Прощай, красавица!

Половица скрипит за его спиной, но Баки оборачивается не сразу. Откладывает документы обратно в шкатулку и медленно поднимает голову.

— Это твой паспорт? — почти дрожащим голосом спрашивает он.

Натали вскидывает брови, откладывая принесённую из спальни пластинку на стол. Её глаза распахиваются, губы приоткрываются, и долю секунды она выглядит действительно напуганной, после чего снова берёт себя в руки.

— Джеймс, я…

— Это. Твой. Паспорт? — повторяет Барнс почти по слогам.

— Послушай, Джеймс, я не тот шпион, которого все ищут, — говорит она, подходя ближе, но Баки выставляет перед собой руку.

— Эти документы говорят об обратном.

Баки вновь открывает первую страницу паспорта в надежде, что глаза его обманули, но с фотографии на него смотрит всё та же светловолосая Натали.

— Эти документы ни о чем не говорят, — возражает она, — это было нужно для конспирации! Джеймс, пожалуйста, дай мне минуту, я объясню тебе всё. Просто дай мне минуту!

Натали пытается взять его за руку, но он отдёргивает её как от огня. Смотрит на неё глазами, полными боли, и не знает, что сказать, поэтому просто замирает на месте, пока она открывает соседний ящик и вытряхивает из него содержимое. На пол летят какие-то бумажки, записки, носовой платок с вышивкой, и Баки не понимает, что происходит, пока она не достаёт другую стопку документов. Её дрожащие пальцы раскрывают перед ним ещё один паспорт.

Барнс смотрит с недоверием, но всё же берёт его в руки. Рыжеволосая девушка с длинными прямыми волосами на польском документе похожа на Натали ещё больше, но зовут её тоже иначе — Божена Полански. Место рождения — город Краков, гражданство, соответственно, польское.

— Что это значит? — удивляется Барнс, но девушка протягивает ему ещё один документ.

В третьем паспорте у Эммануэль Моро, на имя которой он выдан, как ни странно тоже лицо Натали и та же самая дата рождения, что и в первых двух.

— И какой из них настоящий? — спрашивает он в замешательстве, поднимая на шпионку глаза.

— Вот этот.

В тонкой руке мелькает бордовая обложка, и Баки теряется окончательно. Хмурит брови, рассматривая фотографию и причудливые буквы, из которых понимает только четыре — СССР.

— Моё настоящее имя, — заговаривает девушка после долгой паузы, — Романова Наталья Ивановна. Я родилась в СССР, в городе, который сейчас носит название Сталинград*. Я работаю на КГБ, который по согласованию с МИ5 отправил меня сюда, в Лондон. — Сделав шаг вперёд, она подходит почти вплотную и обхватывает ладонями лицо Баки. — Прости меня, Джеймс. Я должна была сказать тебе раньше.

Баки смотрит прямо перед собой, но как будто ничего не видит. Хлопает глазами, чувствуя тепло рук Натали на своих щеках, и никак не может собрать в голове всё услышанное и увиденное только что.

— То есть руководство МИ5 добровольно позволило тебе шпионить за ними для Советов? Зачем?

Натали тяжело вздыхает, качая головой, и обнимает его за шею.

— Никого не устраивает, что Сэр Уинстон Черчилль стал слишком подозрителен и не делится сведениями с союзниками, — говорит она тихо, прижимаясь к его груди щекой. — Порознь войну не выиграть, только вместе. Британской разведке нужен был надёжный человек для работы на месте и связи с Советами. Они запросили агента, в КГБ выбрали меня.

Наконец почувствовав руки Барнса на своей спине, Натали облегченно выдыхает и улыбается. Склоняет голову в бок, когда его лицо утыкается в её шею, и морщится от щекочущего кожу горячего дыхания.

— Прости меня, Наталья, — просит он, сгребая её в охапку, — прости меня, прости, прости…

Девушка качает головой, гладя его по волосам.

— Ничего, — тихо шепчет у его уха так, словно совсем не злится. — Ничего страшного, Джеймс. Я никогда не лгала тебе, но и рассказывала не всё. Вот это нужно было рассказать раньше.

— Прости меня, пожалуйста, — повторяет он, прижимая Натали к себе ещё крепче, — прости.

Баки зарывается лицом в пахнущую духами шёлковую ткань халата и обхватывает девушку руками так крепко, что ей становится трудно дышать. На губах горько от вины перед ней, от того, что поверил в то, что она может быть предательницей, и он не может позволить себе коснуться ими её кожи. Лишь повторяет «прости» снова и снова, не поднимая глаз и не разжимая рук.

***

Привыкнуть к тому, что Натали везде узнают и приветствуют с необычайной, даже излишней теплотой, тяжело, как и перестать ревновать её к каждому заинтересованному мужскому взгляду. Но Баки старается.

Зайдя с ней под руку с улицы, помогает ей снять пальто, но не успевает девушка даже поправить волосы, им навстречу выходит лощёный мужчина лет пятидесяти с серебром седины в висках и золотом колец на пальцах. Его смокинг безупречен, бабочка сияет не меньше, чем булавка на ней, а выправка выдаёт бывшего военного. Баки на секунду вновь чувствует себя неуютно, как в их первую с Натали встречу, когда он выглядел оборванцем на фоне Стива, хотя теперь его форма всегда чиста и наглажена, рубашка застёгнута, и жетоны не болтаются на виду.

Мужчина подходит к Натали, широко улыбаясь, и по её ответной улыбке Барнс понимает, что это тот самый мистер Аарен. Он протягивает к ней руки, в одной из которых держит толстую сигару, и крепко обнимает как родную дочь.

— Добрый вечер, друг мой, — щебечет девушка тем же милым тоном, каким говорила с ним по телефону.

— Добрый-добрый, моя хорошая! — Мужчина отстраняется, рассматривая её, словно не видел много лет, и Баки одним глазом следит, чтобы его руки не опускались слишком низко. — Кто твой кавалер, представишь нас?

Натали улыбается лучезарно, а Баки чувствует себя неловко. Приосанивается, когда она произносит его полное имя и звание, и пожимает протянутую руку хозяина джаз-бара.

— Значит, сержант, — произносит мужчина, скользнув взглядом по нашивке на его плече. — Не моряк и не лётчик, это видно. Пехота? — Баки коротко кивает. — Я тоже служил в пехоте в Первую Мировую. Добро пожаловать в моё скромное заведение, сержант Барнс!

— Благодарю, сэр.

Барнс хочет взять Натали под руку, но мистер Аарен опережает его и ведёт девушку вперёд к столику как свою спутницу.

— А где же остальные Ваши друзья, моя дорогая? — спрашивает он, наклоняясь к её уху, и Баки приходится идти на полшага позади.

— Они будут здесь в течение получаса, — отвечает девушка. — Вы же оставили для нас столик?

— Обижаете, моя дорогая, — тянет Аарен и с каждой секундой симпатизирует Баки всё меньше и меньше. — Это же те американские солдаты, в обществе которых Вас видят в последнее время?

— Они самые, друг мой, — улыбается Натали. — Должен же кто-то защищать меня от чересчур настойчивых поклонников.

Аарон смеётся, и Натали звонко подхватывает, закуривая. Хочет присесть на отодвинутый им для неё стул за столиком — действительно — у самой сцены, но из-за плеча мужчины выходит высокая темнокожая молодая женщина, и Натали, широко улыбаясь, крепко её обнимает.

Баки понимает, что это та самая певица, за которую Натали просила по телефону, и учтиво здоровается, а мистер Аарон берёт его за локоть и отводит на шаг.

— А у Вас глаз-алмаз, сержант, — обращается он к нему тихо, выпуская изо рта густой дым сигары. — Отхватили себе самую красивую и сладкоголосую вдовушку во всём Лондоне.

Сделав над собой усилие, чтобы не измениться в лице, Барнс поворачивается к нему, поправляя на голове фуражку.

— Не знаю, кто именно из нас кого себе отхватил, сэр, — говорит он и переводит взгляд на Натали. — Прошу меня извинить.

Певица плавной походкой возвращается к музыкантам, а Натали изящным жестом стряхивает пепел и садится, положив ногу на ногу. Длинное шёлковое платье красиво ложится складками на её коленях, вырез на спине оголяет бледную кожу спины, и Баки садится рядом, протягивая руку и приобнимая её. Аарон откланивается ей и уходит, а Барнс наконец вздыхает с облегчением и наклоняется к её уху.

— Он на тебя явно глаз положил, — говорит он, пальцами убирая кудри рыжих волос и касаясь её шеи.