Страница 7 из 8
Мистер Джонатан вздохнул.
- Представляете, какое впечатление произвёл сей факт на присяжных?
Он покачал головой.
- Кэролайн предстала женщиной с неуправляемым характером. Но это не так. Нет, не так.
После минутного раздумья он продолжил:
- Кэролайн Крэйл часто приезжала в Элдербери. Она страстно увлекалась верховой ездой. Она нравилась Ричарду, его жена также испытывала к ней тёплые чувства. Во время своих визитов Кэролайн вела себя вежливо и тактично. Дома она не чувствовала себя счастливой. В Элдербери — другое дело. Она и Диана Крэйл, сестрица Эмиаса, считались подругами. Филип и Мередит Блейк, юноши из соседнего поместья, часто бывали в Элдербери. Филип всегда был помешан на деньгах. Должен сказать, я недолюбливал его. Но я слышал, он преуспел, к тому же он преданный друг. Мередит же был, как мы говорили в те годы, слюнтяй. Увлекался ботаникой, ловил бабочек, наблюдал за птицами и зверями. Изучение природы — так это теперь называется. К полному разочарованию родителей, никто из этих молодых людей не стал типичным представителем своего круга. Ну, вы знаете — охота, рыбалка и так далее. Мередит предпочитал наблюдать за живностью, а не стрелять в неё. Филипу определённо нравилась городская жизнь, и он с головой ушёл в бизнес. Диана вообще выскочила за офицера действующей армии. А Эмиас — атлет, красавец, просто воплощение мужественности — из всех возможных видов деятельности избрал живопись. По-моему, Ричард умер от шока, а не от старости.
Неудивительно, что Эмиас женился на Кэролайн. Они грызлись, как кошка с собакой, но это был настоящий брак по любви. Они были без ума друг от друга. Их любовь не ослабевала с годами. Но Эмиас, как и вся его семейка, был бездушным эгоистом. Любя Кэролайн, он не считался с ней. Поступал, как вздумается. Думаю, он любил её настолько сильно, насколько мог — но искусство стояло на первом месте. Ни одна женщина в мире не могла заменить ему живопись. Он заводил интрижки — это вдохновляло его — но они не оставляли следа ни в сердце, ни в памяти. Он не был сентиментальным романтиком. Его нельзя назвать и сластолюбцем. Единственная женщина, хоть что-то для него значившая — Кэролайн. Она это знала и мирилась со многим. Знаете, он был прекрасным художником. Он то и дело уходил в загулы, но всегда возвращался — с новой картиной. Это его отчасти оправдывало.
Это продолжалось бы бесконечно, если бы не Эльза Грир. Эльза Грир…
Мистер Джонатан вновь покачал головой. Пуаро насторожился:
- Что Эльза Грир?
- Бедное дитя,- неожиданно сказал мистер Джонатан. - Бедное дитя.
- Значит, вот как вы к ней относитесь.
- Может, это потому, что я стар, но я нахожу, что в беззащитной юности есть нечто такое, от чего у меня слёзы выступают на глазах. Юность так уязвима для ударов судьбы. Так безжалостна — и так самоуверенна. Так великодушна — и так требовательна.
Он встал и подошёл к книжным полкам. Достал томик поэзии, нашёл нужную страницу и прочёл вслух:
« Если не угаснет твой любовный пыл,
И целью брак — скажи лишь слово,
Что свяжет нас; и я явлюсь к тебе,
Когда и где бы ни хотел ты совершить обряд,
И все богатства мира я к твоим ногам сложу
И за тобой пойду, мой бог, хоть на край света».
В словах Джульетты соединились любовь и юность. Долой скрытность, долой сдержанность, никакой так называемой девической стыдливости. Смелость, требовательность, безжалостная животная сила, присущая молодости. Шекспир знал, каково быть молодым. Джульетта выбирает Ромео. Дездемона заявляет права на Отелло. Ни сомнений, ни страха, ни гордости.
- Что ж, - задумчиво проговорил Пуаро. - По-вашему, Эльза Грир — это скорее Джульетта?
- Да. Избалованное дитя — юная, красивая, богатая. Она встретила любовь — не Ромео, а женатого художника средних лет — и не собиралась отказываться от неё. Никакие моральные устои не могли сдержать её, она — типичная представительница своего поколения. Их девиз: «Бери, что тебе нужно — живем только раз!». Очень современно.
Он вздохнул, откинулся в кресле и вновь принялся постукивать пальцем по подлокотнику.
- Джульетта — просто хищное животное. Юное, безжалостное, но ужасно беззащитное. Пожертвовав всем, она сделала шаг в пропасть. Кажется, что победа уже одержана… а затем, в самый последний момент, смерть настигает её. Эльза, полная жизни, страстная, опьянённая счастьем — тоже умерла. Осталась только мстительная, холодная, жестокая женщина, всей душой возненавидевшая ту, чья рука убила её возлюбленного.
Его тон слегка изменился:
- Ох, друг мой. Умоляю, простите старику это маленькое лирическое отступление. Бессердечная женщина, равнодушная ко всему на свете. Не думаю, что она кому-либо интересна. «Юности роза белая — страстная, бледная...» и так далее. Убрать внешний лоск - и что останется? Заурядная девица, рыскающая в поисках очередного идола, готового встать на опустевший пьедестал.
- Если бы Эмиас Крэйл не был знаменитым художником… - начал Пуаро.
- Точно, - подхватил мистер Джонатан — Точно. Схватываете на лету. Эльзы мира сего всегда охотятся за чужой славой. Мужчина должен д о б и т ь с я чего-нибудь, быть кем-то… А вот на Кэролайн мог произвести впечатление и банковский клерк, и страховой агент. Кэролайн любила в Эмиасе мужчину, а не художника. В отличие от Эльзы, она не была расчётливой.
Он помолчал, затем добавил:
- И всё-таки в Эльзе с её красотой и молодостью было что-то бесконечно трогательное.
Пуаро отправился спать в глубокой задумчивости. Он был поражён тем, насколько разнятся оценки одной и той же личности, данные разными людьми.
Эдмундс считал Эльзу стервой. Для старого Джонатана она воплощала извечный образ Джульетты.
А Кэролайн Крэйл?
Каждый видел её по-своему. Деплиш презирал за слабость и безволие. Фогг видел романтическую героиню. Оценка Эдмундса проста: «настоящая леди». Мистер Джонатан описал её как вспыльчивую, легко приходящую в ярость особу. А как он, Эркюль Пуаро, должен думать о ней?
От ответа на этот вопрос зависит успех расследования. Он это чувствовал.
Так или иначе, никто из вышеперечисленных не сомневался в том, что Кэролайн Крэйл всё-таки была убийцей.
Глава 5.
Младший инспектор.
Бывший младший инспектор Хейл молча попыхивал трубкой.
- Странная у вас возникла прихоть, месье Пуаро, - сказал он.
- Возможно, не совсем обычная, - осторожно согласился детектив.
- Видите ли, - продолжил Хейл. - Всё это дела давно минувших дней…
Эркюль Пуаро подумал, что сойдёт с ума, если услышит эту фразу ещё раз.
- Конечно, это усложняет дело, - сказал он вслух.
- Собирать осколки прошлого, - задумчиво проговорил его собеседник. - Будь в этом смысл, я бы…
- Смысл есть.
- Какой же?
- Поиск истины сам по себе доставляет мне наслаждение. А вы, вероятно, не забыли молодую леди.
Хейл кивнул.
- Да, я могу поставить себя на её место. Но — уж простите меня, месье Пуаро - вы-то стреляный воробей. Могли бы и навешать ей лапши на уши.
- Вы её плохо знаете.
- Да ну — с вашим-то опытом!
Пуаро едва сдерживал гнев.
- Дорогой мой, я, может, и впрямь ловкий проныра — ведь так вы думаете? - но вопросы нравственности меня мало трогают. У меня свои правила.
- Простите, месье Пуаро. Не хотел задеть ваши чувства. Но у меня есть основания говорить так.
- О, неужели!
Хейл медленно проговорил:
- Девице здорово не повезло. Жила себе в счастливом неведении, замуж собралась, а тут на тебе — мать-убийца. На вашем месте я пошёл бы к ней и заявил, что это было самоубийство. Что Деплиш прошляпил дело. Что у вас нет ни малейших сомнений в том, что Крэйл отравился.