работал с 11-ти до темноты. Картина движется к концу. Балет: «Эрос» (Люком[984] и Владимиров), «Карнавал» (Люком, Шоллар, Большакова[985] (Бабочка), Романов, Владимиров и др[угие]). От «Шопенианы» я ушел, чтобы попасть вовремя к Добычиной на совещание по поводу декрета о национализации и регистрации произвед[ений] искусства[986]. Решено депутации хлопотать у Лунач[арского] и Ленина. Депутаты: Шура, Жебелев[987] и Ольденбург[988] (если последние двое возьмут на себя, их не было). Домой в чудн[ую] лунную ночь пешком в компании, котор[ая] все редела.

На этих дня прочел еще две отличные повести Бальзака: «Colonel Chabert» и «Messe de l’athée»[989].

21 [ноября], четверг

Работал, и удачно. Вечером много пел Hugo Wolf’a.

22 [ноября], пятница

Закончил картину. Доволен ею. Пил с Женькой какао и ел консерв[ированные] перцы. В 4 пришел неожиданно Рябушинский, отдал мне остальн[ые] две тыс[ячи] за эскиз «Купальщ[ицы]». Вкоре пришла Генриетта, а потом Христ[ина] Нильс[овна] Степанова, пили чай. Болтали. Потом пришли Женя с Сашей, а Ряб[ушинский] и Генр[иетта] ушли. Читал «Louis Lambert» Balzac’a. Великолепный рассказ. Слухи об англичанах-избавителях все усиливаются. Картину писал ровно 14 дней.

23 [ноября], суббота

Не работал; вечером был у Венгеровых с Валечкой. Разговоры о политике. Изаб[елла] расск[азала] о своем возвр[ащении] из Украины интересно и отвратительно. Зинаида впала в окончательный маразм: все, что она говорила, была глупость.

24 [ноября], воскресенье

Утром приходил Платер. Я ему показывал посл[еднюю] свою картину. К 3-м зашел за Генриеттой и В[ладимиром] О[сиповичем], и мы пошли пешком по Алекс[андровскому] проспекту к Рябушинск[ому]; была чудная сухая погода.

У Ряб[ушинского] есть красивые вещи. Чудесный мрамор Козловск[ого][990], амур вроде Bouchardon’овск[их]. Дуэт Boilly, прелест[но] написанный (бледно-розовое платье с зеленым лифом). Ник[олай] Павл[ович] стал поить нас пр[екрасным]

фр[анцузским] вином, кр[асным] и белым, и это вино меня погубило – я через нек[оторое] время совершенно опьянел и впал в полусозн[ательное] состояние.

Сначала лежал на полу под Генр[иеттой], лежавшей на диване, говорил с ней и целовал ей руку. Потом Н[иколай] П[авлович] послал за обедом, но я обедать не мог, а полулежал в кресле около камина. Гиршм[аны] ушли раньше, потом и я, полеж[ав] неск[олько] времени на постели Рябушинс[кого]. Шел домой зигзагами: сознание боролось все время с полным avachissement[991]. Дошел до дому пешком благополучно. Дома Женя меня раздел, Анюта принес[ла] горячую бутыль под ложечку, и я сразу заснул. Для них я был забавный спектакль.

25 [ноября], понед[ельник]

Не работал, ходил покупать кисти и неб[ольшой] холст. В 4 пришел Гирш[ман] смотреть картину и сидел до 6-ти. Вечером справляли Женькино рождение – совершеннолетие завтра. Был один Сережа Павлов и вкусный ужин.

26 [ноября], вторник

Начал рисовать композицию для новой картины. Как всегда при начале, работал неохотно и вяло.[992]Днем по случаю Женькиного рождения Михайловы и Валечка, а вечером чай пили Женя с детьми. Очень было скучно слушать всех и все их несчастья. У Валечки психоз съедобный.

Ночью P.S.

27 [ноября], среда

Рисовал композицию и переводил ее на холст. Приезжал Рябушинский смотреть картину – не купил ее из-за высокой цены. Говорил, что идет сейчас к какой-то женщине покупать pucelage[993] 17-лет[ней] красавицы. Врет, конечно!

Вечером с Анютой к Степановым – мило, уютно, но скучновато среди этих прекрасных людей. Вкусный чай с обильными яствами.

Кончил читать «Louis Lambert’a» Balz[ac’a]. Начало великолепно, но потом ⅔ повести читаются с трудом.

28 [ноября], четверг

Утром Нерадовский прислал сторожа из Р[усского] музея, и я с ним на извозчике свез порт[рет] Мефодия в музей. Теперь надо ждать расплаты.

Нерад[овский] показывал мне много интересных новых приобретений. Акв[арель] Садовникова, Рейтерна, «Медн[ый] всадник» Шуры. М. Иванова и т. д., и т. д. Вернулся домой после захода к Валечке за чаем. Застал их за столом: lamentations[994] старухи.

К кофе часа в 4 пришла Степанова и двое ее детей. Вечером с Женькой ходил к Генриетте. Мать ее, к счастью, не показалась.

29 [ноября], пятница

Утром приезжал Нерадовский для картины, очень ее хвалил и сказал, что, если будет у музея сумма, будет хлопотать об ее приобретении для музея. Сейчас же после него явился Степанов[995] из Петергофа с заказом на маленьк[ую] карт[ину], внес почти всю сумму вперед. Вечером были Генриетта и маленький Кафталь.

Было уютно. Генр[иетта] сидела до часу ночи, мы с Женькой ее проводили – пустынный город, тихая красивая ночь. Кафталь остался ночевать.

30 ноября, суббота

Мое рождение – 49 лет.

Начал писать масл[яными] красками мою новую картину. С Анютой и Женькой среди дня вкусно ели: pâte au foie gras[996] с céleri[997] и пили какао. За обедом ели пироги. Вечером тоже ели. Саша приходила, сл[епила] мне мятные пряники и не ск[рывала] своего изобилия. Весь день прошел в еде. Что теп[ерь] так приятно! Я веч[ером] сидел в спаль[не] около горячей печки и после еды читал «Les amours du temps passe» Charles Monselet и ел пряники.

1 декабря, воскресенье

975

«Книги» (франц.).

976

Одинокое удовольствие (итал.).

977

Возможно, Сомов ошибается, и М.Г. Лукьянов встретился с И.А. Венгеровой не в Полтаве, а в Харькове. В фонде Сомова в секторе рукописей Русского музея есть неопубликованное письмо (ОР ГРМ. Ф. 133. Ед. хр. 243. Лл. 17–18 об.), датированное 13 октября 1918 г. и написанное Лукьяновым в Харькове во время краткой остановки на пути в Одессу. Кроме того, из текста письма следует, что Лукьянов намеревается передать его как раз с Венгеровой, а в следующем письме (от 21 января 1919 г. из Одессы – там же. Лл. 19–21 об.) выражает сомнение относительно того, получил ли Сомов переданное с Венгеровой письмо. Так или иначе, письмо Лукьянова весьма интересно: «Милый Костя, ну вот я и в Харькове – до сих пор не могу опомниться, как это случилось, и хожу как обалделый. Ты не можешь представить, что это был за кошмар – поездка сверханекдотичная. Сколько верст тряслись на лошадях, ночевали под открытым небом (благо погода стоит на редкость жаркая), продирались через пропуска [через пропускные пункты. – ПГ], предъявляли мифические документы (хорошо, что такими запасся Миша – ловкий мальчик, и честь проезда принадлежит ему, и если бы этого у нас не было, нам ни за что бы не попасть сюда). Даже в Валуйках не хотели нас пропустить, и пришлось ехать дальше на лошадях на другую станцию и оттуда с большими трудностями ехать дальше, пока не попали сюда. Я, Костенька, не в состоянии всего тебе написать, т. к. всего рассказывать хватит надолго. Напишу только в общих чертах. Поездка, значит, была ужасная, и кто сможет ее перенести по-нашему, – это герой. Если кто поедет, то предупреди, что это огромный труд и можно легко потерпеть фиаско. За границей тоже трудно, т. к. везде проверяют документы, надо иметь пропуска и пр[очее], и вот этого очень трудно избегать. Много раз обыскивают немцы вещи и берут пошлины за неиспользов[анные] вещи [вследствие того, что эти вещи могут быть проданы, за них полагалось уплатить налог с продаж. – ПГ]; хотя мы и везли много, но ничего не платили. Мы привезли все вещи, а ведь сколько их у нас было, т[ак] что это двойной наш успех. Остановились в Харькове на ночь в грязнущих меблирован[ных] комнатах, т. к. здесь все безумно переполнено, и опять-таки нам ночью с трудом удалось найти помещение. Сегодня выезжаем в Одессу и будем там по вторник. Харьков – очень хороший город, масса народу, жарко, а если бы видели вы, сколько здесь всяких продуктов – булок, пирожных, конфет, фруктов, что нас невольно заставляет без удержу хохотать, т. к. все это кажется сном, – ты пойми и представь себе мирное доброе время в Петербурге, – а здешние жители не верят, что в Петербурге люди с голода мрут. Даже цены с петербургскими не сравнимы, хотя и здесь все-таки не так уже дешево, но зато всего в изобилии. Здесь нет квартир, мануфактуры и сапог, и за это платят очень дорого. <…> Очень жалею, что не спросил у Ксении адрес Беатрисы. Костенька, милый, я до сих пор не верю, что я благополучно добрался, и если бы был не один, то, наверно, не достиг бы ничего. Дорога очень дорого обошлась, пока я истратил около 900 руб[лей], т. к. везде приходится много платить услуживающим людям. До Одессы нам ехать 30 часов. Здесь сегодня большое церковное торжество – Покров. Порядок в городе, дамы очень шикарно одеваются, все довольны и спокойны. Как бы я хотел видеть тебя здесь, как бы ты, миленький, здесь хорошо отдохнул и поправился бы. <…> Воображаю, что творится у вас в политической жизни теперь, т. к., судя по здешним газетам, положение сделалось еще хуже. Как хорошо бы было, чтобы скорее все это кончилось и ты мог бы приехать сюда – заранее уверен, что тебе здесь очень понравится. За дорогу я очень поправился, отъелся, пополнел и загорел сильно от солнца. Мы очень много и вкусно едим и не знаем, куда что в нас помещается».

978

То есть распространения интервенции и вступления британских войск в Петроград.

979

Семья Павловых была дружна с Сомовым, семьей Михайловых и другими их родственниками, они вместе снимали дачи. Врач-дерматовенеролог Тимофей Павлович Павлов (1860–1932) в 1885 г. окончил Военно-медицинскую академию в Петербурге, с 1898 г. был ее профессором, где основал кафедру кожных и венерических болезней. От его жены, Евдокии Максимовны (1870–1934), у него было пять детей. Павел (1894–1956; НМ. Т. 5. С. 300), после окончания Александровского лицея поступил в 12-й Гусарский Ахтырский полк, сражался в рядах Белого движения и эмигрировал. Сергей (1897–1971) учился в одной гимназии (гимназии К. Мая) вместе с Е.С. Михайловым, их долгое время связывала дружба. Как и отец, С.Т. Павлов стал дерматовенерологом. В 1919 г. он окончил Военно-медицинскую академию и с 1921 г. работал там, а 1940-м возглавил основанную его отцом кафедру. О дочерях Александре (1891 —?), Марии (1895 —?) и Елене (1902 —?) нам почти ничего не известно. По воспоминаниям А.Е. Михайловой, старшая из них также была врачом; косвенные указания на это есть и в поздних дневниках Сомова.

980

В этом месте часть листа оборвана. Одно или два слова утрачено.

981

В этом месте часть листа оборвана. Одно или два слова утрачено. Возможно, след. читать – в.

982

В этом месте часть листа оборвана. Одно или два слова утрачено. Возможно, след. читать – ночь.

983

ОР ГРМ. Ф. 133. Ед. хр. 121.

984

Люком Елена Михайловна (1891–1968) – артистка балета. По окончании Санкт- Петербургского театрального училища в 1909 г. – в Мариинском театре, где провела всю творческую жизнь.

985

Большакова Гали Иосифовна (1892–1949) – артистка балета. Окончила Санкт- Петербургское театральное училище в 1909 г. Танцевала в Мариинском театре.

986

Возможная регистрация произведений искусства и запрет торговли антиквариатом широко обсуждались уже в конце 1917 г. в связи с широкой волной национализации культурных ценностей и запретом на вывоза за границу тех, что еще находились в частных руках. 5 октября 1918 г. был издан декрет Совнаркома «О регистрации, приеме на учет и сохранении памятников искусства, находящихся во владении частных лиц, обществ и учреждений». Несмотря на то, что текст декрета допускал разночтения, сомнительно, что у кого-либо остались сомнения относительно неизбежности национализации произведений, которая последует за их принудительной регистрацией. Об этом свидетельствует и дневниковая запись А.Н. Бенуа от 25 ноября 1918 г. (Бенуа 1918–1924. С. 196–200), критикующая это возможное нововведение: «Едва ли законно руководствоваться декретом, согласно которому все необъятные массы художественных предметов надлежит считать народным достоянием и предварительно ставить на учет, а в ближайшем будущем они должны перейти в государственную собственность. Подобное искусственное, насильственное изъятие из обращения в обществе произведений искусства и превращение их в музейно-архивное прозябание потеряет всю жизненную силу. Одни общественные музеи, за исключением некоторых, лишившись частного собирательства, окажутся весьма плохими движителями культуры, а в дальнейшем монополизация государством всего художественного дела приведет к полному омертвению всего духовного наследия. Для людей, любящих искусства, желательно, чтобы наряду с музейными богатствами значительная часть художественных сокровищ ходила по рукам, чем поддерживала бы более интимные, более живые отношения к искусству, более вдумчивое в него вникание, а это, в свою очередь, распространяло бы художественную культуру в широком смысле, создавая всюду как бы очаги эстетического энтузиазма. Наконец, для самого музейного дела частное собирательство и являлось всегда, и будет являться лучшим источником, из которого притекает все новое и новое пополнение… Что касается самих художников и их окружения себя прекрасными вещами, то общение с ними принадлежит к самым насущным их потребностям и послужит главнейшим стимулом для их работ, лучшей наградой для их сердца» (там же. С. 196–197). Возможно, как раз эти слова и были сказаны Бенуа на собрании у Н.Е. Добычиной. Любопытно и другое замечание Бенуа, относящееся к тому собранию: «Но еще чудовищней факты были приведены на совещании в Художественном бюро Добычиной 20 ноября, когда обсуждался декрет о регистрации, и на нем присутствовали К. Сомов, О. Браз, С. Яремич, С. Эрнст, Н. Платер, Г. Верейский, С. Тройницкий, Е. Лансере, П. Нерадовский, М. Добужинский, С. Чехонин – художники, коллекционеры, музейные деятели, подлинные вершители судеб художественного строительства. Они поведали, что под видом государственных чиновников являются неврастеники, безответственные демагоги, оскорбленные неудачники и, проникая в мастерские художников, ко владельцам коллекций, требуют присяги на верность режиму и отчетности о реализованных произведениях искусства». (Там же. С. 200).

987

Жебелев Сергей Александрович (1867–1941) – историк античности и археолог.

988

Ольденбург Cepгeй Федорович (1863–1934) – ученый-востоковед, этнограф, буддолог. Министр народного просвещения Временного правительства.

989

«Полковник Шабер» <и> «Месса безбожника» (франц.).

990

Козловский Михаил Иванович (1753–1802) – скульптор.

991

Безволием (франц.).

992

Далее вставка (три предложения), расположенная в конце записи за следующий день.

993

Девственность (франц.).

994

Ламентации, сетования (англ.).

995

Коллекционер А.А. Степанов.

996

Фуа-гра (франц.).

997

Сельдереем (франц.).