Страница 25 из 29
При этом, на минуточку, это вам Африка, а не Шенген. Даже в «дружественное» Конго нужна виза, а в Заир и подавно, и получать ее надо в Браззе (не помню, почему ее нельзя было получить у нас, но нельзя и все).
И вот приезжаем мы с коллегой Алексеем Васильевичем – он постарше и по возрасту, и по званию – в Браззавиль, получаем почту, с помощью консула получаем через пару дней заирские визы. Тут консул вспоминает – а медицинские сертификаты у вас есть? Без них в Заир не пускают. Тем более там сейчас как раз эпидемия холеры. Такой вот подарок судьбы.
Сертификаты у нас были. Только прививки от холеры у нас не было. У нас в Габоне ее тогда и вовсе не было. Зачем нужна лишняя прививка, тем более что холерная действительна только шесть месяцев? Делать прививку накануне отъезда было как-то боязно. Она могла дать реакцию, высокую температуру и т.п., а мы и так ехали, что называется, без гарантии. С Киншасой связи не было не только у нашей точки, но и у Браззавиля. Телефонная связь существовала теоретически, дозвониться оказалось нереально. Послать шифровку через Москву было как раз можно, но такое почему-то не поощрялось, решили не светиться. Оставался один только вариант – воспользоваться телетайпом «Аэрофлота», который имел представительства и в Браззе, и в Киншасе. Но это не давало гарантий, что сообщение дойдет и что коллеги поймут, о чем речь. В общем, мы никак не могли быть в расслабленном состоянии.
Пошли мы, значит, к посольскому доктору. Весьма колоритный был персонаж. Звали его Цезарь, был он грузином, а по специальности – венерологом. Вылечил, как сплетничали, какого-то тбилисского начальника от нехорошей болезни и в качестве премии поехал в Браззу (и это не шутка – поездка даже в Африку была премией). Мы Цезарю объяснили, что нам надо через Киншасу проехать, останемся мы там всего два дня – до рейса, а прививку делать нам нельзя. Не можем мы рисковать. Цезарь категорически уперся. Начал нам про клятву Гиппократа рассказывать… Мы ему объясняем, что про Гиппократа мы в курсе, но прививку – никак нельзя, а вот штамп в сертификат, что она сделана – очень надо. Цезарь руками машет, кричит…
Пришлось апеллировать к консулу. Тот – фигура влиятельная, ссориться с ним – дураков не было. Пришел консул и популярно объяснил Цезарю, что Гиппократа тот может далее не цитировать, а нам – без разговоров – поставить штамп в сертификат. Бурча себе под нос что-то неразборчивое по-грузински (вероятно, матерное), Цезарь повиновался. Но затем вытащил из ящичка какие-то таблетки и взял с нас клятвенное обещание, что мы выпьем две до приезда, две каждый день в Заире и еще две по приезду домой. «Всю микрофлору убивает, никакая холера не выживет!» – заявил Цезарь. Мы поклялись мамой и, к слову сказать, обещание сдержали. Какое расстройство желудка мы получили по приезде в результате уничтожения всей микрофлоры – страшно вспомнить. Но это было потом.
На следующий день мы отправились на пристань Браззавиля, где под присмотром консула погрузились на паром, идущий в Киншасу. Честно говоря, на паром этот страшно было даже смотреть. Это была просто низко сидящая в воде платформа, двухэтажная к тому же; второй этаж держался на довольно хиленьких столбиках. Между ними были реечки, примерно на уровне колена. Символическое такое ограждение. А речка Конго в этих местах разливается аж до горизонта – Киншаса на другом берегу только угадывается в дымке, километрах в трех ниже по течению пороги, и течение само – силы страшной (паром забирал под углом в 45 градусов, чтобы пристать в точке, находящейся напротив).
Публики на паром набилось до отказа, так как ходил он не каждый день, да и вообще, как Бог на душу положит. Пассажиры поприличнее полезли наверх, а мы вроде поостереглись и остались внизу. Стоим на платформе, ходу до Киншасы около часа, и чувствую я, что ноги не держат. На плечах-то сумки с бумагами, и довольно увесистые. И я совершил чудовищную глупость – присел на реечку между стойками. Не успел я присесть, как какая-то толстомясая африканка задом с разворота меня с реечки буквально снесла – я начал опрокидываться на спину, и еще секунда – свалился бы за борт. Шансов выжить у меня бы не было. Там хорошему пловцу не выплыть, а я и плавать толком никогда не умел. Спасла меня быстрота реакции Алексея Васильевича – он успел поймать меня за шиворот уже почти над водой. Рывок – и я плюхнулся на платформу. До самого причала мы стояли, причем держась как можно дальше от края…
Когда паром наконец причалил, мы выдохнули. Наивные! Это было еще не все. Встречающих на пристани не оказалось. Ошибки быть не могло – мы были единственными белыми. Протиснувшись между пассажирами, мы предъявили паспорта и сертификаты местным жандармам и вышли за пределы пристани. Опять никого. После того, как старший по команде в нелитературной форме выразил свое мнение о нашем посольстве в Киншасе, мы решили идти пешком в город в надежде встретить хоть каких-нибудь европейцев, знакомых с местностью. Куда идти, мы не знали, адреса посольства у нас не было (честно, даже не помню, был ли у него адрес – это же Африка). Тащимся мы по жаре градусов за тридцать, с тяжелыми сумками, никаких европейцев и близко не видно. Хочется пить, воды нет. Видим, какое-то учреждение. Подходим ближе – американский культурный центр. Напарник говорит: «Скидывай сумки, я тут постою, а ты зайди, попросись позвонить в советское посольство». Я в недоумении: «Вы чего? Это же американский центр!». Он хрипит: «Я отвечаю, если что, иди, сдохнем тут на жаре». Захожу. Сидит за стойкой черный. Вежливо объясняю: «Мы тут с коллегой слегка заплутали, нельзя ли от вас позвонить в советское посольство?». Отвечает, сама любезность: «Отчего же нельзя, сейчас и позвоним». Набирает номер и говорит, естественно, по-французски: «Алло, советское посольство, это из американского культурного центра говорят, одну минуточку». Передает трубку мне. Я – уже по-русски: «Алло, это советское посольство? Это такой-то, вы что, не получили нашего сообщения о приезде? Мы тут с коллегой стоим у американского центра, срочно пришлите за нами машину!». Слышу, что на другом конце кто-то подавился. «Эээ… подождите, я доложу…» Я ору, с трудом удерживаясь от мата: «Какой, к дьяволу, доложу! Машину срочно!» Там бросили трубку.
Сообщаю коллеге о результатах. Решаем ждать. А надо пояснить, что в те времена страшно боялись провокаций. И вот в посольстве сидят и гадают – этот звонок провокация или нет? Сообщение-то о нашем приезде они через Аэрофлот получили. Но только опять не знали, провокация? Или нет? Кто такие, зачем едут? Почему сообщение пришло по телетайпу?
Стоим, обливаемся потом – ручьи текут. К месту вспоминаю, как один умный человек рассказывал, что участь белого в Африке – всегда ходить с мокрой задницей. И определенно чувствую, что он был прав…
По пустой улице едет машина. Не верим глазам – это «Волга» ГАЗ-24. Наша «Волга»! За нами приехали! Теперь едет крыша у напарника. Он говорит – не верю. Откуда у них тут «Волга»? Это провокация! И тут я узнаю того, кто сидит за рулем. Он на курс старше меня, мы в одно время были в Алжире! Кричу напарнику – это Вова, я его знаю! Мы учились вместе! Вова в свою очередь узнает меня, убеждается, что это не провокация, и мы наконец едем в посольство.
А в посольстве мы попадаем в объятия консула, который начинает предъявлять нам претензии. Вы-де тут свалились, как снег на голову, да кто вы такие, да почему толком не предупредили…Впервые и в последний раз, я увидел, как мой старший товарищ озверел. Он сгреб консула за грудки и популярно объяснил ему, что с ним будет, если мы доложим по инстанции, как он не встретил людей, перевозящих дипломатическую почту. Консул был сообразительный малый. Два дня, пока мы ждали рейса, он замаливал грехи, показывая нам окрестности и кормя нас в лучших ресторанах города. Мы его пожалели, ябедничать не стали. А могли! Поехал бы он на Шпицберген19…
Полет наяву
Все знают АН-24, около сотни этих машин еще летает по миру, хотя модель перестали выпускать в 1979 году. Гораздо меньше известен АН-30, глубокая модификация АН-24, разработанная как самолет аэрофотосъемки и воздушной разведки.
19
Генеральное консульство на Шпицбергене заслуженно считалось местом ссылки для провинившихся дипломатов.