Жертва полуночи (ЛП)

— Жаль, — расстроилась Эшли.

— Хорошего вам дня. — Дэнни ушел. Он вернулся на кухню. Мэнди наполняла графины соком. — Что еще нужно сделать?

Его рука дрожала, знакомое покалывание началось в пальцах. Блин. Было еще рано для нервов. Если бы он был умным, дал бы руке отдохнуть. Лучше не носить стекло.

— Ты можешь порезать дыню, — она понесла графины в столовую. От ее улыбки через плечо он забыл об отдыхе.

— Понял. — Дыни были твердыми. Он схватил дыню из ящика—холодильника, помыл в рукомойнике и опустил на разделочную доску. Ножом из подставки он разрезал дыню пополам и стал нарезать ее на кусочки. Он замирал после пары движений, чтобы встряхнуть и сжать руку.

Мэнди вернулась и стала проверять последнюю порцию вафель. Дэнни следил за ее потертыми джинсами под завязками фартука. М-м, м-м, м-м.

Словно ощутив его взгляд, она повернулась к нему.

— У тебя кровь.

Дэнни опустил взгляд. Кровь текла по его левой ладони. У него резко закружилась голова, он отвел взгляд. Он отложил нож и прошел к рукомойнику. Холодная вода показала длинный порез на ладони. Мэнди склонилась, сжала его предплечье, чтобы осмотреть порез.

— Понадобятся швы.

Дэнни решил, что ощущение ее тела, прижатого к его, стоило пары швов, даже если от вида крови он слабел.

— Прости, я испортил дыню.

Мэнди потрясенно фыркнула.

— Больно?

Дэнни прижал бумажное полотенце к ране.

— Нет. Я почти не ощущаю ту руку.

— Доктор Чендлер должен уже быть у себя. — Мэнди набрала номер. После пары фраз она опустила трубку. — Отправляйся туда. Знаешь, где это? Тебя отвезти?

— Да, я знаю. Всего в паре улиц отсюда. Я справлюсь.

Мэнди открыла выдвижной ящик и вытащила аптечку. Она выбросила бумажное полотенце в крови в рукомойник, она перевязала его руку, чтобы он не залил кровью машину. Дэнни не мешал, радуясь ее прикосновениям. Когда она закончила, ее ладонь задержалась на его руке, и ее голубые глаза потемнели, словно ее интересовал не только его порез. Он склонился, но Мэнди отпрянула, чуть не запнулась о свои ноги, спеша отодвинуться от него.

«Неловко».

— Мэнди…

— Тебе лучше идти. Кровь пропитала повязку. — Мэнди открыла дверь. — Сможешь доехать?

— Не переживай. Я привык все делать одной рукой.

Путь к врачу занял три минуты, и почти все время Дэнни провел у светофора. Не было времени обдумать поведение Мэнди. Но одно было ясно. Ему нужно было развивать то, что было между ними, медленно.

Больница была в переулке в трех дверях от главной развилки города. Красное двухэтажное здание было почти до тошноты старомодным, но со свежим белым слоем краски и горшками, полными бело-лиловых цветов. Входная дверь вела в комнатку ожидания, украшенную хламом. Тридцатилетние стулья и столы, которые были слишком жуткими, чтобы их посчитать антиквариатом, занимали пространство. Старый деревянный учительский стол в углу был пустым.

На пороге появился доктор Чендлер в белом халате.

— Проходите. — Он повернулся и пропал.

Дэнни прошел по короткому коридору, миновал комнатку со столом и стеллажами. Кабинет доктора? Дэнни замер. Пара толстых томов на полке у двери привлекли его внимание: «Проблемы со сном», «Болезни, переданные по наследству», «Психиатрия сегодня», «Неврологические расстройства, мешающие сну». Тяжелые темы для семейного врача. Доктор Чендлер исследовал болезнь Натана. Он знал об истории семьи до декабря? Доктор Чендлер занимался дядей Натана? Он знал, с кем спал Натан?

— Мистер Салливан?

— Здесь, — Дэнни пошел на голос доктора в следующие двери, которые привели в небольшой кабинет для осмотра. — Медленное утро?

— Я официально открываюсь через час, потому я тут один. — Доктор указал на мягкий стол. — Давайте посмотрим.

Дэнни сел. Бумага захрустела под ним.

Доктор вымыл руки и надел перчатки. Он надел очки-половинки и размотал бинт. Кровь потекла, как только он поднял повязку.

— Да, нужны швы. Как вы это сделали?

Дэнни смотрел на таблицу для проверки зрения на стене напротив.

— Резал дыню.

— Хм. — Доктор зацепил стул ногой и подвинул к себе. На столе на стерильной ткани уже были инструменты. Он опустился на стул и взял шприц. — Рука онемеет, и я зашью рану. Должно хорошо зажить. К счастью, пострадала плоть.

— Можете не колоть. Я ту руку почти не чувствую. — Пальцы Дэнни не были рады свежей ране и содрогались, как от приступа. — Но осторожно, я ничего не могу с этим поделать.

— Вы не ощущаете руку, и она бесконтрольно дрожит. — Доктор обработал рану.

Дэнни сосредоточился на нижнем ряду букв.

— Как-то так.

— И вы подумали, что можно было держать острый нож?

— Не лучшее мое решение, — согласился Дэнни.

— Да? — доктор взял нить. Он указал на тонкий шрам от запястья до локтя Дэнни. — Расскажите об этой ране.

— Взрыв мины. Ладонь раздавили обломки. Сломанные кости, осколки, много поврежденных нервов. Повезло, что она вообще осталась. Хирург в военном госпитале постарался собрать руку. У меня была трансплантация нерва десять месяцев назад, но он не прижился.

Доктор молчал пару минут. Дэнни отвел взгляд, но краем глаза видел, как доктор шил. Он завязал узел. Обрезал нить.

— Должно держаться.

Дэнни посмотрел на свою ладонь. Семь аккуратных черных стежков закрыли порез на его ладони.

Доктор перевязал его ладонь.

— Не мочите руку. Вернитесь через пять дней, и я сниму швы.

— Спасибо. Сколько я должен? — Дэнни потирал предплечье. Порез не болел, но покалывание от пальцев поднялось к запястью. Вскоре эти иглы станут штыками и доберутся до его локтя.

— Больно? — доктор Чендлер хмуро посмотрел на бинт.

— Иногда. Порой ощущаю покалывание, когда холодно или слишком жарко, или когда я перетруждаю руку. Видимо, от пореза стало хуже.

— Звоните, если нужно обезболивающее.

— Спасибо, но я не люблю лекарства. — От них ухудшалось посттравматическое расстройство. — Обычно помогает отдых.

Доктор провел Дэнни к школьному столу. Он опустился в дешевое офисное кресло, ввел данные в компьютер и распечатал чек. Свет мерцал на седине в его темных волосах, пока он склонялся над клавиатурой.

— Минутку. Секретаря еще нет, а я в этом медленнее, чем она.

Дэнни вытащил кошелек, чтобы оплатить. Счет был до смешного маленьким.

— И все?

— Город маленький.

Дэнни оплатил.

— Пока я здесь, я хотел задать пару вопросов о Натане Холле.

Доктор напрягся, дружелюбное выражение сменилось подозрением.

— Вы знаете, что я не могу говорить о пациенте.

— Конечно, — сказал Дэнни. — Но вы можете описать мне бессонницу Кэмпбелла.

Хмурясь, доктор скрестил руки на груди и отклонился на стуле.

— Поражения образуются в таламусе головного мозга. Это зона, управляющая сном. Пострадавшие не могут спать, со временем — не спят совсем. Кома и смерть случаются через год или два.

Это Дэнни уже читал в книге.

— Как быстро человек лишается возможности действовать?

— Зависит от человека, — сказал доктор.

— Но изучение показало, что психическое состояние человека повреждено задолго до того, как отказывает тело. В этот период проявляется помешательство. И пострадавший может двигаться и быть долгое время опасным.

Доктор с раздражением поджал губы.

— Болезнь очень редкая. Случаев слишком мало, чтобы делать выводы.

— Но люди с этой болезнью могут видеть жуткие галлюцинации, которые заставляют их безумно себя вести.

— Это не моя специальность. Я не знаю.

— Вы не знаете, как долго может быть опасным Натан? — не унимался Дэнни.

— Нет. Не могу сказать.

— Не можете или не станете?

— В этом случае — не важно. Увидимся через пять дней, мистер Салливан, если вы еще будете в городе. Хотя вам нет смысла оставаться. Те швы может снять любой врач. — Он опустил ладони на стол и поднялся. Разговор был окончен.

Дэнни прошел к двери. Он оглянулся через плечо.