Страница 6 из 58
— Взгляни же, Матвей, на своих друзей! — Директор вскинул руку, указывая на всех курсантов. — Взгляни на тех, кого ты предал!
Эрик сморщился. «Друзей» — это самое подходящее слово, которое только может придумать человек, управляющий этим хаосом под названием Академия. Даже среди сокурсников велась ожесточённая борьба, и только с годами понимаешь, что в одиночку просто невозможно выжить.
Юноша почувствовал, что медленно покрывался холодным потом. Прямо на него искоса смотрел Учитель. «Я просто пришёл посмотреть на казнь. Я получаю удовольствие от чужих страданий!» — напоминал себе Эрик. За эти годы он научился сохранять нужное выражение лица, что сейчас, чёрт возьми, было не так?!
— Признаёшься ли ты в своём преступлении? — продолжал парировать директор. — Ты знаешь, что проявление жалости к Фениксам карается смертью. Твои сокурсники застали тебя…
— Она умирала! — внезапно закричал Матвей. — Мы же не настолько жестоки, чтобы…
Эрик даже не заметил, как директор молниеносно достал хлыст. Холод пробежался по коже юноши от накрывающих воспоминаний. Каждый курсант проходил через эти позорные пытки, спину каждого украшали шрамы. Но больше всего доставалось тем, кто проявлял жалость к Фениксам. Сосуды боялись как огня восстания, поэтому жестоко расправлялись с самой идеей сострадания к своим же собратьям.
Не успел никто опомниться, как оглушительный вопль громом прокатился по округе. Паренёк упал на колени, но его тут же схватили за локти и, поставив на ноги, заставили голую спину предстать перед следующим ударом. Кровь выделялась яркостью на фоне мрачности Академии. Алый — единственный цвет, приносящий разнообразие в серость здешней жизни. Крики несчастных — чуть ли не последнее развлечение, которого не лишили курсантов. Все одобрительно загудели в ответ, бросали презрительные насмешки в сторону мальчишки.
Взгляд Учителя впился сильнее, подобно невидимым иглам, и Эрик, ненавидя всё на свете, вторил радостному гулу. Подумать только — этот несчастный парень сделал какой-нибудь пустяк: отдал часть своего обеда, просто сказал доброе слово, в то время, как юноша готовился к бегству отсюда, чтобы раз и навсегда примкнуть к группе восставших Фениксов. «Я сбегу и больше никогда не буду осуждать невинных!» — утверждал себе Эрик.
Директор жил в своём мире. Он не замечал ничего, кроме обмякшего парня из черни. Тот извивался, изливался слезами, моля охрипшим голосом о пощаде, тем самым приписывая себе больше смертельных ударов. Мужчина будто танцевал вокруг виновного, занося удары раз за разом, без перерыва, без промедления. Эрик едва улавливал элегантные движения директора. За это курсанты прозвали его Танцующей Гиеной. Отточенные чёткие движения поражали всегда, завораживали, приковывали взгляд, из-за чего пытка превращалась в красивый театр для курсантов.
— Посмотри на своих братьев и сестёр! — зарычал директор. — Ты предал их! Предал! Ты посмел забыть о своём происхождении! Фениксы — монстры, унижавшие нас двести лет назад! Им никогда не отмыть позор! А мы чисты!
Паренёк выплюнул кровь, жадно хватая ртом воздух. Для него это была бесценная секунда — секунда перерыва, когда Танцующая Гиена отвлёкся на свои мысли. Его тело покрывали свежие кровоточащие шрамы. «Ему не выжить, Эрик, — шепнул блеющий голосок в голове. — Если его каким-то чудом и пощадят, он умрёт от потери крови или гноящихся ран». Нет! Неужели всё так и закончится…
— Но ведь Фениксы — наши предки… — Воцарилась гудящая тишина. Все застыли в немом изумлении. — Это… они… они родили нас… Получается, что в нас течёт кровь предателей?..
Матвей приподнялся в локте. Говорить для него — как адский круг. Эрик знал это по собственному опыту, вот только его никогда не избивали так, как тех, кто жалел Фениксов. Юноша наловчился прятаться от закона, от Учителей. А этот паренёк… Он публично решил высказать всё, что являлось истиной?..
Мальчишка жалобными глазами, полными слёз, окинул арену. Будто посмотрел в душу каждому из тысячи курсантов, пытаясь найти поддержку, хотя бы крупицу сострадания! Наивный. Глупая надежда, утешение для тех, кто скоро умрёт. Никто и не хотел проявлять жалость к тому, кто пытается открыть глаза на правду. Но он был сильнее. Он высказал это при всех, пока Эрик готовил побег отсюда.
— Почему мы ненавидим Фениксов? — отчаянно спросил Матвей. Сил у него уже не оставалось. — П-почему… Они… они же и создали нас… они…
Прежде, чем парень успел договорить, иридиевый клинок с треском пронзил плоть.
В глазах Танцующей Гиены на миг сверкнул страх, породивший нетерпение. Он обожал убивать жертв мучительно, но сейчас из горла мальчишки фонтаном хлестала кровь. Матвей захрипел, схватившись за глубокую рану, начал биться в конвульсиях. Но через несколько мгновений он перестал шевелиться. В глазах потух огонёк.
Ничего больше. Труп, не умеющий чувствовать, испытывать эмоции, потребности…
— Это происходит со всеми, кто осмелится пойти против Сосудов! — горделиво закричал директор. — Пусть же вороны склюют его здесь и сейчас!
Эрик едва подавил приступ тошноты. «Чёрт. Чёрт! Чёрт, чёрт, чёрт!» — кричал он, пытаясь выдавить последние силы, чтобы держать на лице равнодушие. Никто из курсантов не обратил внимание на последние слова парня. Никто не обратил внимание, что Танцующая Гиена расправился с ним быстрее, не заставив пострадать, как следует. А потому что он просто боялся, что идея о Фениксах проскользнёт в умы курсантов.
Сосуды могли рождаться только от Фениксов. Таков извечный закон подлой магии. Будь отец Фениксов или же мать, неважно — всегда родятся два ребёнка с противоположными силами. Феникс и Сосуд — два брата, неразрывно связанные между собой. Поэтому владельцев огненной силы не истребляли до конца — специально для рождения Сосудов и непрерывности их существования. Или же их крали у сбежавших Фениксов. Так случилось и с Анджелой. Эклипсы убили её сына-феникса, а сына-сосуда отправили в Академию для промывки мозгов.
Эрик долго смотрел на безжизненное тело Матвея. «Мальчик из черни» — так называли Сосудов, чьи родители приходились рабами. У них не имелось фамилии. Фамилии носили только те, кто происходил из знатного рода Фениксов, которые до сих пор борются за свою независимость. Фамилией все подчёркивали долг истребить своего отца или свою мать. Но Нейт всегда была проклятым исключением.
Кто-то боязливо одёрнул юношу за плащ. Сначала он не обратил на это совершенно никакого внимания — кто-нибудь случайно зацепил, такое бывало часто. Но кто-то назойливо продолжал теребить кусок ткани, пока Эрик раздражённо не обернулся.
Аластор должен был задёрнуть голову, чтобы полностью посмотреть в глаза юноши. Мальчик едва доставал сводному брату по колено, из-за чего он постоянно ныл, жалуясь на то, что он маленький и никчёмный.
— Я велел тебе оставаться там! — зашипел Эрик, нахмурившись. Внутри всё встрепенулось от холодеющего ужаса.
— Почему ты против, чтобы он смотрел на это? — К ним подошла Нейт. Её униформу всё ещё украшала кровь, пролитая на тренировке. — Он должен знать, что ждёт его.
— Да! — тут же отозвался Аластор. — В этом же нет ничего! Все смотрят — и я хочу!
Эрик глухо зарычал от распирающего гнева. В голове не хотело укладываться — как маленький ребёнок хочет видеть кровь, мёртвое тело? Как такое возможно?!
— Ты мелкий, в жизни ничего не видел! — Юноша слегка шлёпнул мальчика по голове. Тот тихо ойкнул. — А я старше, значит, опытнее. Ты должен слушаться меня!
— Эрик, — покачала головой Нейт, — позволь ему узнать, что такое жестокость. Ты слишком опекаешь его. В стенах Академии. Неужели ты думаешь серьёзно, что он не видит, что творится вокруг?
— Он ребёнок! — огрызнулся юноша. — Он не должен знать о таком!
«Через месяц мы будем сидеть у костра рядом с Фениксами, рассказывая друг другу сказки!» — утешал себя Эрик. Через месяц они с Аластором совершат то, за что держат в темницах и пытают самыми жестокими методами. Юноша вздрогнул, оборачиваясь на место, где лежало тело Матвея. Если он не будет осторожен, их ждёт то же самое.