Ночь мертвецов

Несмотря на свою усталость, она заметила перемены, произошедшие с отцом за этот месяц — спокойная холодная ярость, читавшаяся раньше во взгляде, жестах и крупной фигуре, уступала место странной тревоге. Порой он вздрагивал за ужином и бросал боязливые — боязливые! — взгляды в сторону холла; в такие моменты Келли так и подмывало поговорить с ним, спросить, слышит ли он бой старых часов… а может, ему чудится что-то свое? Но лишь взглянув на его мрачное лицо с крепко сжатыми челюстями, она сразу отказывалась от этой мысли.

Впрочем, ей хватало и своих собственных миражей. Старые несуществующие часы били все чаще, отмечали теперь почти каждую четверть часа, и однажды вечером Келли почудилось их отражение в зеркале. Она даже обернулась, чтобы проверить, вдруг отец каким-то образом вернул их, пока она была на прогулке? Но стена была пуста, и только дребезжащие мерные удары сообщали дому о том, что сейчас девять часов.

Келли со вздохом повернулась к зеркалу — и вместо своего отражения увидела тонкую фигуру. Несмотря на кровь, запекшуюся на левом виске, и черные отметины на изящной длинной шее, она безошибочно узнала черты матери в посеревшем мертвом лице, с опаской приблизилась к зеркалу — и в этот момент тонкие руки легко скользнули за стекло и сомкнулись у нее на шее.

Келли издала хриплый вскрик и рванулась назад, стараясь сбросить с себя ледяные пальцы. В панике она ухватилась за вешалку и нанесла удар; стекло пошло мелкими трещинами и серая фигура исчезла, оставив лишь воспоминания о липком прикосновении и почти неуловимый запах гиацинтов. Не успела Келли отдышаться, как из гостиной появился отец. Он перевел взгляд с вешалки на треснувшее зеркало и нехорошо усмехнулся.

— Так вот что вы делаете, — медленно процедил он, пока его глаза наливались такой знакомой яростью. — Портите мои вещи, — он вырвал вешалку из рук Келли и бросил ее на пол. — Пакостите. Ломаете.

— Я видела маму, — выпалила Келли. — Маму. В зеркале.

На долю секунды взгляд отца затуманился страхом, но почти сразу он взял себя в руки и шагнул к Келли.

— Мы ведь говорили о том, что врать нехорошо, — он наклонился, крепко схватил ее за плечо, и Келли почувствовала запах виски. — Пойдем. Побеседуем.

— Не тронь ее!

Алекс втиснулся между ними, уперся руками отцу в грудь. Он тяжело дышал, и Келли видела тонкие струйки пота, стекающие от затылка вниз по такой же изящной как у матери шее.

— Не лезь, — процедил отец. — Иди к себе. Пошел!

Его пальцы сильнее сжались на плече Келли, и она всхлипнула от боли, но Алекс ударил отца по руке, заставив ослабить хватку.

— Ах ты… — отец выпустил Келли и, развернувшись к Алексу, крепко схватил его за грудки. — Если ты еще раз, то…

Брат расхохотался, и этот смех был страшнее призрачного боя часов, ужаснее, чем голос умершей матери. Келли замерла, глядя то на безумную улыбку Алекса, то на полное гнева лицо отца.

— И что ты мне сделаешь, чертов пьяница? — четко и громко произнес брат. — Превратишь мою жизнь в ад, как сделал это с ней? — он кивнул на комод, где стояла урна, и в этот момент отец взревел и отшвырнул его к лестнице.

Келли услышала, как Алекс вскрикнул. Отец подошел к нему, ухватил за волосы на затылке, рывком поставил на ноги. Алекс хрипло дышал через рот, прижав ладонь к носу; крупные капли крови скатывались по его губам и падали на светлую футболку. Келли почудилось, что в глазах отца полыхнули алые отблески.

— В машину, — он выпустил волосы Алекса, и тот побрел к порогу, неловко перешагивая через разбросанные куртки и вешалку. — Прибери здесь, — отец взглянул на Келли и вышел, подхватив с пола свой спортивный пиджак.

К большой радости Келли, кровь каким-то чудом не попала на лестничный ковер, и ей удалось быстро справиться с беспорядком. Это помогло отвлечься от мыслей о произошедшем, не вспоминать холодные пальцы матери на своей шее, ярость на лице отца, странные слова Алекса, въевшиеся ей в память.

Ей хотелось дождаться возвращения брата, и она уселась было в гостиной за книгу, — но листва за окном нашептывала что-то утешительное, и Келли поддалась этой странной колыбельной.

Часы отбивают полночь, и тьма клубится по полу коридора, вытекает из всех потаенных углов, собирается в плотную, угрожающую фигуру. Келли медленно отступает к лестнице. Шаги болью отдаются в спине и голове, горло ужасно саднит, и каждый вдох дается с трудом. Но медлить нельзя — тьма сгущается, и Келли уже слышит тяжелые шаги. Она бросается вниз по лестнице, и горячий сухой воздух забивает ее легкие, мешает дышать. Но Келли знает — стоит лишь немного потерпеть, и все кончится, она распахнет дверь и выбежит из этого дома, обретет свободу, наконец сможет вздохнуть полной грудью… Вот-вот ей удастся: она почти у двери!

Тьма настигает ее у зеркала, хватает за плечи, прижимает к стене. Келли отбивается что есть мочи, но не может справиться с крепкими щупальцами, забивающими нос и рот, — они только скользят все глубже и глубже, стремясь добраться до ее легких. Она чувствует сильный запах алкоголя, и ее тошнит. Захлебываясь собственной рвотой с мерзким привкусом желчи, Келли бросает последний взгляд в зеркало — и не видит себя.

На ее месте мать, истерзанная, с лицом, перепачканным кровью, бьется в агонии, что есть силы вцепляется ногтями в плечи и шею плотного широкоплечего мужчины.

И Келли наконец решается увидеть истинное лицо тьмы.

Часы отбили полночь, и Келли проснулась. Песня кленов за время ее сна стала громче, свирепее и опасней. Во рту еще оставался привкус желчи, а к горлу подкатила тошнота. Она не успела даже встать с дивана, и ее вырвало прямо на дорогую обивку, на книгу, на мягкий ковер, и вместе с остатками обеда и желчи из Келли как будто вышел весь страх.

Ведь нет и не было никакой тьмы.

Тяжелый взгляд обжег ее спину, и Келли впервые не содрогнулась от этого ощущения.

— Как Алекс? — спросила она, не поднимая головы.

— Побудет в больнице до утра, — половицы скрипнули, и массивная тень нависла над Келли.

— И что ты им сказал? — она поднялась с дивана, отступила на пару шагов, с вызовом глядя в лицо отца.

— Что еще за вопросы? — он неожиданно ответил ей не злым, а усталым взглядом, и Келли пошла в атаку.

— Ты сказал, что сломал нос своему сыну? — ее хриплый голос сделал этот вопрос почти угрожающим. — Сказал, что швырнул его через холл?

— Что за фантазии, — отец шагнул к ней, и Келли пришлось отступить за кресло. — Твой брат неудачно упал. Ты ведь все видела, не так ли?

— А мама?

— Мама? — он спросил это нарочито спокойным голосом, но в самой глубине его взгляда шевельнулась ярость. Но и это больше не могло испугать Келли — наоборот, только вызвало волну ответной злости, живой, горячей, невыносимой.

— Как умерла мама?

Отец скривился словно от зубной боли.

— Ты сама знаешь.

— Как умерла мама? — Келли осторожно протиснулась между креслом и камином, так, чтобы оказаться ближе к двери.

— Она повесилась, — он произнес это резко и, заметив ее маневр, тоже сделал шаг в сторону.

— Разве? — Келли почти чувствует на своих губах холод, которым пропитан этот вопрос. — А вот она говорит, что ты задушил ее. Сжал горло, закрыл нос и рот, и смотрел, как она задыхается, как бьется в твоих руках, — она шагнула назад, пристально глядя в глаза отцу. — Так это ты убил ее, папа?

Лицо отца одеревенело, и в следующую секунду ярость все же выплеснулась из берегов. Он бросился вперед, но Келли была к этому готова — развернулась и кинулась в холл, прочь из этого дома.

Тяжелые шаги отца за спиной только подгоняли ее, и Келли в два счета оказалась у двери, торопливо повернула ключ — раз и второй. Замок послушно щелкнул, и в этот момент отец схватил ее сзади за волосы, развернул легко, словно куклу, и ударил лицом о комод.

Лоб обожгло болью, и Келли почувствовала, как вязкие струйки стекают по щеке. Отец резко дернул ее назад, не давая опомниться, но она успела схватить то единственное, что попалось под руку, и повернулась, чувствуя, как от боли в затылке на глаза выступают слезы. Она поняла, что ошиблась — тьма все же существовала, и сейчас плескалась в глазах отца, грозилась вот-вот вырваться наружу, опасная, мощная… убивающая.