Ангел-хранитель

Глава 7. Игры воображения

Кое-как — на ватных ногах — я проковыляла три шага до кухонного уголка и опустилась на него. На самый край, конечно — чуть не упала, пришлось руками за стол схватиться. Резкое движение встряхнуло меня — в голове зашевелились хоть какие-то мысли. Зашевелились — и тут же заметались в панике. Я поставила локти на стол и обхватила голову руками, чтобы эти мысли не разнесли мне ее вдребезги.

Так. Попробуем разобраться со всем этим по порядку. Примерно неделю назад я вообразила, что я — робот, и так и прожила два дня, испытывая чувство близости к компьютеру, принтеру — к машинам, в общем — и чувство отчужденности к людям. Потом меня ненадолго отпустило. Примерно на сутки. После чего меня посетила мысль, что я — пришелец, заблудившийся среди галактик — которая развилась потом в душераздирающие картины космического одиночества. Затем опять два дня прошли в относительном спокойствии, если не считать того, что в ванной — непонятно, по какой причине, и в первый раз в жизни — я попыталась спрятаться от кого-то или чего-то. И теперь — вот это. Галлюцинация. Которая не только мне привиделась, но еще и разговаривала со мной.

Вот до чего доводят постоянные размышления. Вот до чего доводит стремление посмотреть на реальность со стороны. Вот до чего доводит желание оказаться выше житейских невзгод. Прыгнешь выше — и невзгоды окажутся покрупнее. Хочешь ощущать себя межгалактическим бродягой — получишь проблемы космического масштаба. Будешь пестовать мысли об одиночестве — начнешь дома, в собственной ванной, прятаться… от стиральной машины, наверное. Она же к тебе — роботу — скоро в компанию напросится, чтобы пообщаться.

Наверно, лучше мне самой попроситься в психушку. К невропатологу на прием записаться, чтобы направление дал, или по прямому адресу направиться, чтобы самой сдаться? А то — не ровен час — кто-то спросит на улице, который час, или просто посмотрит в мою сторону — а я на него и брошусь, отражая атаку зарвавшегося агрессора. Тогда меня к ненормальным насильно отправят. Да еще со скандалом. Стыда не оберешься.

Нужно чаю попить. Говорят, что однообразные, рутинные, привычные действия успокаивают. Я где-то читала, что психических больных поощряют к нетяжелому физическому труду — плетению корзин, например. Переплетешь ивовые прутики тысячу раз подряд — любые фантазии умрут со скуки.

Я встала и медленно пошла в коридор, чтобы свет на кухне включить. Страшно как-то в темноте. Того и гляди, чайник пожалуется, что вот и ночью работать его заставляют, заварник поинтересуется, черный или зеленый чай пить будем, холодильник напомнит, что в нем второй день уже пирожные томятся… Ха, точно, у меня ведь пирожные есть! Если я определенно схожу с ума, нужно напоследок всеми удовольствиями насладиться. Потом, на казенном пайке, никто меня баловать не будет. Хм. Тогда я лучше вместо чая кофе выпью. Гулять — так гулять, а потом — хоть потоп. Сейчас плита взбунтуется, начнет фокусы с глотанием огня показывать…

Кстати, и халат одеть нужно. Что-то меня дрожь бьет — хотелось бы думать, что от холода. Да и то правда, апрель на дворе — в ночной рубашке кто угодно начнет дрожать от холода. По крайней мере, на физические воздействия мой организм — пока еще — реагирует нормально. Может, для пущей проверки ущипнуть себя? Нет, не хочу — синяк может остаться.

Я надела халат, потуже затянула пояс и вернулась в кухню, щелкнув по дороге выключателем. На пороге я на мгновенье остановилась — нет, вроде, ничего необычного. Как, однако, свет все преображает! Моя родная кухня: все — на своих местах, и никаких аномалий. Может, мне действительно в темноте, да спросонья, невесть что привиделось? Всему же есть рациональное объяснение. Например, машина внизу ехала, свет фар от витрины отразился, тень от дерева бросил мне на окно… а мне и показалось, что рука чья-то к форточке потянулась. А форточка чего хлопать перестала? И как могла тень дерева до седьмого этажа дотянуться? Нет-нет. Не буду я сейчас ни о чем больше задумываться. Хватит уже.

Я налила в турку воду, всыпала туда кофе и, включив газ, поставила ее на плиту. И тут — краем глаза — я заметила у себя за спиной, у окна, какое-то мимолетное движение. Я резко повернулась и… Он. Тот же самый. По-моему. По крайней мере, такой же худенький и невысокий. А больше о нем ничего и не скажешь. Во всем остальном он был какой-то… никакой. Не блондин и не брюнет, волосы — короткие, но не ежиком, глаза — скорее светлые, но какие-то прозрачные, нос — средний, рот — не большой и не маленький, брови — бесцветные… Вот-вот, какой-то он весь — бесцветный. Невзрачный. На такого десять раз подряд посмотришь — не запомнишь. Но взгляд…

Он смотрел на меня в упор, пристально, с таким напряжением, словно все свои силы на какой-то одной мысли сосредоточил. И поза какая-то странная: привалился спиной к подоконнику, руками в него вцепился, как будто только подоконник этот его на месте и удерживает. Точно — псих. Сейчас бросится. И придушит, пискнуть не успею. Ну и черт с ним — уж лучше так, чем в психушке до конца своих дней корзинки плести.

Нет, не может быть. Не мог он мимо меня из кухни выскочить, в коридоре моем два человека никак не разминутся. Может, когда я в ванную заходила? Может, он тогда в спальню шмыгнул? Как же он успел так быстро вернуться? И чего опять у окна стал? Вполне мог сзади меня за шею схватить… Нет, вот здесь лучше остановиться. И молчит почему-то. А может, он мне опять привиделся? Я ведь уже успокоилась немного — вот одна только зрительная галлюцинация и осталась.

На плите, переливаясь из турки, зашипел кофе. Я вздрогнула, быстро повернулась, сняла турку с огня. Очень хорошо — хоть каким-то краем держусь пока еще за реальность. Я выключила газ, перелила кофе в чашку, помыла турку, достала сахарницу…. Плиту потом помою. Нет, лучше сейчас — мне нужны успокаивающие обычные действия. Вот кофе сбежал — куда уж обычнее. Сейчас все уберу, приду в себя — он и исчезнет. Я потом даже кофе пить не буду, спать пойду. Если засну, конечно. Нет, пока еще не пойду. Спать в темноте нужно — что-то мне в темноту сейчас не хочется.

Вымыв плиту и размешав сахар в чашке с кофе, я осторожно повернулась к окну. Стоит.

Медленно-медленно я протянула к нему руку — как раз до плеча пальцами и дотянулась. Плечо. Настоящее. Обычное. Человеческое. И свитер на этом плече — на ощупь обычный шерстяной свитер. Я только сейчас обратила внимание на то, во что он одет. Одежда у него была тоже какая-то… в глаза не бросающаяся. Серо-синий свитер — точнее оттенок и не назовешь — без всякого рисунка и обычные джинсы. А тапочки у него откуда? Это же мои тапочки! Не мои, конечно — я их для Светкиного мужа купила. На тот редкий случай, когда у меня и девчонки, и родители собираются. Для папы, конечно, у меня в доме отдельные тапочки всегда приготовлены. Когда же он эти тапочки успел надеть?

— Татьяна, я тебе не кажусь, — вдруг произнес он тихим, странно знакомым голосом.

Где-то внутри меня лопнула последняя ниточка, за которую я кое-как цеплялась, чтобы не потерять окончательно связь с реальностью. Все. Полная галлюцинация: и зрительная, и звуковая, и осязательная. Картина четкая — диагноз сомнений не вызывает. И как всегда, когда нет больше места ни сомнениям, ни терзаниям выбора, я вдруг успокоилась. Даже развеселилась. Я ведь на него тоже пока не бросилась, за нож не схватилась, визжать не начала, слюной брызжа — значит, меня пока еще рано госпитализировать. По крайней мере, до утра подождать можно. Почему бы тогда и не поболтать с плодом своего воображения? Это же — словно пьесу писать: и свои, и его фразы я сама буду придумывать. Это ведь — моя галлюцинация; значит, она должна отвечать мне то, что я хочу услышать. Может, вот так подсознание и подскажет мне, что же я все-таки хочу услышать в ответ на свои слова.

— Как ты сюда забрался? — Можно было, конечно, и пооригинальнее фразу придумать для начала диалога.