Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 19

***

Гарретт умолк и торжествующе улыбнулся, глядя на друзей.

— Вот такая история, — объявил он. — Такого в журналах со страшилками не печатают! Что скажут знатоки? — он повернулся к Роланду.

— Очень по-хэллоуински, — пожал плечами тот и усмехнулся. — Эх, не было у них бластеров!

Эдуардо зевнул.

— Это случаем не из сборника «Рассказы Гарретта Миллера»? — с самым невинным видом поинтересовался он.

— Конечно, нет! — то ли свечи неожиданно дали алый отблеск, то ли щеки Гарретта и впрямь залились ярким румянцем.

— А как по мне, очень любопытно, — вступилась Кайли и добавила совсем тихо. — Своеобразное переложение классической городской легенды. Правда, Жанин?

Ответа не последовало: Жанин, уютно свернувшись в уголке дивана, спокойно дремала. Гарретт разочарованно крякнул и с надеждой посмотрел на Игона. Тот молчал, нахмурено разглядывая темноту за окном; но потом опомнился и обернулся.

— Неплохо, — осторожно сказал он, скорее догадавшись, чем на самом деле осознав, о чем его спрашивают; но, наверное, он все же слушал, потому что тут же добавил. — Конечно, будь у них ловушка, такого не произошло бы.

— А я знаю историю, в которой ловушка не помогла бы, — заметил Роланд. — И как вы уже догадались, для меня это действительно страшная история.

— Мы в предвкушении, — с вызовом объявил Гарретт.

Роланд усмехнулся.

— Ну, начинается она как и многие другие: семейство Донован переезжает на новое место…

Комментарий к Глава 2. История Гарретта: На кукурузном поле

Коллаж к истории https://vk.com/photo-181515004_457239035

========== Глава 3. История Роланда: Истинное лицо тьмы ==========

Новый дом сразу не понравился Келли. Все в нем, от блестевшей на солнце черепицы до крепких ступеней крыльца, дышало уютом. Пушистые гривы кленов щедро дарили тень просторной веранде с резными перилами, а роскошные деревянные двери так и приглашали войти внутрь, — и лишь большие мрачные окна никак не вписывались в эту прекрасную картину. Черные стекла, пожирающие солнечный свет, недружелюбно пялились на новых хозяев, и Келли поежилась от пробежавшего по спине холодка и крепче стиснула в объятиях бронзовую урну.

— Нравится?

Вопрос отца прозвучал спокойно, даже несколько безразлично, но Келли знала, что возможен только один ответ.





— Здесь очень красиво, — врать она все же не решилась, затылком ощущая пристальный изучающий взгляд, что пугал ее куда больше черных окон.

Пересилив себя, Келли обернулась к отцу и слабо улыбнулась. Он в ответ лишь дернул уголком рта и скривился, заметив урну. Его ледяные ясные глаза чуть потемнели, как будто предвещая бурю, и Келли поспешила объясниться.

— Мне не хотелось оставлять ее одну, — она погладила прохладный бок урны, словно это могло придать смелости. — Она могла поцарапаться в грузовике, и…

Громкий стук оборвал эти оправдания — Алекс, до того копошившийся с разгрузкой вещей, с силой захлопнул багажник. Отец мгновенно обернулся к нему, и Келли поняла, что брату предстоит очередная выволочка. Она уже не могла вспомнить, обходился ли без этого хоть один день с момента похорон мамы.

Она зашагала к дому, и резкие, тяжелые слова отца утонули в ласковом шуме кленов над головой. Под строгим взглядом черных окон Келли поднялась по ступеням, толкнула дверь и первой шагнула за порог, очутившись в узком светлом холле.

Большую часть мебели отец перевез из старого дома, и Келли почувствовала себя странно, увидев привычные, родные вещи в новой обстановке. И комод, и зеркало, и вешалка, осиротевшие без привычных безделушек или забытых шарфов, смотрелись совсем потеряно среди бледно-желтых стен, и Келли, проникнувшись жалостью, поставила урну на комод, чтобы каждый гость мог прочесть лаконичное «Вероника Донован. Любимая жена и мать».

Пусть это и не придало холлу уюта, но немного успокоило Келли — маленькая хитрость, иллюзия, что мама будет встречать у порога как раньше, когда они с Алексом возвращались на каникулы домой. Ей даже на мгновение почудилось, что она слышит знакомый и тихий голос, зовущий ее — но то, разумеется, был только шум кленов.

Вечер прошел спокойно. Перед ужином Алекс извинился перед отцом, разумеется, предварительно получив свое наказание. Харви Донован был не из тех, кто позволяет своим детям дерзости — у него был четкий свод правил, за нарушение каждого из которых следовало наказание. Конечно, он не перегибал палку, не лишал их еды и не бил почем зря, но сама мысль о том, что расплата неизбежна порой бывала невыносима. Отец ненавидел оправдания, и если новые джинсы Келли оказались испорчены от того, что ее толкнули в грязь, а Алекс получил тройку на контрольной из-за температуры, что ж… Они ведь допустили это, а значит, все справедливо. «Тебе стоило переждать дождь, — говорил отец, наблюдая за тем, как Келли пытается отогреть стертые в кровь пальцы после ручной стирки джинсов в холодной воде. — Когда я рос, мы относились к одежде бережно». Келли послушно кивала, понимая, что она заслужила. Она не злилась на отца — но каждый раз, стоило ей начать стирку или, как в этот вечер, мытье посуды, вспоминала и порой, волей-неволей, задумывалась, насколько предусмотрительной, по мнению отца, могла быть девятилетняя девочка? Двенадцатилетняя? Пятнадцатилетняя — пусть до этого еще целых два месяца?..

Мама никогда не мешала таким воспитательным методам — подобные происшествия доводили ее до адской мигрени, и она проводила по два или три дня в спальне, а потом еще какое-то время мучилась от светобоязни и даже дома надевала солнцезащитные очки. Впрочем, после того, как они с Алексом уехали учиться в частную школу за полстраны, мигрени отступили — во всяком случае, за все пять лет во время каникул или праздников с ней не случилось ни одного приступа.

Мысли о маме полностью захватили Келли, и в какой-то момент ей стало казаться, что ничего не произошло, не было чертова звонка отца, не было смущенных и жалостливых взглядов подруг, проводивших ее в аэропорт, не было лета в молчаливом опустевшем доме. И вечная улыбка Алекса, типичная для будущего выпускника, не исчезла, как и его шутки — долг каждого старшего брата. Вот-вот все это обернется дурным сном, и мама спустится вниз, подойдет неслышно и тихо скажет…

Прочь отсюда

Голос матери прозвучал прямо над ее ухом, и Келли почувствовала холодное влажное дыхание на своей шее. Она закричала и, подняв взгляд, увидела в отражении окна над раковиной серый силуэт над своим плечом; мокрая чашка выскользнула из рук на пол. Все еще заходясь криком, Келли бросилась прочь из кухни — и оказалась перехвачена на пороге братом.

— Что такое, Кей? — Алекс положил руки ей на плечи, и Келли почувствовала, как бешеное сердцебиение, отдающиеся в висках тупой болью, понемногу растворяется в его спокойном голосе.

— Мне п-показалось… — она судорожно вздохнула, но кое-как взяла себя в руки. — П-показалось, что кто-то…

Договорить Келли не удалось — за спиной у Алекса вырос отец, накрыв обоих своей тенью. Он едва посмотрел на них — казалось, что все внимание направлено на окно, и на мгновение у Келли мелькнула сумасшедшая надежда на то, что и он видит ту серую фигуру, и слышит мамин голос, тихий, но четкий, настоящий, но неживой… Но потом она вспомнила о разбитой чашке и услышала плеск воды — конечно же, она не повернула кран, когда пыталась выбежать из кухни.

— Келли, — голос отца прозвучал устало, а не раздраженно, но его рот снова неприятно дернулся, а между бровями пролегли две грозные борозды-морщины.

— Это не она, это я, — Келли почувствовала, как Алекс подталкивает ее к выходу из кухни. — Я напугал ее. Специально. Думал, что это будет забавно.

Она хотела было возразить, но не успела — отец схватил ее за руку и выставил за порог, закрыв дверь кухни перед носом. Наверх Келли поднималась под неразборчивый, но нарастающий гул его недовольного голоса.

Она бежит по узкому темному коридору и чувствует дыхание своего преследователя. Нужно добраться до двери, спастись из этого дома; но она так слаба и беспомощна! Тьма, что идет по пятам, хватает за плечи, легко отрывает от пола, прижимает спиной к стене, и сильная безжалостная рука смыкается на горле Келли. Она пытается кричать, бьет и царапает руками стену, ломая ногти, пока легкие, сперва с недоумением, а потом с отчаяньем требуют хоть глоток воздуха. Перед глазами пляшут яркие круги, и Келли из последних сил отталкивает сгустившуюся тьму — и на короткое мгновение та отступает, обнажая прячущийся за ней образ.