Страница 4 из 6
Для чего я заключил пари с сумасшедшим? Легче оставить его в покое или сводить к психиатру. Скорее всего, это из-за дружеского расположения одного скульптора к проблемам другого, — подумал Джонсон.
В Дэвиде Линкольне ощущался его несомненный талант, что стало бы непростительно кинуть его на растерзание мании, овладевшей творцом. Он создал невероятные фигуры, придумав их, превзошёл искусство Блачека, приблизился к настоящему величию Безудержной фантазии Иероними Босха. Для кошмарного мира Линкольн сотворил не меньше, чем Блачек со своими замечательными копиями растений из погнутого раскрашенного стекла для ботаники.
Джонсон присмотрелся к циферблату своих наручных часов: уже настала полночь. Своды потолка музея напоминали жуткую могилу уединения и безмолвия. Крыса бы сейчас была бы подходящей компанией, но Линкольн как-то обмолвился, что крысы и даже насекомые не приближаются к музею по каким-то ему одному известным причинам. Заява интересная и правдивая. Полная мёртвая тишина. Ни одного звука не отражали сводчатые стены. Джонсон топнул ногой, и эхо нарушило абсолютное спокойствие. Стив закашлял, и стены завибрировали, вернув в ответ хриплое стаккато.
Только бы не болтать с самим собой, — пообещал себе Стив.
Иначе потеряет полное самообладание. Время шло ужасно медленно. Стиву казалось, что с момента, когда он зажигалкой подсвечивал циферблат своих часов, минули сутки, но пока что была полночь. Нечто во тьме и молчании зала обостряло эмоции, вынуждая воспринимать чуть уловимые дуновения, слабоватые, что трудно это отнести к движению воздуха. Стив искренне жалел о своей лишней чувствительности. Время от времени его ухо различало смутный шум, не полностью соединившийся с ночными звуками на улице, и в голову заползали мысли, чудовищные образы жизненных форм в иных измерениях, висящих над нашим миром. Линкольн часто раздумывал о подобном. В глазах Джонсона заскользили странные искры света, окутанные тьмой.
Джонсон призадумался над этим тайным светом из скрытых глубин, мерцающих для людей в отсутствии земного освещения; но подобно сегодняшним, мужчине видеть не приходилось. Точки двигались, сменяясь пламенным вихрем с тайным смыслом исполнения. Потом стали надвигаться. Двери были закрыты, но, несмотря на полное отсутствие сквозняка, Стив ощутил, что воздух утратил прежнюю подвижность. Давление в зале неосязаемо поменялось, но не настолько, чтобы предположить приближение чего-то страшного и призрачного, сопровождаясь похолоданием атмосферы в зале. В воздухе пахло не только солью, будто смешались бризы тёмной подземной воды; затхлость дошла до скамейки, на которой сидел Джонсон. Днём мужчина не обращал внимания, чтобы восковые экспонаты так пахли; такой запах мог быть только у чучел животных в зоологическом музее. Интересная иллюзия, если вспомнить заверения Линкольна, что не каждая его фигура искусственного вида. Не надо верить фантазии, иначе до сумасшествия недалеко с бедолагой Линкольном. Заброшенность зала угнетала.
Джонсон вдруг вспомнил то фото, которое показал ему Линкольн: разрушенный особняк с подземельем внутри; лестница, ведущая вниз.
Наверное, Линкольн действительно побывал в Трансильвании, ведь фото это доказывало. Те знаки на стенах…могли быть искусной декорацией.
Незабываемый полёт фантазии! Любопытно, где стоит тот саркофаг? Наверное, за дощатой дверью в мастерской.
Но смысл раздумывать о каком-то восковом экспонате, когда в зале тесно от омерзительных фигур, которые ничем не уступают вампиру?
Надо лишь отодвинуть ту штору, отгораживающую придел для совершеннолетних. Восковые экспонаты с каждым получасом стали сильнее раздражать Джонсона. Мужчина отлично знал музей, что даже во мгле мог лицезреть вымещенные статуи. Тьма только добавляла новые краски отпечатавшимся в мозгу слепкам. Муляж гильотины, казалось, скрипел, а бородатая физиономия Ландру — душигуба 50 своих жён кривила лицо, полное угроз. Из перерезанной глотки мадам Демерс вырывался зловещий рокот, а безголовая и безногая жертва неторопливо наступала на кровоточащих культях. Стив закрыл глаза, надеясь задавить облики, но обнаружил бесполезность таких попыток. Стоило мужчине сомкнуть веки, как необычные искрящиеся точки опять водили бесцельный хоровод. Большего не оставалось, как стараться удержать в мозгу те зловещие облики, которые Стив уже прогонял. Он удерживал одни, фантазия прочно отгораживалась от других; но против воли Джонсона из тайника его мыслей выплывали более ужасные монстры; разные чудовища ползли к нему, замыкая в полукруг. Тёмный и блестящий Цаттогва выполз из слепка горгульи — длинная тварь, усыпанная тысячими ножками, — и шелестя, расправило крылья с когтистыми лапами, готовясь наброситься. Джонсон с трудом сдержал вопль. Мужчине потребовалось всё самообладание и здравый смысл, чтобы задавить забытые ужасы детства.
Помогло сияние зажигалки. В пламени устрашающие фигуры были не настолько пугающими, как в глубине сознания. Сомнение не рассеялось. Даже при свете пламени зажигалки Джонсона не покидало чувство, что шторка с табличкой для совершеннолетних едва колыхается и подрагивает. Отлично воображая, что таится за тканью, Стив съёжился. Перед взором возник оборотень с косматой шерстью и огромными лапами.
А что, если это существо передвигается ко мне, чтобы сожрать?
Рядом с монстром стояло ещё несколько монстров, что Стив уже не помнил, какие именно. Кто-то шестиногий с одним рогом.
Намереваясь избавиться от подозрений, Стив решился и сделал шаг с пылающей зажигалкой к задёрнутой занавеске. Ни один его страх не оправдался. Монстры стояли на местах. А не качает ли своими длинными щупальцами огромный Туле? Щупальца были поддатливы и это было не тайной для Стива, но мужчина не предполагал, что сквозняка с его подходом хватит, чтобы конечности задвигались.
Мужчина возвратился на скамейку, смежил веки, пытаясь игнорить движения пятен света.
Сколько времени прошло? — Стив подсветил зажигалкой свои часы. — Всего час ночи?
До рассвета вечность. Линкольн придёт в восемь, до Ганса. До его прихода на улице уже будет светло, но в подвал не проникнет ни одного солнечного луча. Окошки заделаны каменной кладкой, исключая три мрачных прямоугольника, которые ведут во двор из мастерской.
Пари утомляет, нечего сказать. — Джонсону померещились аккуратные шаги в мастерской. — Не надо думать о том монстре, которого Линкольн благоговейно называет «Он». Этот экспонат лишил его разума. Кто будет в ясном уме закрывать на массивный замок безжизненный экспонат из воска? Мне померещилось. Надо держать себя в руках.
Внутри мастерской стало слышно бряцанье ключа. Стив направил на шум пламя зажигалки, но ничего не увидел, кроме неподвижной двери.
Закрыв зажигалку, мужчина расслабленно сомкнул веки, и тут же появилась реальная иллюзия скрежета — не гельотины, а неторопливо отпираемого замка в мастерской.
Не орать. Сорвётся, потеряет оставшееся самообладание. Слышно было чёткое шарканье, наступающее к его скамейке.
Спокойствие. Нужно просто быть спокойным, или фантазия разорвёт его. Шарканье уже было близко, решимость Стива ослабела.
Он заорал:
— Кто тут? Кто идёт?
Тишина в ответ, но шарканье приближалось.
Стиву не хватало смелости признаться, что из двух вероятностей страшит его больше: зажечь зажигалку и узреть пустоту, или быть во тьме, один на один с крадущимся к нему зверем?
Дышать стало трудно, руки дрожали, ища зажигалку.
Напряжение обступившей тьмы нарастало, что молчать было невозможно, и мужчина опять заорал:
— Стойте! Кто тут?
Потом вынул зажигалку. Пламя осветило человека с безумными глазами. Линкольн. Он набросился на него тяжестью своего веса.
Сопротивления не было, ведь падение отняло последние силы несчастной жертвы. Джонсон забарахтался под ним, стараясь вырваться.
— Я иду с подношением! Ты ждёшь уже долго и вот я несу тебя обещанное. Вместо Ганса ты отведаешь одного всезнайку, сомневающегося в Тебе. Ты осушишь его бренное тело и наполнишься силами! О, великий Дракула, я являюсь твоим рабом. Ты горишь жаждой и я подношу тебе жертву. Дай мне знак и я выполню его. Ты насосёшься крови, о, Великий Граф Дракула! Самый Древний Вампир Человечества!