Миражи успеха

Да… Помнится, Лидия самостоятельно вешала на стенку над баром плакат новой популярной группы. Забралась на высокий барный стул и, чуть раскачивая его, крепила бумажку кнопками к стене. Энжи с Найнсом сидели рядом с Джеком и обсуждали очередную возможность «напакостить» Камарилье. В один момент стул опасно накренился.

— Лиди!

Перед глазами Энжи промелькнули моменты из детства: как сестра выпала из кэба извозчика, и папа успевает поймать её в самый последний момент; как сестра упала с кухонной тумбы и долго лежала на полу без сознания. Энжи понимает, что не успеет подхватить Лидию, как и дёрнувшийся Найнс. Ножки стула ломаются с неприятным хрустом, словно их кто-то подпилил, а Лидия оказывается лежащей на Скелтере, успевшем подбежать. Казалось бы, зачем придавать какое-то сакральное значение этому тривиальному жесту? Всё дело в доверии, в том, что это проявление доверия Скелтера. Они все понимали, что вампиру ничего не будет от падения со стула, но сам факт…

Энжи открывает глаза и оглядывает свою «камеру». Будь у неё силы — разнесла бы всё к чертовой матери. Но её тюремщики внимательно следят, и не дадут возможности глотнуть даже лишнюю каплю крови. Она считает капли, падающие с труб, когда слышит приближающиеся шаги. В последнее время её не навещают ни девочки Камарильи, ни Симус, лишь один или два незнакомых вампира. Они с осторожностью приближаются к ней, держа в руках кол, и каждый раз одёргивают, когда она пьёт кровь. Что же, хоть когда-нибудь ей должно повезти.

Энжи старается сдерживать себя, но вкус долгожданной крови на языке заставляет Зверя счастливо вопить и извиваться. Вампиры, как всегда, чрезмерно осторожны, не позволяют даже лишней капле попасть в истощённый организм Гангрел. Но в этот раз ежедневной порции кормёжки ей оказывается достаточно.

Большая часть сил уходит на мощный пинок, от которого один из тюремщиков валится на пол, а второй отшатывается. Перед глазами мелькает яркая вспышка, которая слепит Энжи. Она словно на мгновение «отключается» от внешнего мира. Когда девушка возвращается, обнаруживает себя сидящей на коленях посреди камеры, рядом с пеплом и разодранным телом одного из тюремщиков. Верёвки порваны на мелкие лоскуты и разбросаны вокруг вместе с цепями, труба, к которой она была привязана, погнута.

— Отлично… — чуть обречённо тянет Энжи и, поднявшись, выбегает из камеры. В теле всё ещё чувствуется слабость. Но, как обычно, времени остановиться и пожалеть себя нет. Логичнее его потратить на поиск выхода из этих катакомб.

Анна и Мадлин смогли вернуться в Даунтаун только на следующую ночь. Носферату слегка контузило из-за взрыва и прыжка с третьего этажа, а Малкавианка всё ещё пребывала в оглушённом состоянии. Девушки выбрались на поверхность в одном из тёмных переулков рядом с башней Вентру. Миллер вытащила свою спутницу из люка и посадила к стене, буквально упав рядом. Целый день блуждания по канализации, нервные попытки скрыться от рабочих и открытых люков, сквозь которые прорывался солнечный свет. Приходилось через каждый шаг ловить крыс, без причины вскидывать старый, потёртый кольт и по часу прятаться в узких нишах, ждать, пока мимо проходили рабочие.

Мадлин молча прислонилась щекой к плечу сидящей рядом Носферату. Неплохо было бы сейчас дойти до дома, лечь и проспать пару дней. Но Крафт чувствует — Анна не пойдёт домой. И даже не пойдёт искать брата. Она двинется к ЛаКруа оправдываться за огромный пожар, охвативший особняк. Возможно, Шут начнет строить из себя святую невинность, но голоса шепчут ей: «Шут спел свой куплет в оде смерти Отцу». Вот только доказать это утверждением нечем. Зато присутствие Девятки на месте преступления подтверждается показаниями относительно независимых свидетелей. Мадлин закусывает губу — нет, Девятка был сам на себя не похож. Но нельзя просто заявить: «Это был не он!». И нельзя сваливать вину на охотника, он невиновен.

Пока Мадлин размышляет, Анна резко поднимается на ноги.

— Пора заканчивать этот спектакль и идти домой.

Мадлин удивлённо косится на удаляющуюся Анну и, вскакивая, спешит за ней, к башне. Вернее, они снова спускаются в канализацию, проходят через подсобное помещение и поднимаются на нужный этаж на грузовом лифте. Вампиры из приёмной ЛаКруа косятся на них с подозрением, а некоторые Вентру женского пола — с брезгливостью. Мадлин инстинктивно хватает Анну за руку, чувствуя, что от неё волнами исходит раздражение и злость. У самых дверей Малкавианка останавливает Миллер, вцепляясь в запястье. Она рассержено шипит, совсем как кошка.

— Чего ещё?

— Не говори Шуту о Девятке, — с точно таким же выражением лица она просила Анну пойти в особняк Граута. Носферату устало качает головой.

— Мы же видели его у ворот. Что ещё остается думать?

— А если это сети, расставленные умелым охотником? Мы — пока подставные пешки в игре Шута. Мы должны бороться с этим.

— Боже, как же меня достало то, что ты говоришь загадками…

Анна, скинув с головы капюшон, трёт переносицу. Она действительно устала.

— Почему я не должна рассказывать ЛаКруа?

— Девятка — Отец Рыцаря…

Сопоставив роли, Миллер понимает, о ком речь. Найнс — Сир Ральфа, и это весомое обстоятельство в его защиту. Вырвав руку из захвата Малкавианки, Анна идёт к дверям кабинета.

— Я ничего не обещаю!

ЛаКруа стоит у окна, и изображает сосредоточенное созерцание владений. У стола, как обычно, стоит истуканом Шериф. Он пристально смотрит, как Анна входит в кабинет, как проходит мимо широкого дивана и кофейного столика с вычурной лампой, украшенной китайскими иероглифами. Миллер ёжится из-за его взгляда, но всё же, сжав кулаки, направляется к ЛаКруа. Князь выдерживает драматическую паузу, пока за его спиной Носферату обдумывает, как начать доклад о задании. Повернувшись к вампирше, ЛаКруа напустил на себя важный и строгий вид директора школы, отчитывающего первоклассника.

— Граут ещё не связался с Первородными. Я помню, что чётко выразился, объясняя задание тебе и твоему брату. Кстати, где он?

— Отдыхает, — не моргнув, соврала Анна. — А Граут мёртв.

— Мёртв? Что? Как?

— Кто-то его убил. Остался только скелет, пепел и несколько кольев. Кто такой Грюнфельд Бах? Он поджёг особняк Граута, едва не спалил нас к чертям. И, похоже, он Вас ненавидит.

ЛаКруа благосклонно пропустил ругательство птенца мимо ушей, а вот имя старого знакомого заставило его искренне удивиться.

— О, Бах! Каждый раз я надеюсь, что он потерял след… Значит, Бах убил Граута, чтобы добраться до меня.

— Но… — Анна замялась. — Бах не знал, что Граут уже был мёртв.

— Бах — охотник. Они преследуют и убивают нас, чтобы ублажить своего Бога. Но, как и у большинства смертных, их, так называемая, вера — не что иное, как средство удовлетворить жажду убийства. Кто тогда мог убить Граута?

Анна заметила, что Князь подошел ближе, «нарушая её зону комфорта», как сказал бы Амос. На плечах появилось ощущение непомерной тяжести. На неё в буквальном смысле взвалили груз ответственности.

— Ну… — девушка протянула совсем неуверенно и заломила руки. — Там…

— Что такое? Что «там»?

Князь не отставал, подходил всё ближе, несмотря на природную брезгливость Вентру к Носферату. Он хотел, чтобы она озвучила свои подозрения во всеуслышание. Или хотя бы в присутствии его и Шерифа.

— Там ещё был Найнс Родригез, — выпалила Миллер зажмурившись. — Может, он…

Приоткрыв глаз, она увидела короткую усмешку Князя. Он отошёл от девушки и сцепил руки, поднеся их к губам.

— Ты уверена, что это был именно Найнс Родригез? Если да, то… Ты понимаешь, к чему это может привести? Хоть немного?

Анна поджимает губы, боясь отвечать.

— Я не знаю, я не уверена, что это был именно Родригез. И это… Это может означать войну между фракциями?

— «Она уже идёт, это просто «холодная война», — ей вспомнились слова Ральфа. Чёрт, Ральф!

— В обычных обстоятельствах я бы объявил на убийцу Кровавую Охоту. Но… Анархи этого города воспримут подобные действия как объявление войны. Мне не нужна война с ними. Для принятия этого решения понадобится время.