Кровь и вино

Шарлотта была такой же прекрасной, как и при прошлой их встрече. На её молодом теле не было ни одного шрама, от кожи прекрасно пахло духами. Лёгкая одежда, что была сшита по фигуре девушки, не только безупречно на ней смотрелась, но и превосходно снималась. Было заметно, что она по-прежнему стесняется, но всячески пытается это побороть.

Леонардо не была интересна причина подобной активности, главным для него было всё же действие. Ровно как и для барона, которому дочь совершенно было не жалко. Он готов был идти любой дорогой, лишь бы выдать её замуж за человека, чей титул был выше. Поэтому мужчина ничего плохого не видел в угрозах единственному своему ребёнку, который был рождён в браке. Чего только не довелось выслушать Шарлотте перед тем, как научиться правдоподобно улыбаться.

— Я прикажу выпороть тебя как вшивую собаку, — с совершенно спокойным лицом в один из вечеров сказал барон, глядя дочери в глаза и сжимая её запястья. — Мне нужен этот брак. Я собственными руками придушу тебя, если он не состоится.

— Отец…

— Ступай отсюда прочь, — мужчина отпустил Шарлотту. — Не смей ему перечить и мне на него жаловаться.

— Но…

— Я не готов жертвовать состоянием. Даже пока оно не в моих руках.

Каждый раз, вспоминая такие моменты, девушка готова была плакать от боли. Спустя некоторое время ей всё же казалось отвратительным то, что постепенно эта боль начинала приносить самое настоящее наслаждение. Шарлотта не считала это нормальным явлением, но и делать с ним ничего не хотела.

Когда Леонардо в очередной раз покинул покои девушки, она не торопилась выходить сама. Она улыбалась, когда юноша уходил, и было это совершенно искренне. Пусть он и казался странным человеком, но то, как он ею овладевал… Это было сказочно. Однако любопытство двигало девушку дальше, на куда более необычное поступки.

Уже спустя час Шарлотта, прикрывая лицо маской, передвигалась по одному из самых распутных районов грязного города, игриво при этом демонстрируя из-под платья стройную ножку. Ещё полчаса, и в одной из подворотен она громко стонала, чувствуя себя при этом грязной женщиной, не обременённой моральными принципами. И ей это нравилось. Её возбуждало то чувство, что её небольшую грудь крепко сжимает какой-то незнакомый мужчина, периодически притягивая к себе за волосы. Он то и дело шептал Шарлотте на ушко всякие пошлости, сбиваясь при этом на собственную отдышку. Когда он кинул в грязь на землю дукат, девушка даже побрезговала его взять. Приведя себя в порядок, она направилась домой, стараясь скрыть своё лицо от местного населения.

Офелия, тем временем, изучала кабинет покойного супруга. Какие-то странные бумаги, непонятные масла в баночках на полках, горы книг. И стук в дверь, на который королева обернулась. Ждала она в это время лишь одного. Джордано.

— Доброй ночи, Ваше Величество, — кланяясь, обратился мужчина.

— У тебя есть новости для меня? — Офелия положила на стол перо, что было у неё в руках до этого момента.

— Нехорошие, Ваше Величество, — он вежливо улыбнулся.

— Не медли, Джордано, — женщина позволила себе присесть в кресло Жакоба, которое теперь полноправно принадлежало ей. — Я вся во внимании.

— Виконт Триано сегодня вновь был там.

— Ошибки быть не может?

— Не может, Ваше Величество.

— Ты знаешь, что делать.

— Не уверен, что это необходимо.

— Не смей мне перечить! — Офелия со зла ударила рукой по столу так, что бедный Джордано аж вздрогнул. — Мальчишка должен знать, что со мной шутить он не имеет права.

К следующему утру королева проснулась с самодовольной улыбкой. Внутри кипел гнев, который подкрепляло злорадство. Офелия знала, что у неё в ногах будет валяться барон, возможно даже, что вместе с Леонардо. Был бы жив Жакоб — посыпалась бы волна осуждений на светлую женскую голову, и Джордано неоднократно об этом успел упомянуть. Однако этот же Джордано несколькими ночами ранее разделял с королевой её ложе, даже не вспоминая в тот момент про её покойного супруга.

Казнить за прелюбодеяние было делом обыденным, но когда это касалось знати — получался самый настоящий скандал.

========== Глава 10 ==========

Чувства, что испытывал Леонардо во время казни, не имели даже намёка на светлый оттенок. Это были злость, ярость, ожесточение. Все они выжигали душу подобно яду. Мир вокруг становился чернее ночи. Юноша не винил в этом себя. Объектом его гнева была только Офелия. Королева, так просто погубившая невинную душу.

Неделю после произошедшего юноша пытался забыться, шатаясь от одной таверны к другой, в промежутке обращаясь к куртизанками. Он знал что за ним следят, и это лишь играло ему на руку. Брюнет хотел разозлить королеву. Сделать так, чтобы она страдала. Не понимал Леонардо, что это сравнимо с попыткой истязать свое тело во вред другому: себе же будет хуже от этого.

Если юноша не мог найти себе на ночь распутную девушку, он довольно быстро засыпал. Ему ничего в такие моменты не снилось, а к утру поджидало лишь разочарование во всём этом мире. Изо дня в день жизнь при дворе становилась все более убогой и серой.

Скрасить это жалкое существование, казалось, ничто уже не могло. Вновь пытаясь связаться в пьяную драку в поисках лёгкой и отчасти геройской смерти, Леонардо почувствовал, как кто-то опустил ему на плечо руку. В углах в тому моменту уже двоилось от огромного количества выпитого пойла. Обернувшись, юноша понял лишь две вещи: перед ним стоял мужчина, а его самого уже не могли держать ноги. Даже попытка ухватиться за неопознанное тело не спасла брюнета от скорого падения в грязь.

Очнулся Леонардо в незнакомом месте от того, что в глаза било солнце. Он резко встал на ноги. Его одежды не было нигде — интерьер был достаточно скромен, чтобы за считанные секунды осмотреть его весь. Инстинктивно руками прикрывая причинное место, молодой человек подошёл к окну. Скорее всего, это был даже не его город, больше сравнимый со свинарником, чем с чем-то цивильным. Судя по всему, это была одна из виноделен, из которых ко двору поступали вина.

Когда за спиной скрипнула дверь, юноша вздрогнул. Чувство, подобное страху, возникло от ожидания неизвестного. Оборачиваясь на звук, Леонардо почему-то думал лишь о том, погибнет ли он, если выпрыгнет в окно. Как оказалось, напрасно.

— Отец? — брюнет не скрывал удивления.

— Доброе утро, Лео, — мужчина улыбнулся. — Прошедшей ночью ты был не в лучшем виде.

— На всякий мой поступок есть свои причины, — молодой человек подошёл к кровати, взял простыню и повязал вокруг пояса.

— Уверен, это так, — уголки губ Риккардо вновь поднялись. — Я приглядываю за тобой.

— Чем я, в таком случае, обязан твоему визиту? Стыдно стало за меня?

— У нас с тобой, конечно же, есть общая цель! — мужчина воодушевился, а глаза его буквально загорелись.

— За столь долгое годы, что мы провели в разлуке, мою душу успели порядочно истрепать сомнения в том, что у нас с тобой осталось что-либо общее, — Леонардо вполне мог показаться высокомерным. — К сожалению, сомнениям я подвергаю даже твою любовь к моей матери.

— Бесспорно, ты имеешь на это полное право. Но ты даже не выслушал меня, чтобы сразу отказывать.

— Я не отказывал. Мне любопытно, зачем ты меня сюда привёл.

На лице Риккардо вновь появилась усмешка. В помещение тихо вошла служанка, явно совсем ещё юная. Смущённо опустив глаза и стараясь не разглядывать красивую фигуру виконта, она положила какие-то вещи на кровать и поспешила удалиться.

— Надень хотя бы это, — граф сделал шаг назад и оказался за порогом. — Я буду ждать внизу. Думаю, блуждать тебе не придётся.

Леонардо вынужденно улыбнулся, не скрывая того, что это была всего лишь вежливость. Когда его отец закрыл за собою двери, молодой человек принялся рассматривать то, что ему принесли. Одежда, конечно, была местами не по размеру, но выбирать было не из чего. Однако от рубахи приятно пахло какими-то духами, всё было идеально чистым. Одевшись, Лео всё-таки решил проследовать отцовским указаниям.