Страница 138 из 223
Арестант поглядел на него пытливо и присвистнул.
- Эге, да ты, видно, тово... на молоке-то жженый! - дерзко-вызывающим тоном проговорил он, разом скидая с себя личину угнетенной забитости и несчастья, которая своей кажущейся искренностью успела было обмануть Вересова на первых порах.
Как у ссыльных в Сибирь есть обыкновение продавать на пути охочему товарищу свое имя и с именем дальнейшую участь, так и у тюремных подсудимых арестантов водится продажа дела, то есть преступления. На эту проделку ловятся обыкновенно неопытные новички, которыми пользуются люди, основательно "прошедшие курсу", ублажая их обещанием денег и надеждой выпутать впоследствии из дела. Если согласие получено, начинается обучение: как и что показывать, кого запутывать в дело, кого чем уличать и как, наконец, отвертываться от прямых статей закона, применяя в свою пользу разные пункты и закорючки. Словом, начинается основательный курс "юридического образования", которым постоянно отличаются и даже весьма гордятся мошенники, "откоптевшие свой термин у дяди на поруках".
IV
РАЗВЕСЕЛАЯ ЖИЗНЬ
...Вечер. Слышно, час девятый на исходе. Дверь давно уже на замке, и коли подойти к ней да послушать в тишине - можно различить, как похрапывает себе коридорный, обреченный по службе на неукоснительное бдение. В камере тоже започивали уж иные, только мало; большая часть ловит свои свободные минуты и предпочитает высыпаться днем. На одном из спящих "ножные браслетики" позвякивают, как перевернется во сне с боку на бок.
Перед образом тускло мигает лампада, и при ее слабом освещении в одном углу собрались игроки. На полу расселся тесный кружок, за ним навалились зрители и с увлечением, жадно следят, как те режутся "в три листика" любимую игру арестантов.
- Ну, скинь, что ли, кон да затемни ставку - по череду! - раздаются оттуда азартные восклицания.
- Козыри вскрышные: вини! бардадым - крести.
- Прошел! - возвещает один и кидает на кон семитку.
- С нашим! - ответствует противник, бросая четыре копейки.
- Жирмашник* под вас.
______________
* Гривенник (жарг.).
- Ой, барин, пужать хочешь! У самого, гляди, пустая! Ну, да лады - под вас ламошник*.
______________
* Полтинник (жарг.).
- Стало быть, в гору? Да нешто и впрямь тридцать два с половинкой? Ой, гляди, зубы заговариваешь, по ярославскому закону!
- Это уж наши дела.
- Замирил!
- То-то! кажи карты.
- Туз, краля, бардадым!
- Фаля!
- Хлюст, ляд его дери!
- Проюрдонил!
- Мишка Разломай! Водки да табаку давай сюда, псира!*
______________
* Собака (жарг.).
И Мишка Разломай с большой предусмотрительностью отпускает играющим свои специальные продукты, получая тут же за них и наличную плату. Больше всех одушевлен один молодой арестантик, прозванный товарищами "Булочкой" за то, что, не имея ни гроша за душою, стал однажды играть на булку подаянную и с этой булки в год разжился игрою на семьдесят рублей - деньги для тюрьмы весьма таки немалые; поэтому смышленый Разломай ему и особенное "поваженье с великатностью оказывает". Разломай - проныра-человек: он майдан содержит, то есть отпускает в долг разные припасы, а за деньги - водку, вино и карты, иногда верного человека и взаймы ссудить не прочь за проценты, а запретные продукты свои получает особым контрабандным образом.
Вересову не спится. Заложив руки под голову, лежит он пластом на своей убогой койке. В душе какое-то затишье, в голове - ни одной неотвязной мысли, словно она устала мыслить, а душа занывать тоскою, да и сам-то он словно бы жить устал под этим гнетом неволи, даже тело так и то какая-то усталая потягота разбирает, а сна между тем нет как нет. Лежит себе человек и поневоле прислушивается к говору арестантов.
Это час, в который они особенно любят потешаться сказками да похвальбой о бывалых приключениях на воле.
- Теперича эти самые фараоны - тьфу, внимания нестоящие! никакого дела не сваришь с ними, потому - порча какая-то напала на них: маленьким людишком нашим брезгуют, - сетует жиденький Фаликов среди собравшейся около него кучки, - а вот в прежние годы - точно, замиряли дела отменные! Был этта, братцы мои, годов с десяток тому, приятель у меня квартальный, Тимофейкиным прозывался. Так вот уж жил за ним, что у Христа за пазухой - помирать не надо! И какие мы с ним штуки варганили - то-ись просто чертям на удивление! Раздобылся я раз темными финажками* и прихожу к нему: так и так, ваше благородие, желательно клей хороший заварить! - "Заварим, - говорит, - я не прочь". Прошлися мы с ним по пунштам. Ведь вот тоже, хотя и власть-человек был, а простой; нашим братом-мазуриком не брезгал. Показал я ему финаги все как есть трёки да синьки** - и до сотни их у меня было. "Какой же ты с ними оборот шевелить думаешь?" - спрашивает. - "А продавать станем, ваше скородие! Я продавать, а вы - накрывать нас по закону, слам пополам, а барыши выгорят хорошие". Расцеловал меня, право! "Тебе бы, - говорит, - по твоему разуму, не жохом, а министром финанцыи быть!" - "Много чувствительны, - говорю, - на ласковом слове". И стали мы с ним это дело варганить. Подыщу я покупателя - все больше по торговцам: "Хочешь, мол, за полтину пять рублев приобресть?" - "Как так?" - "А так, мол, темные, да только вода такая, что и не различишь с настоящей-то, а у тебя сойдет - в сдаче покупателю подсунешь". Ну, плутяга-торговец и рад. Условимся на завтра об месте, куда то-ись товар принести. А Тимофейкин при продаже-то и тут как тут! - "Здравия, мол, желаем, на уголовном деле накрываем!" Ну, покупатель, известно, уж и платит, только не губи, родимый, потому - под плети живая душа идет. И этак мы с ним где пять рублев продадим, там сто возьмем, а ино и больше случалось.
______________
* Ассигнации (жарг.).
** Трехрублевые да пятирублевые (жарг.).
- Важнец-дело! Волшебно, право волшебно! - с истинным удовольствием замечают арестанты, которым необыкновенно нравятся подобного рода "развивающие" и умудряющие человека рассказы.
- Взятки он шибко брал, бестия, - продолжает поощренный Фаликов, - в квартире у него вещей этих разных - ровно что в любом магазине. Так вот тоже клевые дела с этими вещами-то у нас бывали. Отдаст он мне, примерно, либо часы, либо ложки серебряные с вензелем своим, либо из одежи что, - ну и пойдешь с этим самым товаром на толкун продавать; коли не продашь, так ухитришься в лавку подбросить, в темное место, а он потом нагрянет и обыск. "А, мол, такой-сякой, ты краденое перекупать? Лавку печатать! в тюрьму тебя, злодея!" Ну, и тут, конечное дело, сдерет, сколько душа пожелает, тоже ведь охулки на руку не клал. Никто себе не враг - и делился потом, честно делился! Да, беда, звания решили и со службы долой, а кабы не это - не сидеть бы мне с вами, братцы! А ты вот слушай да учись у старших, наука-то эта пригодится! - обратился он в заключение к молодому парнишке, лет шестнадцати, который содержался за то, что в ссоре с товарищем хватил его в грудь булыжником чуть не до смерти.