Страница 50 из 58
Лена изменилась. Она стала очень грустной, хотя Аластор не мог винить её в этом. Он сам знал, что перестал улыбаться. Мамы больше нет в живых, братик не навещал его. Ко всему прочему — постоянные мотания в разные углы лагеря. Каждый час Аластор видел смерть, видел безысходность и отчаяние. Разве можно обращать внимание на боль в ногах, когда происходит такое? Дрожащими руками он носил тяжёлые вёдра с водой, чтобы напоить Фениксов, пытался перевязать им раны, сменить бинты. Еды тоже не хватает.
Ещё Аластор боялся спать. Когда он закрывал глаза, он видел маму. Она звала его по имени и снова, и снова просила не забывать его. Аластор Кали. Он — Аластор Кали. Почему мамочка так волновалась, что он забудет? Он всегда будет помнить! Потому что это имя, это его личность! Она срослась с ним в одно целое! Но мальчик всё равно не мог заснуть, размышляя об этом. Мамочки нет. И Аластор тихо всхлипывал. Раз за разом слёзы падали росой на подушку.
Небо покрылось фиолетовой краской; луна сменила солнце и готовилась к своему ночному дозору. Ночи здесь всегда шумные из-за криков и рыданий, но мальчик привык.
Он ковылял к своей палатке, где спали ещё несколько Фениксов. Всё тело ныло от постоянной нагрузки, но всё равно спать не хотелось. Аластор никогда больше не хотел спать после смерти мамы и пропажи Эрика. И всё же он кое-как устроился на тонкой ткани и закрыл глаза.
На миг, — такой короткий и такой насыщенный миг! — Аластор увидел в темноте сна чей-то расплывчатый силуэт. Парень. У него тоже было грустное лицо, как у Эрика, и сначала мальчик подумал, что это он и есть. Вот только лицо отличалось. У того парня глубокие серые глаза цвета стали излучали столько скорби, что мальчик вздрогнул. Глаза… где он раньше видел такой же взгляд? «Я же помню, я где-то видел такие глаза!» — кричал на себя Аластор, чтобы вспомнить. Ещё от него исходила зловещая магия Эклипса. Больше мальчик не успел рассмотреть видение, однако в памяти запечатлелась ещё одна деталь. Синий огонёк на груди. Что это за огонёк, Аластор не успел понять.
Мальчик, вскрикнув, вскочил. Сердце отчего-то отчаянно забилось, а всё тело дрожало. Несколько долгих секунд Аластору понадобилось, чтобы понять, что он плачет. Да — он действительно плачет. В душе странное чувство тревоги… Он чего-то испугался.
— Аластор, — испуганно прошептала проснувшаяся Лена. — Что случилось?
— Кошмар… наверное… — Аластор поспешно утёр слёзы. Почему он заплакал? Он не мог понять.
Лена уселась около мальчика и обняла его, дабы успокоить.
— Хочешь рассказать мне о кошмаре? — девушка улыбнулась. — Я помогу тебе. Что тебе снилось?
Аластор открыл рот, но ничего не мог выдавить. Из его памяти стёрлось абсолютно всё. Единственное, что он запомнил — расплывчатый силуэт, но и его очертания тут же испарились из головы. Ему снилось что-то ужасное. Он видел что-то невероятно плохое. И ещё он помнил, что это было очень реалистично. Будто настоящее. Не то, что во снах происходят всякие глупости, в его кошмаре всё обрело настоящие краски…
Но что он видел? И почему забыл?
— Я… я не помню… — всхлипнул Аластор. Всё равно он дрожал, непонятно, отчего. — Глупость наверное.
Лена нахмурила тонкие брови. Потом, через некоторое время, кивнула:
— Хорошо. Тогда ложись спать. Завтра у нас будет труд…
Резкий взрыв.
Аластор не помнил, что произошло дальше. Отчётливо запомнил только яркую вспышку, ослепившую глаза, а потом оглушающий звук. Странное чувство овладело им, и на миг мальчику показалось, что он улетел куда-то далеко в небо. Лёгкость окутала тело, как мягкое шёлковое одеяло…
В ушах звенело. Всё тело неожиданно накрыла такая боль, что Аластор готов был отключиться снова. Наверное, он и отключился. Но даже когда вновь пришёл в себя, боль не прошла — разве что слегка притупилась. С огромным трудом он приоткрыл глаза и увидел повсюду лужу крови. Очень много крови.
Своей крови.
Он не сразу услышал истеричные вопли. Не сразу увидел бушующий огонь, который жадно съедал лагерь, а вместе с ним заживо сдирал кожу с Фениксов. Фениксы горели в огне… как глупо и как ужасно. Они кричали, молили о пощаде… Эклипсы. Аластор видел множество солдат, окруживших лагерь. Эрик как-то рассказывал, что если Эклипс атакующего типа использует силу, её будет хватать на разрушение целого города. Рядом горели леса, горели поля, горело само небо.
Империя нашла их. Не пощадила.
Аластор зарыдал от боли. Он лежал и не мог пошевелиться, каждое движение превращалось в пытку. Где Лена? Почему Эрик не вернулся? Он не мог допустить такое! Почему его нет рядом? Его младший брат умирает, а он не приходит…
«Братик!» — Аластор хотел позвать Эрика, но вместо этого из горла вырвался стон. Всё, что он мог делать — это смотреть, как убивают Фениксов. Он не мог помочь. Не мог бежать. Он ничего не мог сделать — слишком больно. А ещё он понял, что даже не старался двигаться. Всё тело парализовал страх.
«Мама… мамочка… братик… Почему вы бросили меня? Почему?!»
Краем глаза Аластор увидел, как над ним возвысился грузный силуэт Эклипса. Он держал окровавленный клеймор и наставил острое лезвие прямо на горло. Одно движение — и мальчик попрощается с жизнью. «Братик обещал, что мы увидимся, — сквозь рой мыслей и туман подумал мальчик. — Не может всё закончится… Не может»… Он не мог. Он ничего не мог сделать. Надо бежать. Но он боялся. Боялся дышать, боялся моргать.
Аластор вдруг подумал, как страшно выглядит. Он лежит в луже собственной крови, никчёмный и ободранный. Ещё он ужасно видел. Один глаз не хотел открываться — очень сильно болел. И он кровоточил. Сильно. Из всех движений мальчик только и мог, что плакать и стонать от невыносимой боли. Переломы… Сколько же у него переломов? Сколько осколков впились в его слабое тело?
Аластор закрыл глаза. Где братик? Он должен спасти его! Должен…
— Не убивай его, — послышался голос, как будто из-за стены.
Эрик? Неужели он пришёл? Мальчик хотел закричать от радости. Братик пришёл! Братик спасёт его, и они уйдут отсюда!
Кто-то взял его на руки. Аластор не сдержал нового крика — слишком больно. До помрачнения рассудка больно. Он чувствовал, как его куда-то несли. Но зрение не хотело возвращаться — единственный целый глаз видел слишком расплывчато. Поэтому мальчик ждал, что его спасут.
Действительно. Странная волна облегчения накрыла его. Боль испарилась так же резко, как и пронзила его. Аластор ощущал эйфорию. Хотелось закрыть глаза и никогда не открывать их, наслаждаясь этим чувством. Но длилось блаженство несколько секунд. Боль не отступила, только заметно притупилась. И на том спасибо.
Аластор пугливо открыл целый глаз. Он до сих пор находился в лагере, от которого остался лишь пепел. Он задыхался от дыма, но всё равно старался не закашлять. А потом…
Потом он увидел Нейт.
Императрица несла его куда-то подальше от лагеря. В свете яростного огня её глаза хищно блестели. Золотистые волосы она заплела в тугой пучок на голове, но и он был покрыт засохшей кровью. Как и все её доспехи.
— Нейт… — жалобно пролепетал Аластор и наконец громко закашлял.
Нейт не вздрогнула, не обратила на него внимания. Она подошла к красиво украшенной лошади и ловко уселась на неё даже с Аластором на руках. С утончённой грацией она держалась в седле, несмотря на то, что лошадь неожиданно сорвалась с места и понеслась прочь.
Так много вопросов… Что происходит?
— Куда мы?.. — обессиленным голосом спросил мальчик.
— К Янтарному Ущелью, — холодно ответила императрица. — Я отвезу тебя к Эрику.
К братику… Он увидит своего братика!
— Почему ты помогаешь? — голос заметно осип. И всё же Аластор старался говорить громко. — Братик сказал, что…
— Много он тебе наплёл? — Нейт хищно улыбнулась. — Дружок, наш мир не делится на чёрные и белые тона. Эрик видит всё именно так. А значит, что и ты будешь. Я кажусь ему плохой только потому, что я забочусь об Империи. Забочусь о доме, где родилась. Я плохая только потому, что я ставлю верность превыше всего?