Большой дождь

— Неправда, — недовольно пробурчал он. — Ты напросилась в гости, это некрасиво, невоспитанно!

— Ничего я не напрашивалась, — надуваясь, возразила Фернанда. Она искривляла рот и морщила лоб в своей привычной капризной манере. — Сара сама пригласила, ты слышал.

— Пригласила, потому что ты не оставила ей выбора! — он уже начинал повышать тон, и это неизменной цепной реакцией провоцировало в глазах дочери слёзы.

— Виктор, я… — встряла Сара, но он махнул рукой, обрывая её реплику. Её совет о позволении Фернанде посвящать себя своему хобби, безусловно, был ценным. Но идти на поводу у каждого её каприза он не собирался. Всему были определенные пределы.

— Но мы постоянно делаем одно и то же! — исказившимся голосом, верным признаком близких рыданий, упрекнула Фернанда. — На Рождество ездим к бабушке и дедушке, на Новый год сидим дома. Никаких друзей, никакого настоящего веселья! — Она захлебнулась слезами и окончательно сорвалась на плач: — Это же праздники! Должно быть весело! Почему ты такой занудный?!

Следующей тональностью уже был ультразвук, и голова Виктора грозилась вот-вот взорваться от этой гневной, обиженной тирады. Ещё и Сара смотрела на него с упреком, слишком много понимающим взглядом. Матеуш стоял рядом с ней и старательно отводил глаза, оглядываясь по сторонам и силясь раствориться в воздухе. Великолепное завершение дня: истерика на всю улицу.

— А, да что б тебе! — рявкнул Виктор. — Тихо! Успокойся. Ладно. Ладно!

Громкость судорожных всхлипов значительно снизилась. Фернанда убрала руки от лица и уставилась на отца покрасневшими, мокрыми глазами.

— Хорошо. Если Сара приглашает, мы все вместе отпразднуем Новый год. Только не реви!

Он надеялся, что за оставшееся до праздников время этот вопрос как-то рассосется. Он ненавидел истерики дочери и то, какими эффективными они чаще всего были. Его мягкотелость и полное отсутствие решительности в борьбе с капризами не шли Фернанде на пользу. Кроме того, ничего хорошего в идее совместной встречи Нового года Виктор не видел. Он не имел ничего против того, чтобы дети пришли на устроенный Сарой ужин, но сам присутствовать не хотел. Сара, конечно, была интересной и веселой, легкой в общении и довольно ненавязчивой, но он и так проводил с ней непозволительно много времени. Возможно, у него получится предложить детям что-то интереснее праздника с соседями.

========== Глава 6. ==========

Вопреки всем опасениям 2009-й, хоть и выдался очень непростым годом, подходил к концу ярко и красочно. Во многом благодаря Ренате, прилетевшей 23-го декабря со словами «ох вы и проклятущие отшельники». Она заполнила квартиру праздничной бутафорией и соответствующим настроением. К ёлке, собранной и украшенной Матеушем, добавились возникшие на всех горизонтальных поверхностях ароматические свечи, а на кухонных полотенцах и бумажных салфетках появились узоры оленей. В холодильнике оказалось несколько бутылок шампанского, полку под телевизором заняла россыпь дисков с рождественскими фильмами всех годов выпуска и стран происхождения.

Рената расшевеливала Мэта, втягивая его в настольные игры, вынуждая проводить ей экскурсию по городу и расспрашивая о том, чем принципиально отличается порт Фуншала от порта Лиссабона. Она приволокла Сару в салон красоты и кинотеатр, забронировала им двоим столик в уютном ресторане в Машику и на Рождество вручила в подарок блокнот. «Каждый вечер записывай сюда то, за что ты благодарна уходящему дню», — было размашисто указано на первом развороте. В день отлета Ренаты обратно в Лиссабон Сара сделала в тетради первую запись: «я благодарна жизни и этому дню в частности за то, что у меня есть такая подруга».

Теперь этот благодарственный ежедневник лежал на кухне, Сара разворачивала его, готовя ужин после работы или перед сном наполняя стакан воды. Блокнот и сейчас лежал на своем ставшем за несколько дней уже привычным месте. Она смотрела на него, вытирая руки узорчатым полотенцем и улыбаясь взрыву хохота в гостиной. Был вечер 31-го декабря, и она ещё ни за что сегодня не благодарила.

В дверном проёме появилась голова Фернанды.

— Тебе нужна помощь? — осведомилась она.

— Да, — Сара подхватила со стола блюдо с благоухающей грудой румяных соньюш*. — Отнеси это, пожалуйста, к столу.

Когда Фернанда вместе с десертом ушла, она вооружилась шариковой ручкой и наклонилась к тетради. «Спасибо этому дню за то, что я сейчас не одна». И вернулась к гостям.

Семейство Фонеска сидело по одну сторону стола, по другую пытался научиться фокусу исчезающей в руке салфетки Матеуш. Все добродушно смеялись над его неудачами, а Мэт, казалось, нарочно неловко притворялся полным неумёхой. Сара улыбнулась его наиграно озадаченному лицу. Видеть его таким раскованным и увлеченным было настоящим счастьем. Она была благодарна этому дню, Мадейре и судьбе за то, что именно так — с этими людьми, за этим столом и с таким настроем — встречает Новый год.

За эти почти полтора месяца Сара прикипела к рассудительному и сдержанному Рафаэлу, застенчивому, как и его отец. Он действовал на Мэта успокоительно, сглаживая его острые, агрессивные углы, вытягивая его из плотного кокона отстраненности и одиночества в мир больших мальчиковых компаний и активных игр за пределами дома и джойстика. Она перестала снисходительно терпеть и начала действительно наслаждаться компанией Фернанды, оказавшейся бесконечно интересной, смотрящей на мир под невообразимо новым, но прекрасным углом. Разница в возрасте не порождала излишней осмотрительности: о чем можно и о чем не стоит говорить, как об этом говорить и как уходить от нежелательных тем, как реагировать на спорные и многозначительные ситуации. В Саре больше не возникала неловкость и скованность, её не заставали врасплох просьбы помочь выщипать брови или выбрать новый бюстгальтер. Ей уже не приходилось подыгрывать в навязанной Фернандой дружбе, она была в неё по-настоящему вовлечена.

Точно так же она в какой-то момент начала считать Виктора своим другом. Не в самом масштабном понимании этого слова, но уже определенно кем-то большим, чем просто соседом. Он продолжал ей помогать. Не изменяя своим принципам, сдержал данное обещание и отвез её к своему знакомому торговцу поддержанными машинами. Помог Саре определиться с точным перечнем требований, безапелляционно установил верхний лимит стоимости и решительно настоял на значительном снижении платы за оказание услуг. А когда через пару дней нашлось несколько подходящих автомобилей, сам поехал их смотреть и вернулся с неутешительным итогом: они не стоили ни заявленных денег, ни внимания Сары. Под таким постоянным и жестким контролем торговец зашевелился быстрее и добросовестнее. Найденные накануне Нового года машины уже смогли получить предварительное одобрение Виктора.

Она рассматривала его, сидящего к ней спиной: рука расслабленно закинута на спинку соседнего стула, коротко подстриженный затылок, вокруг шеи завилась выбившаяся из-под ворота цепочка, широко раскинутые и вытянутые под столом ноги. Сара совершенно не понимала Виктора. Он шел ей навстречу, предлагал помощь, когда она о ней даже не просила, был подчеркнуто вежлив и галантен, но от любых встречных предложений решительно отказывался. За всё это время он пристал лишь на одно приглашение — этот новогодний ужин — и для этого потребовалась истерика Фернанды и два разговора с Сарой, когда он пытался отказаться, ссылаясь на неудобство и неприличие и на нежелание нарушать её планы, а она старательно делала вид, что искренне не понимает истинной сути этих бесед. Он словно выстроил между собой и окружающим миром особую стену, пропускающую его наружу, но не пускающую никого извне. Сара слышала слухи и замечала взгляды, ей была известна слава Виктора Фонеска среди местных — особенно женщин — как одинокого, отстраненного вдовца, решительно пресекающего всякие поползновения в свою сторону. И он действительно избегал всех вокруг и Сару в том числе, если она была инициатором их контактов. Но при этом сам постоянно вовлекал себя в общение с ней. Она совершенно не понимала, как себя при этом вести.