Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 17

У старшего сына Акбара Юлдаша, рослого молодого сарта, было тоже две жены. Первая – Тохта-джан[29] – имела всегда печальное выражение лица, ее я видел предыдущим вечером; вторая – Камар-джан – была краснолицей, крепкой, хорошо сложенной женщиной, с грубым непривлекательным лицом, зато всегда жизнерадостным. Камар-джан была родом из Ферганы, из долины Алмас, которая славилась красотой своих женщин, но, по моему мнению, совершенно незаслуженно, принимая во внимание внешние данные второй жены Юлдаша.

В течение дня мне нельзя было выходить во двор: из-за высокого роста я боялся, что меня легко увидят через низкие стены забора, и только ночью предоставлялась возможность размять ноги прогулкой. Целый день я вынужден был тихо сидеть в маленькой комнатке.

Начинался день с чашки чая и лепешки – круглого хлеба, иногда выпеченного из самой грубой муки. Лепешки были неплохи, пока свежи, но, по-моему, ужасный вкус им придавал лук, который сарты обязательно в них добавляют. Потом я сидел и читал; к счастью, мне удалось захватить с собой пару томов специальных работ по геологии, даже многократная читка этих книг мне не наскучивала. Таким образом я проводил время до часа или двух, когда был готов обед, состоящий из овощного супа с лепешками и чаем.

Юлдаш работал на маслобойке, а Акбар продавал масло на базаре, в то же время собирая для меня новости и информацию о передвижении красных войск. Вечером мы все встречались дома, и на закате был готов «аш» – этим словом местные жители называют плов. Блюдо было не тем восхитительным пловом прежних времен, а иным, приготовленным на хлопковом масле и с маленьким куском сушеного мяса. Было невкусно, и мы ели его просто, чтобы утолить голод. Семья ужинала в другой комнате, но Акбар составлял мне компанию. В центре комнаты, на полу, расстилалась небольшая застиранная скатерть, на которую ставилось блюдо с пловом. Мне портило аппетит то, что Акбар ел руками, как делают все сарты, нагребая полную горсть горячего риса и пальцами выжимая из него влагу, затем вымесив из него твердый комочек, он клал его в рот. Первое время я делил плов на блюде на две половины, и мы ели каждый свою порцию. Но позже, следуя законам гигиены, я попросил выделить мне отдельную тарелку. Чтобы не оскорблять чувств Акбара, я объяснил ему, что наша религия разрешает нам есть только из собственной тарелки и пить только из собственной чашки. Таким был обычай староверов[30], к секте которых принадлежали мои предки. В скитаниях это предохраняло меня от необходимости есть и пить из чужой немытой посуды и давало мне право иметь собственную чашку и кружку, не раздражая никого, – разумное правило гигиены, очень важное для Центральной Азии.

Временами, когда Акбар хотел оказать какой-нибудь из своих женщин особую честь, он звал ее в комнату. Скромно сняв свои тапочки в дверях, избранница проходила босиком, присаживалась, широко открывая рот, и Акбар собственной рукой вкладывал туда пригоршню плова. Юная Тохта-джан удостаивалась такой чести чаще всех. Если же на блюде оставались кости, после того как мясо с них было тщательно съедено им самим, Акбар отдавал кости своим дамам, которые поглодав их, относили остатки детям. Иногда Акбар отдавал кости собаке, жалкому, забитому существу. Она была жертвой постоянных ударов, пинков и швыряния в нее, чем ни попадя. Сарты не любят собак, полагая, что их близость отгоняет ангела-хранителя. Кошки же, наоборот, более почитаемы, но и это не помешало однажды Камар-джан схватить кошку, которую она только что держала на коленях и нежно поглаживала, и швырнуть ею в мужа во время ссоры. Тот поймал животное на лету и использовал ее как дубину для битья своей жены по лицу. Кошка, обиженная за такое ее применение в семейной ссоре, удрала из дома и не возвращалась несколько дней.

После обеда Акбар сообщал мне дневные новости. Он рассказывал мне о боях между белыми и красными, происходящих в это время в горах, о неудачных атаках большевиков на позиции белых, об огромных потерях красных, об их жестокости по отношению к местному мирному населению. Он рассказывал мне, как красноармейцы отбирали все у местных жителей: котлы, лошадей, зерно, одежду, обувь, – как они похищали молодых женщин и девушек, некоторых из них позже находили убитыми. Говорил и об отчаянии населения, и о всеобщей ненависти к большевикам.

Мы часто слышали печальный звон колоколов в русской деревне неподалеку, когда там хоронили убитых односельчан, мобилизованных советским правительством на борьбу против Белой гвардии. Иногда его рассказы были приукрашены наивной восточной фантазией, например, местные жители упорно утверждали, что белые обязаны своими успехами «Ак ханым» – Белой фурии, которая пролетает на аэроплане над вражескими позициями и наносит ужасный урон большевистским войскам.

Глава IV

Среди сартов

Вечером после ужина, когда Акбар ушел в свою комнату, его старший сын, жены и дети пришли погреться возле очага. Говорили обо всем. Юлдаш рассказывал о своих охотничьих приключениях, об интересных местах, виденных им в горах, а женщины задавали мне вопросы, свойственные лишь женскому характеру: «Когда англичане придут в Туркестан, будет ли все, как прежде?», «Будет ли снова на базаре набивной ситец?», «Появятся ли в продаже на базаре иголки и нитки?»

Были и такие: «Где сейчас Белый Паша (Белый Царь)?», «Сколько часов сейчас длится день и сколько ночь?», «Сколько дней до Рамазан Байрама[31]?», «Что больше: Ташкент или Москва? Москва или Россия?», «Как русские обращаются к Богу: на Ты или на Вы?» и т. д. Когда я удовлетворял их любопытство, то получал комплимент: «Какой вы умный! Вы все знаете!»





Юлдаш рассказал мне, как однажды он убил в горах двух огромных кабанов, выдру и «дикого человека». Когда я выразил некоторое сомнение в существовании «дикого человека» в нашей части мира, он начал детально описывать его внешность. Похоже, что это был медведь, которого местные жители часто называют «диким человеком».

В эти дни стоял сильный мороз, но сартские женщины выходили во двор просто в галошах, обычно стоявших возле двери. В доме ходили босиком, хотя температура внутри была не намного выше, чем снаружи. Женщины были очень скудно одеты, простой халат свободного покроя, восточное платье-рубаха и шаровары, – все старое и латаное. Когда наступал банный день, все мылись во дворе; несмотря на холод, женщины были только в халатах. Дети сидели обнаженными, и даже грудной младенец, едва начинавший ходить, сидел на снегу совершенно голый. Удивительно, но никто из них не болел.

Женщины, особенно жёны Юлдаша, упрашивали Акбара купить им материи для шитья, но подобный товар давно пропал с прилавков, и цены на любой вид ткани были необычайно высоки.

Когда молодые женщины выходили в гости, то первым делом сильно темнили брови сурьмой или соком растения, называвшимся «усьмой», из рода вайды (Jsatis tinctoria). Затем обе брови соединялись сплошной линией поверху носа. Сарты не пользуются пудрой, но иногда румянят щеки. Потом женщины доставали самую лучшую одежду из своих сундуков. Комплект состоял из такого же простого платья-рубахи, но, пошитого из шелка и, замечу, чрезвычайно похожего по стилю на сегодняшние женские европейские фасоны. Потом они обматывали полоски материи, как портянки, вокруг ног и обували мягкие высокие сапожки. Сверху они накидывали «паранджу» – вид покрывала типа халата, закрывающего всю фигуру женщины с головы до ног, с ложными декоративными рукавами, сходящимися на спине. Лицо закрывалось от посторонних глаз черной волосяной сеткой – «чимбатом». Так как все паранджи абсолютно одинаковы, одного цвета, покроя и ткани, то и все женщины, идущие по улице, тоже похожи друг на друга, и различить их можно только по росту и объему. Лишь молодым девушкам разрешаются некоторые вольности: их паранджи могут быть цветными, а чимбат заменяется на белую вуаль.

29

Это имя означает – «оставайся с нами» – мольба, чтобы ребенок не умер (Прим. Павла Назарова).

30

Старообря́дчество – религиозные течения в русле русской православной церкви, отвергающих предпринятую в 1650–1660-х гг. патриархом Никоном и царём Алексеем Михайловичем церковную реформу; раскольничество.

31

Один из крупнейших праздников Ислама, завершающий священный месяц Рамадан.