Уран

Во исполнение приказа завхоз лагпункта майор Цыбин и сам Корецкий, начальник ИТЛ № 1, уделяют внимание общей гигиене, снижают показатели болезней и смертности. Бывает, Цыбин самолично проверяет стопки стираного белья, хвалит Таисию, придерживая за локоть, шарит глазом за вырезом халата.

Вот уж не думала Тася, что жизнь ее накрепко повяжет тюрьма, или, как в бумагах именуют, «Специализированный исправительно-трудовой лагерь». В эстонский город Нарва она прибыла осенью сорок шестого года, вместе мужем. Свадьбу сыграли в родной деревне Петухово Томской области. Игнат Котёмкин – смелый, ладный парень, наполовину украинец, явился в село завидным женихом. Он навещал родню, Таисия только кончила семилетку – с опозданием из-за войны. Июньский воздух звенел комарами и счастьем – война завершилась победой, впереди огромная и радостная жизнь.

Уже на месте Тася узнала, что муж обманул ее. Что служит он не при военной части, как говорил, а надзирателем в батальоне при Главном Управлении лагерей промышленного строительства. Охраняет заключенных – уголовных, политических, совершивших должностные и хозяйственные преступления. Сопровождает на работы пленных немцев, эстонцев, ингерманландцев и даже нескольких румын. Вся эта многотысячная рабочая сила брошена на восстановление разрушенного бомбами города, на строительство новых корпусов для заводов и фабрик в окрестностях Нарвы.

Привычную к труду Тасю муж определил в хозчасть. Работала кухаркой, уборщицей, прачкой, санитаркой при госпитале.

Многое было в диковинку. Две крепости, русская и немецкая, стоят по разные берега реки, старые дороги на хутора вымощены круглым булыжником, амбары выкрашены в красный цвет. Дети молчаливые, а женщины будто выедают тебя недобрыми белесыми глазами.

Зэков Тася поначалу боялась, после стала жалеть, а потом привыкла.

С мужем жили недружно. По трезвости Игнат был покладист, спор на работу, но от местной самогонки терял человечье обличье, как оборотень на полную луну. Обиды копились, Тася терпела ради детей, но однажды пьяный муж, возвратившись со смены, сильно прибил ее и окатил помоями из ведра. Тут в женщине проснулась гордость, она решилась уйти окончательно. Не хотела, чтоб дети росли и смотрели на ее унижение. Лучше уж пусть никакого не будет мужа, чем так.

Поддержал ее в этом решении главный врач госпиталя Лев Аронович Циммерман. Устроил ей место на Хутор-7, в подразделение лагеря при секретном военном Комбинате, под крыло к всесильному директору Гакову. Тут намечались перспективы новой жизни, строился красивый город, семейных переселяли из бараков в отдельные комнаты. Тасе с детьми обещали жилье вне очереди, к лету.

Директор Гаков тоже вошел в ее положение, выслушал, поверил, помог добиться развода с Котёмкиным. В благодарность за помощь Тася старается, работает на совесть.

За день успевает перемыть полы в администрации, принять-пересчитать грязное, отгрузить стираное по накладным. Отбелить, отстирать, отгладить и личное белье, которое несут прачкам жены руководства. Берет и сверхурочную работу – если надо заменить кухарку в столовой, перемыть окна, хлоркой дезинфицировать отхожие места.

Тася привыкла, что ей приказывают, дают поручения, выписывают наряды. Даже в прачечной ей командует сменщица тетя Зина, которую вохровцы зовут Квашней, а зэки – бабой Квасей. Тетя Зина прибыла в ИТЛ еще в сорок пятом году вместе с малочисленным женским контингентом. Отбыла остаток срока, освободившись, устроилась тут же на Комбинате – ехать ей было некуда.

На вопрос, где ее родные, то ли в шутку, то ли всерьез Зина отвечает, мол, сгинули еще в Русско-японскую войну. Но любит помечтать о том, как помирать поедет на родную Вологодчину. Приговаривает со вздохом:

– Советская родина – она, девкя, няобъятная, как моя жопя. А мы в ней копошимся, что черви малые, по завещанию дедушки Ленина.

Числится за тетей Зиной койка в бараке, но живет она постоянно в прачечной. У нее тут обустроен уголок с периной на сундуке, с ватным одеялом. Смеется: «Ляжу не могу – одна в пологу, нет дружка – потереть брюшка. Было времячко, ела жопя семячко, а теперь и в рот не дают».

Тетя Зина женщина разговорчивая, но при этом скрытная как партизан. Тася слыхала от нее множество срамных и страшных сказок, лагерных баек. А из прибауток ее и пословиц можно составлять энциклопедию. Но за полгода работы в одной прачечной Тася так и не узнала, по какой статье сидела Зинаида, за что попала в лагерь, была ли замужем, имеет ли детей. Конечно, можно спросить Игната, он бы заглянул в архив, но Таисии такой поступок поперек сердца. Не хочет Зина открывать свою судьбу, значит, имеет на то причины.

Не разгадала Таисия и еще одну тайну – где прачка добывает спирт.

Тетя Зина всегда навеселе, но сильно пьяной Тася не видала ее ни разу. Свою норму Зинаида знает, и по части выпивки, и в работе. Бывает, Тася задержится в администрации – то собрание, после которого надо замыть полы, то перестановка мебели – бежит, думает про тюки нестираного белья. А Зинаида уж рассортировала, раскидала по вываркам и кипятильным бакам. Тасе только достать да выполоскать.

Прачка знает о человеческих слабостях не меньше, чем врач или духовник. Образование у Зины – три класса церковно-приходской, но, когда гладит белье для начальства, читает, будто по книге.

– Гляди, у Бутко-то яки подштанники добры, с начесом. А у Нинки панталоны – срамотища, хучь в каберне выступай.

– В кабаре, тетя Зина! – смеется, поправляет Тася.

– Да все едино, проститутка. Честная девкя этакую стыдобу на зад не напялит, – Зинаида расправляет, разглядывает батистовые панталончики. – Кружева-то богатые! Вот бы тебе воротничок. А курица эта на свой огузок пялит. Для полюбовника старается.

– Какой же любовник, тетя Зина, она ведь не замужем? – спрашивает Тася, не в силах сдержать любопытства.

– Девкя, ты по себе-то не меряй! Ты целкой замуж шла, а эта – сверленая дыра. А кто у ней полюбовник – то ведаю, да не скажу.

Тася опускает глаза. Думает про Воронцова. На Комбинате давно поговаривают, что у начальника Отдела подсобного производства шашни с дочкой главного инженера. Что, мол, поженятся они к лету, когда достроят Дворец культуры. Там и сыграют большую богатую свадьбу. Что ж, пара будет красивая. Жених высокий, худощавый, темно-русый, светлоглазый. У невесты фигура, ямочки на щеках. Платье по моде сошьют, не пожалеют денег. А ему костюм – говорят, скоро откроется в городе ателье.

Зинаида смеется, показывая два клыка на верхней десне да коренные в нижней – прочие зубы давно потеряны.

– Не обмирай, девкя, не про твоего анженера речь. Он-то, нябось, век холостым проходит.

Стоит подумать про Алексея, как щеки Таси заливаются румянцем. Уж и не помнит, когда в первый раз его увидала, а кажется, будто с детства знаком. Скромной повадкой, вежливой речью похож он на бывшего их школьного учителя Трофимова. Только тот был сивоусый пожилой мужчина лет сорока, а Воронцову всего-то двадцать шесть, хотя и выглядит постарше.

Как-то приснилось Тасе, что сосед ее наполовину человек, а нижней частью – конь, как видела на картинке в старом журнале «Нива». С тех пор подмечает его сходство с породистым жеребцом чалой масти. Или с наездником, будто из буденновской песни:

Помнит Таисия свое положение – поломойка, прачка, не девушка – баба с прицепом. Легкая фигурка ее раздалась после беременностей, живот и груди стали тяжелые, словно налитые молоком и плодородием. А инженер человек образованный, хоть и простой в обхождении, а видно, что гордый. Порода в нем не крестьянская и не рабочая, другая. От этого в душе надрыв и беспокойство.

Помнит всё это Тася, да разве же сердцу прикажешь? За время, что живут они по соседству, Алексей стал ей ближе всякого родного человека. Бывает, заслышит его кашель за стенкой, и тепло разливается под сердцем. Или глядит на его руки с длинными белыми пальцами – хочется ей стать на коленки и целовать эти руки. А засмотрится на губы, обветренные и сухие – хочется прижаться к ним своими губами, напоить влажным поцелуем.