Страница 9 из 11
Именно в это время начинается в России эпоха «насаждения западничества сверху». Императоры принимают на себя функцию «первого европейца» и возглавляют приобщение страны к «передовым стандартам». Однако при этом монарх проявляет заботу о сохранении своей легитимности в глазах простонародья, и именно с этой целью использует всё ещё авторитетную в глазах народа Церковь, подтверждающую «богоустановленность» не только его власти, но и крепостнических порядков.
За властью тянутся освобождённые от обязательной службы, наделённые крестьянами, дворяне, составляющие на тот момент в России абсолютное большинство «образованных классов». Они воспринимают себя как «европейцев в дикой азиатской стране» и активно впитывают не только западный стиль жизни, но и западные идеи.
В итоге начавшаяся десакрализация монархии и фактическая условность прав на престол после пресечения линии прямых потомков Петра Первого приводят к возникновению своеобразной «дворянской революционности», выразившейся в эпохе дворцовых переворотов и убийстве только в XVIII столетии как минимум двух императоров. Искренняя вера и патриотизм ряда представителей элит того времени, хотя и имеет место, но не отражает общей тенденции.
С этого времени, вместе с иными заимствованиями, в «образованные классы» России через труды европейских просветителей и легальную деятельность разного рода масонских лож проникает зарождающийся в Европе либерализм. Некоторое отрезвление наступает после того, когда либеральный период царствования Екатерины Великой заканчивается в разгар Великой Французской революции, демонстрирующей практическую (через гильотину и классовый террор) реализацию либеральных взглядов на деле. Именно к этому периоду в дворянской среде России возникают первые попытки сформулировать консервативную позицию, декларирующую как необходимость сохранения существующих государственных устоев (включая крепостничество), так и пагубность слепого заимствования «разрушающих нравы» европейских взглядов.
На фоне начинающегося в Европе революционного брожения, а затем и буржуазных революций, российская монархия, начиная с императора Николая Первого, приходит к пониманию гибельности потакания «прогрессистским» настроениям дворянства, и всю оставшуюся часть XIX века мы видим некоторую попытку возвращения к консервативным началам. Наиболее сильно неприятие «западных веяний» проявилось в политике Николая Первого и Александра Третьего, однако и воспеваемые либералами реформы Александра Второго во многом содержали возвращение на качественно новом уровне к «допетровским» подходам. В частности, это выразилось в воссоздании земских институтов, возвращение в суды «присяжных» (при Иване Грозном – «лучих людей») и завершения подготовлявшегося 15 лет ещё при Николае Первом и завещанного им сыну освобождения крепостных крестьян, превращённых в рабов в ходе петровской «вестернизации» России.
Таким образом, XIX век, начиная с правления Николая Первого, может с полным основанием считаться веком сформировавшегося «идеологического дуализма»: с одной стороны власть продолжает оставаться «первым европейцем» и потворствовать «западническим» по сути тенденциям в переродившейся элите, а с другой – «ситуативно» выступает с консервативных позиций, когда речь заходит о незыблемости имеющихся порядков и политической системы.
Система потребовала идеологического обоснования, и вот в первой половине ХIХ в. царское правительство пыталось создать своего рода «официальный консерватизм». Главным идеологом проекта стал граф Уваров (в прошлом вольнодумец, друживший со многими декабристами), который выдвинул так называемую “теорию официальной народности”, сформулировав широко известную идеологическую «триаду»: «Православие, Самодержавие, Народность». Дворянско-интеллигентская революционность, как чуждое России явление, распространенное только среди “испорченной” части образованного общества противопоставлялась «правильной» пассивности народных масс, их патриархальной набожности, стойкой вере в царя, которые изображались в качестве “исконных” и “самобытных” черт народного характера. По сути, данная официальная «охранительная» идеология просуществовала в непринципиально изменённом виде до революции 1917 г., и закончилась для страны очень плохо.
В общественном поле того времени идеологическая борьба велась между «западниками» и «славянофилами».
В основе миропонимания «западников» лежали следующие положения:
• Никакой самобытности России не существует: Европа – это и есть мировая цивилизация. Россия же долгое время была «вне истории» и «вне цивилизации», а потому отстала и должна догонять.
• Путь России – идти по стопам Европы, не повторяя её ошибок и перенимая положительный опыт выстраивания у себя «передовых» капиталистических отношений.
• Реформы Петра I привели к вхождению России в лоно мировой цивилизации, а потому оценка Государства «образованными классами» зависит от того, насколько активно оно продолжает идти путём преобразования страны по западному образцу.
• Приоритет свободы личности над интересами власти и общины.
• Двигатель прогресса в России – «образованное меньшинство», подталкивающее к реформам власть и просвещающее народ к принятию этих реформ.
Логическим продолжением «западничества» стали более радикальные «революционные демократы», а затем террористы-«народники» и марксисты.
Отражающие национально-консервативное направление «славянофилы» придерживались принципиально иных взглядов. Они выступали за самобытность России, которую видели в крестьянской общине, в Православии и в Соборности (общенародном единстве на основе высших духовных, религиозных ценностей – любви и внутренней свободы) русского народа. Сторонники «славянофилов» считали, что благодаря православию и общинности в России все классы и сословия мирно уживутся друг с другом. Соборность, единство, свобода, любовь – вот ключевые и наиболее плодотворные философские идеи, явно ведущие своё происхождение от «традиционных» мировоззренческих установок проекта «Третий Рим».
Наиболее обоснованная в теории славянофильства концепция социального устройства общества принадлежит К.С. Аксакову. Он сформулировал концепцию «земли и государства», в которой доказывал особенность исторического пути русского народа. Аксаков считал, что единственной приемлемой для России формой государственного правления является монархия, но при этом в России народ не рассматривает государя в качестве «земного бога»: он повинуется, но не боготворит своего царя. Невмешательство государства в свободу духа народа, народа – в действия государства и является основой жизни общества и государства.
При этом в консерватизме Аксакова и ряда других славянофилов проявились в крайней форме идеализация русской истории и неприятие западной цивилизации, как и неприязнь к российским либералам. Даже более умеренная их часть, признавая отдельные достижения Запада, обличали его как цивилизацию духовно деградирующую и агрессивную в отношении России.
В частности, Н.Я. Данилевский, настаивая на собственном, отличном от Западного, цивилизационном проекте России, чётко указывал первопричину веками присущей Европе русофобии:
«Европа не признаёт нас своими. Она видит в России и славянах вообще нечто ей чуждое, а вместе с тем такое, что не может служить для неё простым материалом, из которого она могла бы извлекать свои выгоды, как извлекает из Китая, Индии, Африки, большей части Америки и т.д., – материалом, который можно было бы формировать и обделывать по образу и подобию своему».5
Таким образом, идеологическая слабость Государства эпохи Империи заключалась в постоянных попытках Власти «усидеть на двух стульях»: с одной стороны, продолжая оставаться «первым европейцем», а с другой – заимствуя в нужной себе форме некоторые «традиционные» подходы, якобы обосновывающие легитимность существующих порядков. Консерваторы-«славянофилы» оказались не в силах развернуть монархию на «традиционный» путь. «Западники» же, с каждым новым поколением всё более радикализуясь и противопоставляя себя «недостаточно западному» Государству, с неизбежностью вели страну к революционным потрясениям, похоронившим Империю.
5
Н.Я.Данилевский «Россия и Европа»