Страница 16 из 16
— Особое разрешение. — Баки прочищает горло и опускается перед ней на одно колено. — Наталья Романова, ты будешь моей женой?
Девушка смотрит на него растерянно. Листок выпадает из разжавшихся пальцев, и она молчит, хлопая глазами.
— Ты сумасшедший! — смеясь, заявляет она, и откидывает голову назад болтая ногами. — Сумасшедший! Джеймс, ты действительно сошёл с ума!
— Это значит «да»? — спрашивает он с улыбкой, поднимаясь на ноги. — Скажи мне, ты согласна?
Натали заливается смехом, и он обхватывает её одной рукой за талию, повалив на стол.
— Скажи мне «да», — просит он, целуя её шею и крепко держа, чтобы не выбралась. — Скажи это. Скажи «да».
— Ты сумасшедший, Джеймс! — смеясь, повторяет она, обхватывая его ногами за спину и отбиваясь в шутку. — Отпусти же меня!
— Я никогда тебя не отпущу. — Барнс ловит её руки своей и заводит за голову, прижимая к столу. — Скажи мне «да».
Он касается её губ со всей нежностью, что только есть в нём. Целует трепетно, сначала едва касаясь, но более настойчиво с каждой секундой, крепче обхватывая её талию и прижимая к своей груди. Натали высвобождает запястья из его хватки и обхватывает за плечи. Впивается в них пальцами и поднимается над столом. Баки опускает освободившуюся руку на её бедро и, придерживая, поднимает, целуя так жадно, словно ему может не хватить.
— Я люблю тебя, Джеймс Бьюкенен Барнс, — шепчет Натали на выдохе, отстраняясь, и смотрит в его глаза, пальцами гладя скулу. — Но ты снова собираешься от меня уехать воевать с Гидрой. Возвращайся ко мне со своей дурацкой миссии в Альпах, и я скажу тебе «да».
Баки улыбается от уха до уха как дурак и снова целует её, чувствуя себя самым счастливым человеком на свете.
***
В горах оказывается жутко холодно — гораздо холоднее, чем на обычной низменности. Костёр не разведёшь, потому что тут же заметят, так что Баки просто кутается в свою синюю армейскую куртку, прижимая винтовку к груди.
В ушах свистит ветер. Внизу — сотни метров скал и снег, а ещё железная дорога, на которую Дернир внимательно смотрит в бинокль.
Баки боится высоты до жути, но любопытство пересиливает, и он подходит к краю, останавливаясь рядом со Стивом. Смотрит вниз на бескрайние альпийские просторы и думает, что в этом, наверное, даже есть какая-то красота. Если, конечно, отбросить тот факт, что, оступившись, упадёшь и уж наверняка расшибешься в лепёшку.
— Помнишь, я затащил тебя кататься на «русские горки»? — говорит Барнс хрипло, поворачивая голову, и замечает на себе светлые глаза друга.
— Конечно, помню, — отвечает Стив, усмехаясь. — Я там чуть не помер.
Баки тоже растягивает губы в улыбке. Перед глазами проносятся беззаботные дни в Бруклине, когда они не знали, что такое война. Это воспоминание едва ощутимо греет сердце где-то под курткой.
Барнс смотрит на натянутый над пропастью трос, и внутри у него всё замирает.
— Ты решил мне так отомстить, Стиви?