Страница 51 из 58
Аластор не ответил. Он не мог переварить слова Нейт — всё ещё слабость брала вверх.
— Фениксы заслужили всё это. — Нейт посмотрела куда-то вдаль — на горизонт, где горел пожар. — Шестьсот лет они унижали нас. Не мы это начали — они. Может быть, когда-нибудь, Фениксы будут прощены. Когда-нибудь.
Аластор закрыл глаз. Он не хотел войны. Он хочет, чтобы все жили счастливо… Внезапно он опять вспомнил сон, который он увидел накануне взрыва. Что же там было, почему он плакал? Почему дрожал?
— Что с Леной? — пролепетал мальчик.
— Убита, — Нейт отмахнулась. — Конечно, если Влуцек вдруг ниспошлёт ей удачу, кто знает… Мы убили всех Фениксов. Восстание полностью подавлено. Всех — и воителей, и беженцев, посмевших покинуть своих хозяев. Как раз сейчас мы добиваем беженцев, решивших тихо уйти через Янтарное Ущелье. Эрик повёл себя, как идиот. Как бы он храбро ни сражался, я всегда на шаг впереди. Я заранее поставила там солдат. Представляешь — они заходили туда и сразу падали замертво.
Нейт засмеялась. Невинно и чисто, словно только что рассказала какой-то забавный случай. Скорее всего, для неё так и есть.
Убита… Аластор хотел заплакать. Но все его слёзы высохли — ничего не осталось. Оставалось только издавать животные звуки и кричать от боли. Лены больше нет? Но если она вдруг выжила? Если она жива? Да и Нейт сказала, что они едут к Эрику. Он жив! Они встретятся!
Лошадь, зафыркав, остановилась. Аластор осмотрелся — всё ущелье покрылось кровью. Возле него расстилался ковёр трупов. Изуродованных трупов, смотрящих пустыми стеклянными глазами в никуда. Мальчик дрожал. Невольно он прижался к Нейт, чтобы найти у неё помощи, но та оттолкнула его от себя, как игрушку. Аластор едва не упал.
— Вон там, — она показала на горку трупов, — находится Эрик.
Мальчик непонимающе осмотрелся. Где его братик? Он должен ждать его где-то здесь. Он же обещал, что они после восстания будут жить вместе!
Нейт помогла Аластору спуститься с лошади. Только сейчас мальчик заметил, что за ними следом, на таких же красивых боевых конях, шли Эклипсы. Личная охрана. Но это уже не имеет значения. Эрик спасёт его от этих плохих дяденек и тётенек. И от злых собак… Почему-то Эклипсы держали на поводке яростно рвущихся на свободу собак. Явно голодных. Они рычали, бились в истерике, но всё равно не могли освободиться. Если вдруг Эклипсы отпустят поводок…
Аластор не смел даже думать об этом.
Он шёл вперёд. Прихрамывая, он двигался к трупам, с трудом сдерживая рвотный позыв. Правая нога не хотела двигаться вообще… Тот, кто исцелил его, оставил кое-какие увечья. Аластор старался не думать о боли. Старался не замечать её. Братик… где братик?
В толпе трупов мелькнули до гробовой доски знакомые пряди волос. Пусть их и покрывала кровь, он узнал бы их где угодно. Эрик. Братик лежал, закрыв глаза, на холодной земле. Он весь был покрыт кровью… Весь. И всё же Аластор, не помня себя от счастья, радостно закричал:
— Братик! Братик! Я пришёл к тебе! Братик!
Никто ему не ответил. Лишь эхо откликнулось.
Аластор подбежал к брату и упал на колени около него. Он улыбался и весело хлопал в ладошки:
— Братик, вставай! Нам пора!
Эрик не шелохнулся. Только ветер растрепал его и так взъерошенные волосы.
Аластор вздрогнул. Он с глупым выражением лица смотрел на юношу, ожидая от него хоть чего-нибудь.
— Братик, просыпайся! — Мальчик со всей силы толкнул Эрика в плечо. — Нейт! Он не хочет вставать! Нейт, помоги!
Аластор толкал и толкал Эрика, молил его проснуться. Но веки юноши не размыкались. «Он сказал, что мы встретимся! Он не мог… он не мог…» — Аластор всхлипнул.
— Он умер по твоей вине, — процедила Нейт, подойдя к Аластору. Она смерила его ледяным взглядом. — Если бы не ты, он был бы жив.
— Нет… он жив! — отчаянно закричал мальчик, как ребёнок, требующий купить дорогую игрушку у своей бедной семьи. Вот только это желание услышат, но не исполнят. — Он живой! Он спит! Он устал!
— Он мёртв! — отрезала Нейт. — Ты виноват. И только ты. Жизнь несправедлива, не так ли? — Императрица злобно оскалилась. — Подумать только, как изменилась бы жизнь, если бы я родилась у другой семьи. И как изменилась бы твоя. Но на всё воля Влуцека. Тебе не повезло родиться здесь, в Империи. Быть может… От тебя будет польза, как от солдата?
Одним простым жестом Нейт подозвала к себе Эклипсов с разъярёнными собаками. Они хищно смотрели на мальчика, не мигая. Из пасти виднелись слюни.
— Я помню, как впервые закапывала трупы. Рядом со мной сел Эрик. Мы тогда были детьми. Мечтали о мирной жизни, как ты. Так мы и подружились. Но, взрослея, понимаешь, что жизнь — это жестокость. И ты поймёшь, когда-нибудь. Может быть. Эрик не смог принять факт, поэтому мир погубил его. Но я хочу узнать, прав ли он оказался, когда выбрал тебя? Что в тебе особенного? Почему Фениксы только и говорят о тебе?
Нейт повернулась спиной. Ветер растрепал её пучок на голове, и теперь волосы свободно развевались.
— Прости, Аластор. Иного пути узнать этого нет. Естественный отбор.
Аластор не успел даже открыть рот, когда императрица щёлкнула пальцами.
На него понеслась бешеная свора собак. Свора голодных, озлобленных чудовищ с обнажёнными клыками, которые могли запросто разрезать плоть. Аластор истошно закричал, хотел попытаться убежать, но одна из самых проворных собак кинулась прямо на него и сомкнула пасть на шее. Хлынула кровь. Послышался хруст костей.
Нейт равнодушно обернулась. Затем, прежде чем уйти прочь, она прошипела через зубы:
— Всё-таки он бесполезен. Какая жалость.
====== Глава XV. Свобода души. ======
Когда к нему вернулось сознание, вокруг простиралась только темнота. Такая же бездонная и холодная, как магия Эклипса.
Что это за место? Преисподняя? Хотя всё тело ныло от боли, вряд ли в месте, куда попадают души мёртвых, чувствовалось хоть что-нибудь, кроме пустоты, разъедающей изнутри. Всё равно, здесь ничего не слышно. Ничего не видно. Всё умерло, и одновременно продолжало существовать во мраке. Вроде бы… голоса… Приглушённые, но всё же голоса. Вроде бы вдалеке, на короткий миг, замигал свет. Вроде бы… вроде бы…
Эрик ненавидел темноту. Признаться честно — он боялся её. Всегда, когда юноша оказывался в кромешной мгле, он ощущал, что внутри него скребутся маленькие лапки порождающегося страха. Мрак словно пожирал его изнутри. Эрик забыл, каково это — оказаться в одиночестве, брошенный всеми на произвол судьбы, в душащей мгле. Забыл, потому что раньше его руку сжимала крохотная ручка Аластора. Мальчик умел забирать его страхи. Теперь его нет рядом. Как и Лены. Как и всего, что заставляло юношу жить.
Если показавшееся ему — не галлюцинации, то значит, он находился в темнице. А значит, смертельный приговор не заставит ждать. Эрик знал прекрасно об этом, и всё равно…
Он продолжал дрожать.
Одиночная камера, в которую поместили Эрика, представляла собой небольшую комнату. Настолько тесную, что когда юноша попытался подняться, он не смог выпрямиться в полный рост. Чем-то эта камера напоминала собой камеру в Академии, с таким же смрадом и сыростью. Поначалу Эрик искренне считал, что так оно и есть — он действительно оказался под местом, где начинался корень зол. Так или иначе, уже ничего не имеет значения. Эрик скатился спиной по скользкой стене вниз, усаживаясь на холодном полу.
Как странно. До невозможности странно — выжить двенадцать лет в Академии, получить временную власть над всеми Эклипсами, встать возле императрицы Нейт Парвати, нарушить закон, сбежать из Дивитая, быть на волоске от гибели и всё равно живыми выйти из туннелей, проделать долгий путь к Интериуму, там убить свою мать, сразиться против Эклипсов и Демьяна… чтобы что? Чтобы очнуться в темнице. Чтобы умереть на проклятой земле Империи, лишённым собственного имени, заклеймённым, как чудовищный предатель. Он не хотел умирать… Не хотел.
Не хотел.
Внезапно Эрик начал смеяться. Сначала тихо, а затем и вовсе не скрывал собственного безумия. Пусть стража подумает, что он сошёл с ума — ему плевать. Его хохот подхватывали сквозные ветра, из-за чего смех облетел тёмные коридоры подземелья. Охрана что-то начала кричать ему, но он продолжал истерично гоготать, как Неосознанный, вскрывающий тело жертвы. Он смеялся, дрожал, царапал ногтями каменную стену, пока не почувствовал теплоты, бегущей по его руке. Кровь.