Страница 7 из 40
— Так, начнём, — заявил о своём появлении Джайлз и захлопнул за собой дверь, оставляя за ней собравшихся у кофейного аппарата агентов, обернувших ему вслед головы и о чем-то негромко переговаривающихся. Он был в Анкаре уже несколько дней, и ни разу ему ещё не дали забыть, что он здесь новый. Ему постоянно вспоминали Энтони и сообщали, что тот так не делал, или с постной, едва скрывающей насмешку, миной интересовались, каковы инструкции Хортона на самые незначительные вещи. Он пока придерживал свой норов, присматриваясь к группе, но уже твердо понимая, что, как минимум, от двух в скором времени избавится. Уже после их отправления в Вашингтон Джайлз планировал преподнести дисциплинарный урок. Без очевидных болезненных примеров добиться повиновения было непросто, Хортон слишком хорошо это знал, чтобы сейчас терять время и силы в напрасной борьбе за свой авторитет.
— На кого я смотрю? — спросил он, выдвигая себе стул и кивая на повисший посреди доски снимок тучного мужчины с круглым лицом и высоко заросшей темной бородой.
— На моего информатора, — ответила Варгас, откладывая губку и отступая в сторону от доски. — Его зовут Эмре Саглам, и он адвокат. В 2008-м в суде защищал тогдашнего главу Социалистической партии угнетенных, когда его обвинили в изнасиловании трех несовершеннолетних школьниц. Эмре выиграл дело, затем несколько раз оказывал юридические услуги членам партии и представителям Союза общин Курдистана. Состоит в тесной дружбе и сотрудничестве с лидерами обеих организаций.
— Почему он сдает своих?
— Его младшая дочь хронически тяжело больна, она нуждается в постоянной поддерживающей терапии. Для неё и её матери открыт десятилетний вид на жительство в Штатах, мы оплачиваем лечение.
— Сам он курд?
— Нет, сэр.
Сэр. В Афганистане она так его не называла. В 2005-м никто из них не имел над другим власти, не имел больше полномочий, не разделял их расстоянием между занимаемыми местами в ранге. Они могли безо всяких официозов сраться до хрипоты, и именно таким был их последний разговор. Варгас настаивала на том, что их задержанный, определенный ЦРУ как номер три Аль-Каиды, лгал, путал следы, называл выдуманные имена или скрывал за кличками реальных людей. Хортон возражал, что, возможно, они взяли не того, что в своих оценках Вашингтон — и сама Софи — ошиблись; заключенный был лишь мелким курьером, выполняющим незначительные поручения и никогда не имевший доступа к верхушке. Или, если Варгас всё же была права, был слишком преданным идее и бен Ладену, чтобы расколоться.
— Ты должен надавить на него сильнее, — заявила тогда Софи.
— Я не могу надавить на него сильнее, — ответил Джайлз. — Он всего лишь человек с обычной физиологией. Ещё немного усилий, и я просто его убью. Поможет нам как-то потеря этого свидетеля?
— Но и его наличие нам пока никак не помогает! — прокричала Варгас, срывая последние предохранители и разжигая самую сильную и последнюю ссору между ними. — Мы ведем его уже три года, черт тебя побери, тупой ты солдафон! Его нашли через логистов 11 сентября, через пакистанскую и саудовскую ячейки, через пещеры племен в пакистанском захолустье! Слишком много труда, денег и жизней положено на его поимку, чтобы теперь ты своим неандертальским мозгом делал заключения о том, что он всего лишь человек, и боялся его поломать.
— Ну ты и конторская примитивная сука!
— Придурок!
А вот теперь он — сэр. Вот только в выражении лица, в поджатых губах и во взгляде читались отголоски той же примитивной суки, не доверяющей своего источника придурку-неандертальцу. Но у них сменились роли. За меньшее количество лет в ЦРУ Джайлз Хортон взобрался выше, чем Софи Варгас. Вероятно, потому что вовсе не был тупым солдафоном. И теперь он отдавал приказы, которые Софи приходилось выполнять, хотела она того или нет.
— Какие детали встречи? — спросил он, и Варгас подняла со стола две распечатки и прикрепила к доске магнитами. На одной был спутниковый снимок тесно застроенного района, на другом фотография какой-то чайной лавки.
— Рандеву назначено здесь на вторник, после обеда. Эмре Саглам будет один. Я войду тоже сама. По легенде я Зафира, турчанка, связная с американскими спецслужбами.
— Возьмем его уже после, — заговорил Фер, подхватывая на язык зубочистку и сталкивая в угол рта, чтобы не мешала. — Обычно он паркуется в квартале или двух от места встречи, ездит без водителя и без сопровождения. Насколько мы знаем, не вооружен. Подберем его на первом перекрестке. Двое сзади сделают укол, двое из фургона помогут вволочь его внутрь. И сразу везем в Бейнам.
— Это что? — спросил Джайлз.
— Небольшой поселок в степи южнее Анкары. Там есть тюрьма турецкой военной полиции.
Хортон встал, обошел стол, поравнялся с Софи и всмотрелся в повешенную ею распечатку спутникового снимка. Незнакомая ему местность, неизвестные ему уличные законы, посторонние имена, не обладающие в его сознаниями никакой коннотацией. Эту вылазку во вторник ему следовало тщательно обдумать. Джайлз не привык просто давать добро или отказывать своим подчиненным, он не был просто креслом, он был весьма эффективным специалистом, не воспользоваться которым было бы глупо. Но Энтони Фауэлер, конечно-конечно, делал всё совершенно иначе. В печенках у Хортона уже сидел этот Фауэлер.
— Мне нужен более четкий и актуальный снимок, — проговорил он и обернулся сначала на Варгас, потом на Блэйка. — И больше данных по Сагламу: биография до первого контакта с курдами, привычки, материальное состояние, жилище, автопарк, медицинская карта его дочери и его самого, её свежая фотография.
Фердинанд передернул плечами, а Софи негромко отозвалась:
— Да, сэр. Сегодня же всё подготовлю.
***
На тарелке лежали неаппетитно размякшая плоть печеного яблока, небольшой диетический хлебец, мазок белоснежного растительного спреда и комок яичницы. Барри Мэйсон скривился своему завтраку. Его жена очень строго следовала рекомендациям врача касательно диеты, и Барри, безусловно, был благодарен. Язва допекала ему намного меньше, тошнота и боль после еды заметно ослабли, в целом он чувствовал себя лучше и перестал критически терять вес, но, черт побери, как же он хотел добротного завтрака с хрустящим беконом, свежим морковно-яблочным соком и теплым тостом.
Кэрол подошла, поставила рядом с тарелкой стаканчик с утренней порцией таблеток, погладила Барри по плечу и сказала:
— Приятного аппетита, дорогой.
Он молча кивнул в ответ.
Старость подобралась незаметно. Мэйсону исполнилось шестьдесят три, и теперь долгие годы тяжелой работы, наполненной нервами и игнорирующей базовые потребности человеческого тела во сне, еде, воде и туалете, давали о себе знать на полную силу. Прежнее подтянутое тело сменилось дряблостью и сухостью, сила и выносливость превратились в боли, спазмы и судороги, в желудке открылась язва, давление подскакивало так, что каждый второй вечер обещал закончиться инсультом. Барри всё чаще стал задумываться над тем, чтобы уйти в отставку, уехать из Вашингтона, вернуться в родной Техас, наконец построить там ранчо и доживать свой век в собственное удовольствие. Их с Кэрол дети уже выросли и были самостоятельными, они сами в своих карьерах достигли крайних возможных высот, и впереди их ждало только увядание. Гнить на службе, тем самым принося вред Родине, Мэйсон не хотел.
Он взял вилку, отковырнул кусок яичницы, отправил её в рот и тщательно прожевал. Затем вкинул в рот первую таблетку из порции, запил её теплой водой и потянулся к телефону. Как бы там ни было, а пенсия оставалась пока лишь планом, и до его воплощения работу оставалось выполнять надлежащим образом. Халтурить Барри не привык. Он покосился на свои наручные часы — начало восьмого утра, а значит, в Анкаре уже перевалило за два часа дня — и набрал номер.
Трубку подняли после второго гудка:
— Мистер Мэйсон, сэр?
— Джайлз, здравствуй. Как дела, сынок?
— Всё отлично, сэр. Спасибо.
В звучании голоса Хортона произошли очевидные положительные изменения. Когда Барри набрал его по поводу Турции впервые, то сначала не узнал, ведь привык к решительной автоматной очереди ответов, а натолкнулся на что-то растерянное и невнятное. Но сейчас Джайлз звучал уже знакомо, как прежде.