Бесчувственные

Горячие пары окутали комнату. Белые стены и зеркало покрылось испариной, и я постепенно начала стаскивать с себя грязный комбинезон. Мышцы спины больно отзывались на манипуляции рук, и, уже сняв правый рукав, я вдруг остановилась. Даже сквозь капельки влаги на зеркале я видела, как в зеленых глазах плескалось отчаяние. Кожа покрывалась мурашками, но вызваны они были отнюдь не жаром. Они были вызванными воспоминаниями. Больше недели назад мне уже приходилось снимать с себя испорченную экипировку. Тогда из правого сустава рекой текла кровь, перед глазами плыли звезды. Каждое движение отдавалось адским пламенем, но прикосновения механических рук успокаивали боль, вызывая иное чувство. Чувство трепета и восторга. Коннор аккуратно стаскивал плотную ткань сантиметр за сантиметром, бережно держал мои руки, старался не причинять боли. Как странно… тогда мне казалось, что я умираю от кровопотери, но сейчас тело помнит только тепло бионической кожи и холод скрытого под ней пластика.

Все было так просто… я ненавидела его, сторонилась каждого движения андроида, старалась не замечать изменений в себе. Мир внутри делился пополам, и одна часть его просила ощущать на себе эти прикосновения каждый день, а другая — затаптывала все чувства своими тяжелыми кирзачами. Я так рьяно пыталась бороться с ним. Отказывала принимать помощь, когда его теплая рука была протянута рядом с машиной, грозилась покалечить при единственном прикосновении к катане, даже отвернулась в тот момент, когда могла почувствовать его ближе, как никогда — в баре «Сентропе», под звуки раздираемой сердце музыки. Он смотрел на меня с сожалением и обидой, конечно, он всячески это скрывал, даже обманывал самого себя. Но самое худшее было то, что раньше мое поведением казалось правильным. Сейчас же я сожалела о каждом предоставленным мне судьбой шансе ощутить плотность фирменного пиджака и услышать биение механического сердца.

Прийти в себя оказалось сложно. Комбинезон снимался под сдавливаемый рев, что пытался вырваться из груди, но показывать свои слезы подразделению, и уж тем более самой себе после всего случившегося было святотатством. Мышцы под горячим душем двигались рефлекторно. Не помню даже, как вышла из ванной. Помню только белый мягкий халат на уставшем теле, как приятно охладило кожу поверхность постельного шелка, как где-то вдалеке щелкнул выключатель, и в комнате погас свет. Сон ждать долго не пришлось. Темнота заволокла мир в ту же минуту, что голова коснулась подушки.

Я слышала, как бьется сердце. Чернота окружений резала глаз, но я не смотрела перед собой в ставшую мне привычной за семь лет тьму. Яркий луч света спадал откуда-то сверху, как в ту ночь, когда в центре этого единственного источника тепла стоял он. В голове полный мрак. Тишина. Пустота. Мои руки вяло спускались вдоль тела, кисти касались шершавой черной поверхности пола. Я не думала ни о чем, лишь сидела посреди этого яркого участка на озябших коленях. Сгустки тьмы вокруг переливались и сжимались, казалось, стоит протянуть руку и можно ощутить ее физически. Но мне не хотелось экспериментировать. Мне вообще ничего не хотелось.

Что будет там, по ту сторону света? Я никогда не задавалась себе вопросом о жизни после смерти, даже несмотря на то, что все мои близкие уже канули в лету. Раньше смерть была так далека, пробитые ноги и руки не могли приблизить меня к переломному часу, но теперь я буквально слышала, как она дышит в затылок, буравит меня своими пустыми костлявыми глазницами. Она готова была меня забрать, а я готова была идти следом. Но что там, впереди? Ад? Чистилище? Пустота? Чем бы оно ни было, оно наверняка было похоже на это место: такое же мрачное, одинокое и тоскливое.

Громкость биения сердца вдруг начала увеличиваться. Стук становился все отчетливее и отчетливее, казалось, он словно доносится отовсюду. Только через секунду я осознала, что это были не цикличные удары сердечной мышцы. Это были звуки мужских каблуков.

Андроид встал напротив меня по ту сторону круга света. Он выплыл из темноты, как призрак, и теперь мрачные языки и сгустки местами облизывали его тело. Через мгновение Коннор опустился на колени. Карие, удивительные глаза не спускали с меня наблюдательного взгляда.

Он был таким же прекрасным, как и в первый день нашей встречи. Темные, зачесанные волосы с выбитой вперед прядью, искрящиеся карие глаза, за которыми скрывались оптические линзы, маленькие родинки на скулах, резкие очерченные умелым художником скулы. От него исходило невероятное тепло и уют, которое не смогло скрыть даже этот мерзкий фирменный пиджак с серийными номерами «Киберлайф». Яркая голубая повязка на правом плече переливалась в такт голубому диоду, идеальная белая ткань скрипела от вздымания грудной клетки. Я осматривала каждую его клеточку, каждый сантиметр, бесцеремонно блуждала обреченным взором по механическому телу, отмечала каждую деталь этого совершенного состояния. Все вызывало во мне благоговение: мелкие поры на коже лица, механически сложенные кисти рук на коленях, узор черных обтягивающих джинс и матовый отблеск кожаного галстука.

Он был всего лишь моим воображением. Плодом фантазий, что сообразил мозг для моего последнего путешествия. Возможно, только этот «прототип» Коннора будет сопровождать меня в смертный час, возможно, именно он будет всплывать перед моим взором во время встречи с руководством. И я была готова принять его, как спутника в момент своего прощания.

Рука решительно потянулась к мужчине. Пальцы чувствовали легкую небритость на его теплой щеке. Я даже ощущала приятный аромат мужского парфюма, который так тщательно воспроизводило сознание в попытке успокоить мою истерзанное сердце. Андроид не источал запахов в реальности, по крайней мере, бившись в истерике в подвале я не запомнила подобных деталей. Но мозг был напуган моим пассивным состоянием. Видимо, по его мнению, мне стоило выражать хоть какие-либо эмоции, включая истерику и панику, чем вот так просто сидеть посреди собственных снов в темноте и ждать конца.

— Мне так страшно, — слова непроизвольно сорвались с губ, и я услышала, как собственный голос дрожит. Коннор едва повернул головой в сторону моей руки, заставив ладонь полностью прижаться к его щеке. Его брови опустились, в глазах блеснуло сожаление. — Не знала, что на деле это будет так тяжело.

Время утекало безвозвратно. В этом мире часы превращались в минуты, и я четко осознавала, что в любой момент могу проснуться. Андроид позволял исследовать пальцами свою кожу, время от времени поворачивая голову и подставляя новые участки левой стороны. Он был немного похож на котенка. Маленького и серого, удрученно выпрашиваемого ласки у хозяйки.

Прижав ладонь к лицу Коннора как можно плотнее, я медленно провела большим пальцем по мужским губам. Мягкие, холодные. Даже они были полны человечности: рецепторы на пальце ощущали мельчайшие шероховатости и трещинки. Неделю назад их вид вызывал во мне страх и дискомфорт, теперь — трепет и желание касаться до конца своих дней. Их-то как раз осталось немного…

— Я ведь все делаю правильно? — я закусила губу, ощущая, как к горлу подступает отчаяние. — Не хочу скрываться, вечно прятаться по углам, но почему-то все мои решения сейчас мне кажутся жуткой ошибкой. Скажи, пожалуйста. Я все делаю правильно?

Андроид застыл. Он смотрел на меня, слегка нахмурившись. Черный галстук колыхался над слегка наклонившейся грудью, подолы пиджака спускались по бокам. В каждой его детали я читала скорбь и сожаление, однако молчание затягивалось. По-видимому, даже мозг не мог ответить на этот вопрос.

— Ты всегда торопишься, — вдруг произнес Коннор. Его голос был тверд, как камень, и в то же время мягок, как осенний ранний ветер. — И забываешь осмотреться вокруг.

В этих словах не было смысла. Может, раньше я и вправду торопилась жить, бежала от проблем с помощью треклятого подразделения, а позже скрывалась от истины в попытках сохранить солдата внутри, но сейчас в них не было смысла! Сделанное было сделанным. И последствия должны были настигнуть меня в любой день жизни.