Бесчувственные

Оторвав руку от щеки андроида, я встревоженно окинула его взглядом.

— Я не понимаю.

— Ты должна очнуться, — все так же уверенно произносил андроид.

— Коннор, что ты…

— Очнись!

Душный воздух наполнил мои легкие, когда я, вдруг ощутив пронзительный голос реальности в голове, резко села на кровать. Комнату уже озарили лучи света, пробивающиеся сквозь шторы. Все тело трясло от напряжения, кровь отчаянно пыталась в спешке разнести кислород по тканям и органам. Воздух со свистом и стонами входил и выходил из меня, когда я, пошатываясь под напором легких, осмотрелась. Та же комната. Тот же отель. Приставленного коллеги не было, и стены хранили тишину, однако в голове моей все еще стоял настойчивый голос Коннора. Он просил очнуться, даже не просил, а требовал. И я очнулась! Но то ли он имел в виду?

Стерев пот со лба, я с гулким звуком опустилась обратно на подушку. В желудке урчало от голода, но потрясенное сознание успешно отодвигало потребность в еде на последний план. Оно было встревоженно этим странным сном и этой странной жизнью.

— Гребаные андроиды, — тихо прошептали губы, в такт которым словно в подтверждение сложенная в кулак рука отчаянно шлепнула по соседней подушке.

Дверь в комнату отворилась. Вновь усевшись на кровать, я сгребла со своего тела взмокшее от пота одеяло и откинула его в сторону. Белый ворсистый теплый халат был влажным, словно я лежала не под одеялом, а под метровыми матрасами. Ночью в момент появления в номере не было так жарко. Должно быть, атмосфера накалялась вокруг меня во время сна, как температура в стоявшей под жарким солнцем закрытой машине. Вымытые волосы вновь взмокли. Я тщательно старалась стереть со своих глаз признаки сна, но удавалось крайне неудачно. Дэвид смотрел на все эти действия безучастным взглядом, и, когда я наконец завершила свою работу, бросил всего одно слово:

— Собирайся.

Дважды просить не пришлось. Солдат не был способен на эмоции, но его жесткий, уже не желавший успокаивать меня, как на «Иерихоне», тон в одном слове уместил буквально все инструкции: «надевай свой чертов комбинезон, вставай у чертовой стены и цепляй эти чертовы наручники».

Выбираться из постели было гораздо проще, чем вновь надевать грязный, потасканный комбез. Ткань была грубой и неприятный, запах крови стоял тяжелой завесой, но это точно было не самое неприятное в это утро. Чувство страха покинуло меня сразу после того, как я встала у бордовой стены и занесла руки за спину. Холодный металл на запястьях издал щелчок. Бояться было уже нечего. Ничего нельзя было избежать.

— Как грубо, — ехидно отозвалась я, когда Дэвид проверил наручники на прочность. — Разве так обращаются с леди?

— Леди руки в крови не купают, — отрешенно произнес мужчина.

— Я слышала, что кровь девственниц омолаживает кожу.

Обернувшись, я с милой улыбкой одарила потерянного коллегу невинным взглядом. Ох, даже сейчас, перед лицом смерти все дерьмо старательно лезло наружу. Дурацкий папин нрав с его дурацкими привычками заставлять весь мир краснеть от стыда…

Отель был пуст в прямом смысле слова. Двери номеров были открыты настежь, свет горел лишь в тех коридорах, по которым мы блуждали. Весь персонал наверняка давно покинул город, оставив после себя только пустующие комнаты и парочку людей из административного отдела. Девушка на ресепшне наверняка не питала желания оставаться в этом городе хоть еще один день, особенно после случившегося прошлой ночью бунта в центре, однако если руководство подразделения обосновалось здесь, значит, оставшимся сотрудникам предложили неплохую оплату за свои труды.

Звук наших шагов поглощался темным бордовым ковролином. Выспавшись, теперь я могла оценить по достоинству красоту отеля. Он и впрямь был роскошным, и наверняка самым дорогим в городе. Резные деревянные стены ручной работы, множество декоративных живых пальм, яркое освещение в тех местах, где оно вообще было. Бархат на полу был идеально чистым, ни единой соринки. Даже представить сложно, сколько уходит сил у уборщиц на то, чтобы стоять на корячках и собирать мусор.

Дэвид шагал впереди. Его рука предусмотрительно лежала на кобуре с черным ПБ, пока мужчина вел меня по коридорам и лестницам. Эта деталь показалась мне смешной. Что творилось в его голове, если он решил, что я могу бросить в драку, предварительно отдавшись во власть подразделения самовольно? Возможно, он все еще хранил внутри себя холод зимней бушующей реки, возможно, слишком сильное впечатление произвело убитое мною тело солдата на «Иерихоне». Это все было неважно. Я шла молча, глядя только под свои ноги. Тугой комбинезон неприятно сдавливал тело, шуршал от каждого шага. Я вдруг захотела оказаться дома. Не в том съемном коттедже на опустевшей улице, а в своем родительском, богатом доме… внутри все тосковало, съедало болью и печалью. Мне казалось, что где-то рядом шагает незримый путник, чей голос до сих пор шептал в голове слово «Очнись». Интересно… вспомнит ли он обо мне через несколько лет?

Прошли не меньше нескольких минут прежде, чем мы пришли к какой-то двери. Солдат, бросив на меня предупреждающий взгляд, открыл дверь и кивком головы указал внутрь. Я неуверенно делала шаги, углубляясь в темную, едва ли не погруженную во тьму комнату. За окном давно занимался день, яркие лучи освобожденного от снежных облаков солнца должны были озарить здешние стены, но отчего-то этого не происходило. Только когда вошедший, придерживающий за поясницей саю своей катаны правой рукой, Дэвид молчаливо, но требовательно указал взглядом на стул, я вдруг полностью осознала значимость происходящего. Это была комната для допросов. На деле обычный крупный номер, в котором принципиально занавесили окна, отодвинули кровать и диван, и поставили в центр круглый стол со стоявшими друг напротив друга стульями. Высокая напольная лампа, единственный источник света стоял рядом со всеми этими приблудами будущего разговора, и что-то подсказывало, что этот светильник должен был стоять у постели.

Опустившись на ближайший стул, я откинулась на спинку. Первый прекрасно управлял всеми психологическими приемами, он знал, как и когда нужно надавить на больную точку, затронуть слабое место, какие условия нужно создать для продуктивного результата. Темнота в комнате была наведена неспроста. Погруженные во мрак стены давили, я ощущала, как внутри нарастает дискомфорт и тревога. Длинные волосы, спутанные ото сна, изредка лезли в рот, но разум был слишком взбудоражен, чтобы ощущать такие мелочи. Дэвид, проследив за относительностью моего стабильного состояния, молча вышел из комнаты. Я осталась одна, копаясь в собственных мыслях и страхах.

Сознание полностью понимало и принимало причину созданной угнетенной атмосферы. Весь этот мрак и едва освещаемый стол с двумя стулья предназначалось для того, чтобы я ощущала себя подавленно и видела только лишь своего собеседника. Оставив меня здесь одну, руководством нарочно нагоняло тоску и отчаяние в мою душу, лишь бы получить от меня заветную информацию относительно причин неадекватного поведения и всех деталей убийства Крейга. Даже то, что мне дали отоспаться перед беседой говорит о том, что первый попытается втереться в доверие. Мол, мы не убили тебя сразу, привели тебя в тепло и безопасность, так что будь добра — пойди на встречу. Все это было таким глупым. Ведь я и не собиралась ничего скрывать. От этого не было никакого смысла.

Секунды переливались в минуты. Внутренний дискомфорт заставлял меня отсчитывать каждую из них, слушать внутреннее тиканье секундной стрелки и вспоминать о тех мгновениях жизни, которые и не были такими плохими. Поступление в военный колледж и радость в глазах отца… впервые протянутая ручонка младшего брата, такого маленького и светлого в руках еще живой матери. День, когда весь мир канул в пелену отчуждения и бесчувственности, заставив меня забыть о боли. День, когда Коннор протянул руку под звуки вызывающей слезы мелодии. И ночь, на протяжении которой он тащил меня сквозь снег и страдания подальше от кричащей диким криком катаны на дне реки. Его пальцы цепко, но не больно сжимались на моей ладони, я могла ощутить его как никогда лучше. Но, как и в подвале, потрясенный мозг не мог осознать всю важность этих прикосновений. Горько усмехнувшись, я закусила нижнюю губу до крови. Большая часть наших контактов происходила в момент моих истерик. Я даже не могла отчетливо вспомнить это чувство тактильной близости. Единственное, о чем я жалею на пороге смерти.