Щербатые

- Забудьте, мистер Лонгботтом, – сказал он и показал пальцем в сторону доносящихся из коридора звуков, – предугадать действия этой девчонки невозможно.

Поттер на удивление не успела натворить ничего криминального, разве что вывалила из хлипкого шкафа скудные пожитки Северуса и теперь стояла, всматриваясь во что-то. Грейнджер рядом не было, она деловито прохаживалась по коридорам и заглядывала в незапертые помещения, так что некому было одернуть девчонку.

Поттер сжимала в пальцах фотографию, старую и почти выцветшую, единственную, которую Северус не смог выбросить. На снимке их было трое, он и две девочки, они стояли на опушке лесочка неподалеку и улыбались в камеру щербатыми улыбками. Северусу на этом фото где-то около восьми или девяти, но выглядел он старше обеих девочек; это был единственный раз, когда Северуса фотографировали, и единственный раз, когда он не выглядел совсем уж оборванцем.

Северус застыл за спиной Поттер, долго вглядываясь в карточку, и не заметил, когда девчонка обернулась и посмотрела на него серьезными ярко-зелеными глазами.

- Вы можете забрать фото себе, – выдохнул он прежде, чем успел подумать.

Оно было спрятано в самой глубине шкафа, завалено тряпьем и другим мусором, но сердце Северуса все равно дрогнуло, словно он отдавал что-то невероятно важное. Что-то настолько его, что отрывалось лишь с корнем, с куском оголенной плоти и частичкой перерубленной души. Поттер смотрела на него долго, почти также – как на фотографию, а потом прикрыла на мгновение глаза и покачала головой, всовывая снимок ему в пальцы.

- Спасибо, сэр, – уверенно сказала она, – но оно принадлежит вам.

Северус застыл на мгновение и сжал пальцы, не позволяя карточке упасть на пол. С нее на него теперешнего, разбитого и никчемного, смотрел он сам, упертый юнец, идущий вперед несмотря ни на что. Обе девочки рядом с ним смотрели в камеру, но одна выглядела счастливой, а другая – раздосадованной.

- Как так получилось, что вы фотографировались с тетей Петуньей? – спросила Поттер.

Северус моргнул, отрывая от фото взгляд, и потонул в глубокой зелени любимых-ненавидимых глаз. Поттер смотрела на него вопросительно, прожигала пронзительным взглядом и слегка улыбалась одними уголками губ. Он была похожа на Лили и одновременно совершенно ее не напоминала. Черты рыжеволосой девочки с фото смешивались с другими, более мальчишескими и задорными, окрашивали волосы в черный и дарили лицу шкодливое выражение.

Северус вздохнул, почесал затылок, вспоминая детали того дня, и прищурился. Он почти не помнил, что тогда случилось, и как Петунья оказалась в их с Лили компании, и тем более он не помнил, кто и зачем выдумал их фотографировать. Наверное это была его мать или родители Лили, больше просто некому, но сколько Северус не пытался вспомнить, картинка упрямо оставалась подернула белой непроницаемой дымкой, сквозь которую невозможно разобрать детали.

- Я помню только, что в этот день Лили пришла с сестрой, и они очень серьезно повздорили, затем тут же принявшись мириться, – Северус прикрыл глаза, воспроизводя воспоминания, но фотограф в воображении все равно не появлялся.

Поттер как будто серьезно задумалась, взгляд ее потяжелел и замер. Она кивнула, сжала кулаки и отвернулась, принявшись монотонно запихивать разбросанные вещи обратно в поскрипывающий шкаф. Северус сжал пальцы, неаккуратно сминая края фотокарточки и про себя чертыхнулся. Догадки о том, кто снимал в тот день, множились одна за другой, и Северус неожиданно обнаружил, что таких белых пятен в его памяти имеется еще несколько. Выругавшись уже вслух, он резко развернулся и направился в комнату матери. Там, как и ожидалось, обнаружился потайной ящик, а в нем несколько запечатанных слабенькими заклинаниями писем, среди которых было несколько невскрытых.

Северус моргнул, прогоняя набежавшие перед глазами белые точки, и потер переносицу. Бумага в руках подрагивала, или это дрожал он сам; за окном расстилалась ночь, а в доме было подозрительно тихо. Северус моргнул снова, отложил ворох писем, едва сдержавшись от желания сжечь их к мордредовой матери, и встал на затекшие ноги. Накатившая злость сдавливала грудь и, не находя выхода, растворялась, рассыпалась мурашками по загривку.

Северус снова вздохнул, прислушался к оглушающей тишине пустого дома и отодвинул неплотно прикрывающие окно занавески. Как и ожидалось, машины Уизли во дворе не было, Северус должно быть пропустил мимо ушей момент, когда назойливые студенты уходили. Но так даже лучше, ему не нужно было никого благодарить, говорить ненужные никому слова. Северус развернулся и направился на кухню, на ходу вспоминая, что еды в доме наверняка нет от слова совсем.

Ожидания не оправдались, когда Северус увидел в кухне свет. Крохотная надежда, что его нечаянно включили и не выключили, уходя, растаяла, когда к свету добавились едва слышные звуки гремящей посуды и шум воды. Северус закатил глаза, мысленно готовясь ругать не видящую границ Поттер, и застыл, замечая вместо девчонки высокую мужскую фигуру.

Невилл Лонгботтом хозяйничал на его кухне, и делал он это на удивление лучше, чем обращался с зельями. Он должно быть сходил в магазин, потому что на тщательно вымытом столе были разложены овощи, а в руках юноша держал большой кусок свежего мяса. Никто прежде не готовил ему, никто даже не заходил в его дом, так что Северус замер, завороженный зрелищем, и оперся плечом о дверной косяк.

- Ой, профессор! – Лонгботтом обернулся к нему и едва не выронил мясо из рук.

Смутившись, он бросил его в мойку, отчего брызги фонтаном разлетелись по кухне, и спешно закрутил кран, вытирая руки полотенцем. Северус закатил глаза и отлепился от стены, входя наконец внутрь. Он молча оттеснил юношу в угол и выверенными движения принялся расправляться с подготовленными ингредиентами.

Северус никогда не учился готовить специально, умение пришло как-то само, потянулось от знания ингредиентов зелий. Он не любил находиться на кухне, но домовика у него не было, так что приходилось либо все же стряпать самому, либо тратить почти все деньги на кафешки и забегаловки. Лонгботтом замер где-то за его спиной и не произносил ни звука, пока Северус не обернулся проверить, не испарился ли он ненароком.

- Гарри и Гермиона уехали, – сказал он, под тяжелым взглядом Северуса плюхаясь на стул.

- Я заметил, – бросил Северус и отвернулся.

Он не спрашивал, но на языке вертелся вопрос, какого драккла сам Лонгботтом еще здесь. Юноша долго молчал, и по комнате разносились лишь лязгающие звуки ножа и скрежет скользящей по плите сковородки.

- Вы были моим боггартом, когда мы изучали их на третьем курсе, – Лонгботтом сказал это тихо, бросил как бы невзначай, а Северус от неожиданности едва не уронил сковороду себе на ноги.

Нет, Северус знал об этом, после того занятия в учительской его доставали насмешками еще около месяца, но он никогда бы не подумал, что этот ребенок вот так запросто выдаст такое ему в лицо.

- На самом деле вы не были главным моим страхом, – продолжал Невилл, – просто вы были ближе всех остальных.

Северус согласно кивнул, не зная, что может сказать на такую исповедь. Он глубоко вздохнул и медленно выдохнул, отер вспотевшие ладони о штаны и вернулся к готовке.

- По сравнению с теми ужасами, что ждали меня дома, вы, если подумать, были совсем не страшным, – Невилл усмехнулся слегка грустно и продолжил, словно ответ Северуса ему и не был нужен, – то, чего я боялся, не всегда могло принять материальную форму и сидело так глубоко в душе, что даже боггарт достать не смог.

Северус знал о состоянии родителей Невилла, знал о непримиримом характере его бабушки. Он не мог в полной мере представить себе чувства этого ребенка, но мог отдаленно понять его терзания. У самого Северуса было много страхов, гораздо больше, чем приятных воспоминаний, и многие из них тянулись из детства. Он, признаться, не знал, кем предстанет боггарт для него, потому что то занятие было единственным, которое Северус прогулял. Он всегда считал, что выставлять напоказ что-то настолько глубоко личное не просто неэтично, но еще и может навредить не до конца окрепшей психике ребенка.