Дипломатическая кухня

В разговоре как-то всплыло, что у меня маленький сын, и капитан предложил мне приехать вместе с ним. До сих пор надеюсь, что он об этом не очень пожалел. Оформив документы, мы с капитаном хряпнули водки под икорку, а Стасу девушка в кружевном передничке принесла банку вишневого компота. Это было крайне неосторожно со стороны капитана. В компоте было все – сам Стас, капитан, кружевной передничек, скатерть и, кажется, даже потолок каюты. Он его не разливал – просто с энтузиазмом поглощал. Капитан, явно скучавший по семье, наблюдал за этим безобразием скорее с удовольствием, а на мои извинения ответил, что ничего, отмоют. Осчастливив таким образом капитана, мы отбыли восвояси. А судно отправилось в порт назначения.

***

Со вторым судном история вышла похуже. Капитан позвонил в посольство и доложил, что его судно арестовали и привели под конвоем в порт Франсвиля (а это в 300 км от Либревиля, и добраться туда можно только на самолете). Когда я как следует потряс капитана – давай подробности, как, за что, – он признался, что ночью при плохой видимости вошел в запретную зону у нефтяной платформы, бросил там якорь и отстоялся до утра. Это в 500-метровой запретной зоне! Нефтяная платформа – это целый город на воде, вокруг трубопроводы. Задел бы якорем – все бы разнесло. За заход в зону строго наказывают, и правильно делают. И капитан – паразит такой – все это знал! Позже выяснилось, что у него не было карт нужного масштаба и о платформе он просто не подозревал. Короче, с него потребовали штраф в 500 тысяч местных франков (10 тысяч долларов). Я сам себя похвалил – незадолго до этого я заказал сборник местного законодательства. Порывшись в законах, я выяснил, что сумма штрафа совершенно законная. Доложив послу, сказал капитану, чтобы платил штраф (денег таких у него, понятно, на борту нет, но можно оставить гарантийное письмо). И чтоб валил из территориальных вод как можно скорее!

Но нет, так просто эта история закончиться не могла. Не успел он свалить. Догнали его еще до выхода из тервод две канонерки (а их и было у габонцев всего две – весь ВМФ) и под дулами крупнокалиберных пулеметов привели обратно во Франсвиль. И потребовали у капитана штраф в 2 миллиона франков. Он чуть не рыдает в трубку – спасите, помогите! Я опять сел штудировать сборник законодательства. Есть такой штраф. За незаконную ловлю в территориальных водах. А судно-то, как назло, было рыболовное. Капитан же бьет себя в грудь левой пяткой, клянется мамой, что стоять на якоре – стояли, но рыбу в терводах не ловили. Но в МИДе уперлись – ничего не знаем и вообще надо на месте разбираться. Дело было в том, что кто-то уже настучал «папе» Бонго, который отдыхал в Париже, тот разгневался и велел оштрафовать этих русских по максимуму.

Загрузив сумку десятком бутылок водки, вылетели с Козюней во Франсвиль. Из аэропорта сразу рванули в морской порт, к капитану оного. Там нас ждет изысканное общество – наш бедолага-капитан, капитан порта (француз), командующий BМФ (тоже француз) и командующий жандармерией (ну, хоть этот габонец). Некоторое время мы ожесточенно и безрезультатно спорим. Нашему горе-капитану приходит в голову предложить перейти на борт – дескать, можно и сети осмотреть, будет видно, что не ловили здесь ничего. Французская часть общества оживляется, понимая, что на борту им будет оказано русское гостеприимство – а c ним они по прежней жизни знакомы, хаживали в русские порты, хаживали. Только стоит судно не у стенки (осадка не позволяет), а подальше, на рейде. Хотя и недалеко. Переходим на катер капитана порта. Катер – просто платформа, без лееров, вообще без ограждения. Эти все профессионалы, небрежно стоят, расставив ноги, а мы с Козюней вцепились в единственный поручень на рубке и только и думаем, как бы за борт не сыграть. Подваливаем к борту. А трапа у этого корыта нет. Надо лезть по штормтрапу (по веревочной лестнице, если понятнее). По штормтрапу с десятью бутылками водки в сумке за спиной – незабываемое впечатление.

На борту дело пошло веселее. Капитан не поскупился на угощение и, приняв на грудь, официальные лица смягчились, пустились в воспоминания о том, когда и где выпивали с русскими моряками. Тут мы им вручили сувениры – в виде пары бутылок отменной «Столичной», которой в продаже в Габоне не было. Переговоры пошли в гораздо более дружелюбном тоне. В результате договорились: они доложат наверх, что оснований штрафовать по максимуму нет и судно надо отпускать. С чем мы и помчались в аэропорт, чтобы успеть на последний рейс на Либревиль.

На следующий день утром позвонил счастливый капитан, доложил, что арест сняли и он уходит из порта. Мы выдохнули.

Только напрасно мы расслабились. Еще через месяц другой наш рыболовный сейнер задержали, и на этот раз без всяких сомнений – незаконный лов у местных берегов. Спорить было бесполезно. Облаяли капитана за глупость, сказали, чтобы не выпендривался, платил штраф и уходил как можно скорее. Что он и сделал. Штраф, к счастью, наложили средний, а не по максимуму.

Потом был долгий перерыв. Рыбакам, видимо, спустили инструкцию в габонские воды не лезть, а грузов в местные порты нашим судам не подворачивалось.

***

Красивая история получилась с нашим нефтеналивным танкером. Шел он с полным грузом в направлении Экваториальной Гвинеи, где в то время правил кровавый диктатор Масьяс Нгема. Шел, значит, танкер, и вдруг наши заметили шаланду, с которой отчаянно махала руками и, видимо, истошно орала группа африканских товарищей. Сбросил танкер ход, спустил на воду мотобот и подобрал голосующих в море. Это оказались габонские рыбаки, у которых на шаланде заглох двигатель, и их начало носить по водам Гвинейского залива. И, как назло, все дальше относило от берега. Уже неделю болтались они в море, вода кончилась, еды и подавно не было. Несколько судов прошло мимо, на призывы о помощи не реагируя. Начали рыбаки поглядывать друг на друга нехорошими взглядами – как уже упоминалось, традиции каннибализма в Габоне существовали еще в недавнем прошлом.

Когда их подняли на борт, доктор танкера накормил их по науке, бульоном, и не давал обожраться, как они ни умоляли. Капитан объявил, что сдаст их властям ближайшего порта, то есть столицы Экваториальной Гвинеи Малабо. А отношения Габона с этими соседями были в то время довольно напряженными. Габонцы буквально встали на колени – только не это, там нас всех бросят в тюрьму, Христа ради, отведите нас в Либревиль. Капитан проматерился и изменил курс.

В Либревиле танкер встал на дальнем рейде – он же груженый под завязку, а порт у нас был мелким. Капитан связался с капитаном порта и потребовал, чтобы спасенных рыбаков приняли по акту. Сдал – принял, подпись, печать. А кто будет акт писать и печати ставить? Известно, кто. К танкеру пришлось идти на мотоботе. Меня уже у причала начинает укачивать, а тут еще в заливе мертвая зыбь – через 40 минут, пока дошли, я был почти как эта зыбь, уж наполовину мертвым – точно. К счастью, груженый танкер вообще не качает, на палубе в футбол играть можно, и я быстро оклемался.

На борту собралась уже знакомая компания – капитан порта (габонец), командующий ВМФ, командующий жандармерией и я. Составили акт, выпили водки, как полагается, и засобирались расставаться. Тут капитан, отозвав меня в сторону, говорит, что за спасение на море вообще-то премия полагается. Я ему в ответ: «Посмотрите на этих оборванцев, с кого тут премию брать, а с правительства точно ни хрена не получить». Тогда капитан громко заявил, что от премии за спасение он отказывается. Получил за это горячую благодарность. Надо отдать габонцам должное – о спасении рыбаков в весьма хвалебном тоне написали в газете. Это несколько загладило воспоминания о предыдущих инцидентах.

***

Несколько лет подряд в наши воды регулярно заходило научно-исследовательское судно «Фиолент». Когда они в первый раз объявились, народ обрадовался развлечению – в несколько приемов мы все побывали на борту с экскурсией. С нами еще поделились выловленной в исследовательских целях рыбой – подаренные нам брикеты мороженого хека не влезали в морозилки. Хек, однако, быстро приелся и бенефициарами подарка стали местные кошки. Запомнился аквариум на «Фиоленте», в нем жили здоровый глубоководный краб и рыба-прилипала. Краб все порывался сожрать прилипалу, но она сторожилась, и краб оставался ни с чем. Их не очень мирное сосуществование продлилось больше года. В конце концов, прилипала все же зазевалась. Запомнилось еще, что экипаж не очень ладил с учеными – презрительно называя их «научниками». Ученые отвечали взаимным презрением.