Миражи успеха

Найнс едва не зарычал. Да какого чёрта они делают?!

И альбом. Фотографии… Их прошлое, о котором Мёрфи не хотели говорить. Почему? Слишком больно?

«Информацию о прошлом, о своём положении, они обменяли на нашу безопасность».

Найнс потёр переносицу. Они это сделали не ради того, чтобы Анархи оценили жертвенный жест. Они это сделали ради самих Анархов, поставив себя под удар. Убежища, у них же есть убежища кроме той квартиры? Раскроют ли их теперь? Родригез ощутил, как в груди поднимается чувство слепой ярости. Он сидит здесь, ничего не делает… Хотя, если он покинет Гриффитс-парк — все старания Мёрфи насмарку. Анархи не будут в безопасности, пока на их Лидера объявили Охоту. Придётся быть сторонним наблюдателем. Как же раздражает.

Комментарий к Часть 16. Не позволяй мне спать

* - строчка из песни AFI - Kiss my eyes…, под которую я писала эту часть

========== Часть 17. Пляски с саркофагом. Действие первое ==========

Когда хотят сделать поистине прекрасный комплимент голосу певца или певицы, говорят, что он звучит подобно хрусталю. Или звонко, подобно перезвону колокольчиков. Словно в голосе струится нежность, которую певец стремится подарить слушателям и всему миру. И почему долгое время существует стереотип, что на подобное способны лишь голоса сопрано?

Ламонт Лукас долгое время путешествовал, но ни разу не поддавался на влияние таких различных и одновременно похожих женских голосов. Он называл их псевдогипнотическими, впрочем, желал каждой из них удачи в жизни. Лишь однажды он услышал голос, истинно завороживший его. Это было во Флориде, в небольшом прибрежном городке. Девушка небольшого роста, с тонкой и крепкой фигуркой. Низкий голос, выраженное грудное резонирование. Казалось бы, что в этом такого? Но Ламонт встал посреди дороги, заворожённый песней и голосом. Она… Вернула его душе давно потерянное спокойствие, заглушила голоса нескончаемой паранойи и страха. В памяти частями всплывал нежный образ, давно канувший в историю вместе с её именем. Она считалась почти легендарной фигурой. Р… Ра…? * Как он мог забыть это имя?

И сейчас он вспомнил это имя. И знал, почему вспомнил. Вслушиваясь в голос поющей Авроры, понял, почему эта песня действует на него исключительно успокаивающе, хотя использовать песню Андерсен может в целях запугивания противника или подчинения своей воле. Он не подчинится, поскольку слишком близок к ступени высшего просветления. Он не чувствует страха, самое страшное событие в его жизни уже случилось и выжгло остатки его души дотла. Ламонт помнил, как она восстанавливалась по кусочкам, с какой болью и одновременно облегчением возвращался каждый из них. Как всё болело…ровно до того момента, пока он не услышал эту песню. Ламонт не мог отвлечься, не мог отпустить Анесу, теряющую связь с миром. Но голос Авроры проник и к его душе, заставив её словно встрепенуться и засиять. Он вернулся вместе с Анесой, понял, что продолжит свой путь, даже если его душа… Очистится? Правильно ли так говорить о нём, о вампире?

— Вы не слушаете?

Последняя нота прозвучала резко, струна почти оборвалась из-за резкого щипка. Ламонт чуть улыбнулся, наклонив голову.

— Это было бы невежеством с моей стороны. Я искренне наслаждаюсь Вашим голосом.

Они сидели в небольшом кафе неподалеку от апартаментов, где жили Андерсен и Россен. Аврора, расправив платье и закинув ногу на ногу, играла на гитаре, напевая знакомые мотивы. Ламонт, не отрываясь, смотрел только на вампиршу напротив. И оба «не видели» того, что кафе покинули все посетители, а персонал послушно сидит в подсобке и, кажется, смиренно ждёт указаний.

Аврора благосклонно кивнула и снова провела по струнам. Высунувшиеся было из подсобки официантки вернулись на прежнее место. Ламонт оглянулся на шорох и поспешил остановить собеседницу прежде, чем она снова сыграет на струнах его души.

— Я думаю, стоит отпустить смертных, прячущихся от нас, — он мягко коснулся руки Авроры, останавливая игру. Женщина кивнула и заиграла другую мелодию, начиная петь на незнакомом для Лукаса языке. И он неожиданно снова почувствовал, что эта песня никак на него не действует. Зато смертные стройной вереницей покинули подсобку и выстроились перед вампирами в шеренгу.

— Мы забудем этот вечер, — словно мантру повторили они несколько раз и, сохраняя строй, покинули зал.

— Столь полезные способности, напоминающие мне о Вентру.

— Если бы… — саркастично усмехнулась Аврора, кладя подбородок на гитару. — Эффективность страдает, они всё равно будут помнить об этом событии, правда, как о странном сне, который они не могли контролировать.

— Но она же действует, — мягко улыбнулся Ламонт, вставая и протягивая руку. Андерсен с благосклонным кивком приняла её, поднялась следом и убрала гитару в чехол. Опираясь на руку Лукаса, она вышла из кафе, и дверь за ними тут же запер один из работников.

— Я думаю, вы обязательно помиритесь, — затронул болезненную тему Ламонт, когда они проходили мимо театра «Ноктюрн». Аврора, услышав его слова, вынырнула из своих мыслей. До этого она размышляла о совершенно странной для себя вещи: как интересно они смотрятся вдвоём. Под руку по улице вышагивают мужчина и женщина примерно одного роста; мужчина с тёмной кожей, в свободной белой рубашке и брюках, женщина — в синем платье с пояском под грудью и распущенными длинными светлыми волосами. Она, как видно со стороны, трепетно держится за его руку, а он благородно несёт её огромный чехол с гитарой.

— Конечно, помиримся. В любом случае, живём в одной квартире…

И едва не прикусила язык. Эта фраза показалась ей слишком грубой, слишком саркастичной. Слишком…не такой. Она, наверное, впервые в своей жизни так сильно испугалась того, что могла обидеть своего собеседника.

— Я…

— Нет, я не обиделся. Это не та ситуация, в которой можно легко что-то посоветовать. Скорее, мне стоит просить прощения за свою беспардонность.

Они остановились совсем рядом с входом в апартаменты, и Аврора тут же стащила с плеча своего спутника чехол с гитарой, держа её за гриф.

— Было приятно снова встретиться с Вами, — улыбнулась она, замирая в нерешительности: протянуть руку для поцелуя или обнять и поцеловать его самой? Ламонт учтиво склоняет голову в знак прощания и неспешно идёт в сторону остановки. Аврора в непривычном порыве только открывает рот, чтобы окликнуть вампира, но в последний момент одергивает себя. Нет, кажется, это будет не по правилам. Негласным, но вполне понятным правилам.

— Не будет ли логично взять в аренду фургон?

Сестры Мёрфи, вопреки обычаям совершенно обычных людей (и, возможно, вампиров) шли к Чайнатауну пешком. Этот район должен был стать перевалочным пунктом на пути к особняку Джованни.

— Не будет, — хмыкнула в ответ Энжи, спускаясь по пожарной лестнице с крыши. — Круглосуточная аренда где-то в двух-четырёх милях от нас, и после двенадцати заказы по телефону они не принимают.

— Значит, этим надо было озаботиться заранее, — проворчала Лидия, спрыгивая следом. Они, осторожно оглядываясь, вышли из проулка и двинулись вверх по улице, в сторону квартала, сверкающего красными огоньками.

— У них Новый год что ли?

— Неуч, Новый год они отмечают в январе—феврале. Да и народу было бы больше. Или меньше. Не помню точно, где у них принято праздновать.

До перевалочного пункта оставалось совсем немного, всего-то пройти под мостом и свернуть налево, как раздался неприятный визг мотора. Мёрфи почти синхронно нырнули обратно в тень моста, и Энжи осторожно выглянула. К чёрному ходу здания под названием «Синдикат Фу» свернул подозрительного вида чёрный катафалк.

— А это уже интересно, — пробубнила Лидия, тут же выползая из укрытия и бегом направляясь к зданию.

— А ну стой, оглашенная! — зашипела Энжи, бросаясь следом.

Держась в тени здания, сёстры добежали до перекрестка и свернули туда, куда уехал катафалк. Искомый автомобиль как раз заканчивал манёвр разворота, задом начиная подъезжать ко входу.