Страница 7 из 9
Так же как на зелье Цирцеи у Одиссея имеется ответное зелье, есть у него и ответный «жертвенный нож». Если у Цирцеи – «мощный жезл чародейный», то у Одиссея – «медноострый меч». (И в этой параллели мы видим как то, что жезл – тоже меч, так и то, что меч – не простой, а «чародейный».) «Она от меча увернулась». Меч был применен, но «Хозяйка зверей» осталась жива. Так литературное произведение передает миф об убиении мифического зверя с последующим его возрождением – в виде прошедших инициацию подростков (ставших этим зверем, ставших составляющими частями этого зверя).
По требованию Одиссея волшебница возвращает его товарищам их прежний облик:
Подобно этому в русских сказках, пройдя через смерть, возрожденный герой (обычно рассеченный на части, затем вновь собранный, затем вспрыснутый поочередно мертвой и живой водой) становится презентабельнее.
Затем герои живут у Цирцеи целый год, едя и пия (как ели и пили они, так сказать, вместе с циклопом, а также непосредственно после людоедского приключения):
Это все то же жертвоприношение.
Но есть и различие между нашими двумя историями: Цирцея предложила Одиссею «сочетаться любовью на сладком ложе», Полифем же от такого предложения воздержался. Однако с точки зрения мифа это мнимое различие. Если Цирцея – Хозяйка зверей, то Полифем – Хозяин зверей. И оба они представляют мифического зверя, его утробу (хлев Цирцеи, пещера Полифема). Утроба же эта не только пожирающая, но и порождающая, рождающая героев заново. Она не только воплощение смерти, но и источник жизни. Поэтому и Полифем с его пещерой, как это ни смешно, есть ипостась богини-матери.
Чтобы Хозяйка зверей родила героя, ее нужно оплодотворить. Кто берет на себя эту роль? Как ни удивительно, это обязанность самого героя. Он погружается в источник жизни как фаллос, чтобы затем родиться из источника жизни младенцем. Хозяйка зверей для него одновременно и жена, и мать. Чтобы товарищи Одиссея успешно прошли обряд и возродились, Одиссей должен разделить ложе Цирцеи. Это непременное условие («ты не подумай отречься от ложа богини»).
Но почему герой – фаллос, по каким приметам это можно увидеть?
Фаллос мы можем узнать лишь в «мощном жезле» и «остром мече» (иными словами, в «жертвенном ноже», соединяющем героя с его звериным двойником). А также в дубинке Полифема (и в изготовленном из нее коле Одиссея). Но вспомним уже цитированный пример из русской сказки:
«Пошел на бойню, где бьют скот, взял пузырь, надел его на голову. Пришел к царю за милостыней. Царь и спрашивает: “Как тебя зовут?” – “Плешь!” – “По отчеству?” – “Плешавница”. – “А откуда ты родом?” – “Я прохожий, сам не знаю откуда”».
Герой, проходящий инициацию, превращается в фаллос (в «черта лысого», говоря по-народному). И после инициации он становится не только новорожденным, но одновременно и фаллосом. Звериный двойник героя – тоже фаллос. И Полифем Одиссея, и белочка Аджидомо Гайаваты. И единый глаз, и слепота двойника тут одинаково уместны (не говоря уж о его звериности). Вот как описывает погружение в «подземный храм» – и встречу с «ритуальным фаллосом» К. Г. Юнг в книге «Воспоминания, сновидения, размышления»:
«Приблизительно тогда же… у меня было самое раннее сновидение из запомнившихся мне, сновидение, которому предстояло занимать меня всю жизнь. Мне было тогда немногим больше трех лет.
Дом священника стоял особняком вблизи замка Лауфэн, рядом тянулся большой луг, начинавшийся у фермы церковного сторожа. Во сне я находился на этом лугу. Внезапно я заметил темную прямоугольную, выложенную изнутри камнями яму. Я никогда прежде не видел ничего подобного. Я подбежал и с любопытством заглянул вниз. Я увидел каменные ступени. В страхе и неуверенности я спустился. В самом низу за зеленым занавесом был вход с круглой аркой. Занавес был большой и тяжелый, ручной работы, похож был на парчовый, и выглядел очень роскошно. Любопытство мое требовало узнать, что за ним, я отстранил его и увидел перед собой в тусклом свете прямоугольную палату, метров в десять длиною, с каменным сводчатым потолком. Пол тоже был выложен каменными плитами, а в центре его лежал красный ковер. Там, на возвышении, стоял золотой трон, удивительно богато украшенный. Я не уверен, но возможно, что на сиденье лежала красная подушка. Это был величественный трон, в самом деле, – сказочный королевский трон. Что-то стояло на нем, сначала я подумал, что это ствол дерева (что-то около 4–5 м высотой и 0,5 м в толщину). Это была огромная масса, доходящая почти до потолка, и сделана она была из странного сплава – кожи и голого мяса, на вершине находилось что-то вроде круглой головы без лица и волос. На самой макушке был один глаз, устремленный неподвижно вверх.
В комнате было довольно светло, хотя не было ни окон, ни какого-нибудь другого видимого источника света. От головы, однако, полукругом исходило яркое свечение. То, что стояло на троне, не двигалось, и все же у меня было чувство, что оно может в любой момент сползти с трона и, как червяк, поползти ко мне. Я был парализован ужасом. В этот момент я услышал снаружи, сверху, голос моей матери. Она воскликнула: “Ты только посмотри на него. Это же людоед!” Это лишь увеличило мой ужас, и я проснулся в испарине, напуганный до смерти. Много ночей после этого я боялся засыпать, потому что я боялся увидеть еще один такой же сон.
Это сновидение преследовало меня много дней. Гораздо позже я понял, что это был образ фаллоса, и прошли еще десятилетия, прежде чем я узнал, что это ритуальный фаллос. <…>
Абстрактный смысл фаллоса доказывается его единичностью и его вертикальным положением на троне. Яма на лугу была могилой, сама же могила – подземным храмом, чей зеленый занавес символизировал луг, другими словами, тайну земли с ее зеленым травяным покровом. Ковер был кроваво-красным. А что сказать о своде? Возможно ли, чтобы я уже побывал в Муноте, цитадели Шафгаузена? Это маловероятно, – никто не возьмет туда трехлетнего ребенка. Так что это не могло быть воспоминанием. Кроме того, я не знаю, откуда взялась анатомическая правильность образа. Интерпретация самой верхней его части как глаза с источником света указывает на значение соответствующего греческого слова phalos – светящийся, яркий».
Юнг во сне погружается в «подземный храм», Цирцея же дает Одиссею совет «проникнуть в область Аида», вход в которую находится за Океаном (так называлась река, которая, как считали греки, начиная свой путь в Аиде, окружала всю сушу):