Прощай, красавица!

Роджерс усмехается. Откидывает крышку часов и смотрит на маленькую чёрно-белую фотографию улыбающейся девушки.

— Да, — кивает он, вновь закрывая часы, и зажимает их в кулаке, словно боится случайно выронить, — с этим нам обоим повезло. Познакомить их, что ли?

Губы Барнса растягиваются в улыбке при мысли о Натали. У него нет её фотографии, нет даже часов, в которые её можно было бы вставить, но он так яростно хочет вернуться к ней, что готов перестрелять хоть всех немцев сразу. На его губах горят так и не сказанные ей слова, которые нужно сохранить до Лондона, но он произносит лишь:

— Это точно. Хорошая идея.

— Девчонок своих обсуждаете?

За их спинами раздаётся хруст. Под тяжёлыми армейскими ботинками ломаются ветки, и Баки, обернувшись, видит дымящего сигаретой Дернира. Француз неспешно подходит, протягивает Барнсу пачку и садится рядом на бревно у костра, пока Стив смущённо прячет свои часы во внутренний нагрудный карман.

Баки берёт сигарету, поджигает её, смотря на Дернира с тенью улыбки, а тот, заметив, хрипло усмехается.

— Молодцы вы, конечно, оба, — говорит он, затягиваясь. — Отхватили себе красоток с британским акцентом. А что, отечественный производитель уже не котируется?

Видя его искренне недоумевающее лицо, Баки смеётся в кулак, чтобы не разбудить спящих, но замечает Стива, всё ещё смущённого как школьница, и не выдерживает. Дернир подхватывает и хрипло хохочет в голос, так что у Капитана не остаётся других вариантов, как тоже невольно подержать их.

Они сидят, смеются, смотрят на линию горизонта за деревьями и ещё не знают, что через три часа их лагерь обнаружит один из немецких патрулей, а Жак Дернир получит пулю в плечо.

========== Глава пятая ==========

Пройдет прохожий, цветок увидит,

О, прощай красотка, прощай красотка, прощай!

Пройдет прохожий, цветок увидит.

«Какая – скажет - красота!»

— Я люблю тебя!

Баки дышит часто, прерывисто и никак не может перестать улыбаться как дурак. Сжимает в чуть подрагивающей руке трубку телефона, переминается с ноги на ногу от волнения, но выпаливает это без запинки и промедления, едва на том конце слышится негромкое «да?». Сердце пропускает несколько ударов, прежде чем снова заработать в штатном режиме. Наконец он сказал. Понял уже давно, но не произносил вслух, так что невысказанная мысль оставалась лишь фразой, а не чем-то материальным. До этого момента.

Натали смеётся. Может быть, потому что он говорит это вместо приветствия, а может, потому что уже знает. Знает давно — с того самого момента, когда, лёжа в паре сантиметров от него на кровати, приложила палец к губам и заставила его вернуться, чтобы сказать ей это. И он вернулся. Вернулся несмотря ни на что, даже с учётом того, что трижды капитально подставился и дважды чуть не погиб. Один раз, когда выбежал из укрытия за раненым Дерниром, и ещё — когда прикрывал Стива и сам не заметил, что его засекли.

Но Баки знал, что не умрёт. Пообещав Натали вернуться, он стал неуязвимым — оцарапавшая ногу фрицевская пуля не в счёт.

— Ты уже в Лондоне?

— Только приехал. — Баки опускает глаза и окидывает взглядом грязные штаны, испачканные в земле и крови, расстегнутую куртку с надорванным рукавом, которую, едва вернувшись из штаба, даже не успел снять — сразу пошёл звонить ей. — Филлипс дал всем увольнительные на два дня.

Натали негромко усмехается в трубку.

— Это целая жизнь, — говорит она, и Баки по голосу слышит, что она улыбается.

Перебинтованный недовольный Дернир на заднем фоне начинает возмущаться, что Барнс оккупировал единственный выделенный им телефон как немцы Францию. Фэлсворт смеётся над ним, толкает в здоровое плечо, Морита шикает на них, чтоб дали «голубкам поворковать», и Баки прикрывает трубку ладонью, отворачиваясь от них и утыкаясь горячим лбом в прохладную стену.

— Мы увидимся сегодня? — спрашивает он с надеждой. Голос на том конце линии не спешит отвечать. — Парни нашли какой-то хороший бар на Хаттон Гарден… Стив обещал прийти с Пегги.

— Я знаю, где это, — обходя однозначные ответы, говорит Натали.

Баки улыбается ещё шире, прикрывая глаза. Кто-то сзади — подстреленная французская задница, не иначе — запускает в него подушкой, и Барнс едва не роняет телефон. Чертыхается, кричит Дерниру, чтоб тот не забывал, что он старше по званию и может заставить его сортиры надраивать, а сам смеётся, потому что знает, что между ними нет ни должностей, ни чинов. Жак подхватывает, отвешивает реверанс, щебечет что-то вроде «прошу прощения, сержант Барнс, сэр» и швыряет ещё одну подушку под всеобщий хохот.

— Они в порядке? — услышав, спрашивает голос Натали в трубке, и Баки тут же переключается. — Все живы?

— Да, — усмехается он. — Конечно.

Разумеется, живы, думает Барнс. Иначе и быть не могло. Они же Воющие Коммандос, бравые солдаты, которых не берут пули, не пугают немцы. Тем более, их капитан — самый смелый сопляк во всём Бруклине.

— Джеймс, — вновь зовёт его голос в трубке после паузы.

— Да?

— Я по тебе скучала.

***

Бар под названием «Мейфлауэр» оказывается больше лежащего в руинах «Гарнизона» по меньшей мере раза в два и заметно роскошнее. Женщины здесь ходят в платьях, мужчины — в начищенных туфлях, пинта пива стоит на полшиллинга дороже, а все музыканты одеты в одинаковые белые пиджаки.

Они заходят в тепло с промозглой улицы, и в нос тут же ударяет запах алкоголя и дорогих сигар, по которому Баки до ужаса соскучился за полторы недели в холодной Голландии. Он снова чисто одет и гладко выбрит, форма цвета хаки хорошо сидит, а от воротника до сих пор едва заметно тянет цветочными духами Натали. Барнс с ума чуть не сходит, дожидаясь её. Чувствует запах, как неуловимое присутствие, но этого так чертовски мало, что он с трудом удерживает себя от постоянного посматривания на входную дверь.

— Что сказала? — шёпотом интересуется Дернир, протягивая стакан рома здоровой рукой. — Она придёт?

Баки принимает стакан и делает первый глоток, обжигающий горло.

— Вроде да.

Когда Стив заходит с агентом Картер под руку, все в баре без зазрения совести глазеют на него, а Коммандос — на Пегги. Привыкшие видеть её в темно-зелёном костюме, удивляются красивому бордовому платью слегка за колено и не собранным как обычно, а распущенным каштановым волосам. Поднявшись со своих мест, приветствуют её, как полагается джентльменам, и отдают честь, а Пегги, кивнув по-командирски, мило улыбается и позволяет Баки поцеловать свою руку. Ничего лишнего, конечно. Всё в рамках этикета.

— Агент Картер, — учтиво произносит Барнс с очарованием, которым завоевал славу главного повесы Бруклина и на которое Пегги совершенно не ведётся.

— Сержант Барнс, — отвечает она, изгибая бровь. — Я слышала, Вы отличились смелостью на последнем задании.

Баки опускает глаза, усмехаясь под нос.

— Никак нет, — отвечает с излишней формальностью. — Просто вытащил приятеля из-под обстрела. Уверен, он поступил бы так же ради меня.

— Не сомневаюсь, — улыбается Пегги.

Стив наклоняется, шепчет что-то ей на ухо и уже через секунду, взяв за руку, ведёт её танцевать, а Баки вновь обращает взгляд ко входу. Он ждёт, и минуты кажутся бесконечными, а когда копна огненных волос всё-таки показывается у входа, замирает, вытянувшись по стойке «смирно».

Натали заходит в бар неспешно, и на неё тут же словно стая диких коршунов налетает добрая треть всех одиноких мужчин в баре. Здороваются, приветствуют как добрую знакомую, предлагают помочь снять пальто и едва не дерутся за право предложить ей сигарету. Девушка негромко смеётся над словами одного из них, и у Баки начинает слегка щемить в груди, но когда она поднимает на него изумрудные глаза и улыбается, это неприятное чувство сразу же бесследно исчезает.

Проследив за её взглядом, надушенные коршуны в лаковых туфлях смотрят в сторону Барнса с неприязнью. Натали замечает это и нарочито кокетливо с улыбкой благодарит того, что помог ей с пальто. Стремительно пересекает бар, подходит к Баки, обхватывает одной рукой за шею, слегка наклонив к себе, и целует у всех на глазах.