Бесчувственные

В гостиничном холле никого не было. Лишь одна единственная девушка со светлыми, собранными в пучок, волосами, малинового цвета помада которой до тоски в сердце не сочеталась с опухшими от слез глазами. Девушка на ресепшне старательно пыталась выдавить улыбку, однако все ее лицо было скрыто под маской страха. Ей не нравился этот город, ей не нравился вид волочащей ноги солдата в наручниках и в поврежденной черной униформе. Мне же было абсолютно все равно, куда и зачем меня ведут.

Просторный красный лифт с зеркалами двигался мучительно медленно. Дэвид и Трент стояли позади меня, и их высокий рост не давал увидеть в зеркале хоть кусочек собственного отражения. Коротколапый новенький же расположился впереди, перед створками лифта. Никто из них не смотрел в мою сторону, напротив: каждый излучал такую стойкость и безразличие, словно бы они не везли ставшего врагом компании солдата-убийцу, измазанную в крови и в наручниках. Мне не хотелось поднимать взгляд и пытаться встретить чьи-то глаза. Я лишь старалась не уснуть, прислонившись к прохладной стене и потерянно изучая красную эмблему на груди Трента-двести-шесть. Того самого Трента, что последние полгода прожил отшельником в королевских лесах Дин в Великобритании. Трента, который не желал жить среди боли и страха, но и не мог решиться поставить подпись в договоре о вторичной операции из-за страха смерти.

Как только лифт остановился, я едва ли не первая выпорхнула наружу, не желая вновь лицезреть перед собой эти треклятые катаны и звезды. Еще больше бесила мелодия, отражающаяся от металлических и зеркальных стен лифта: меня, возможно, везли на каторгу, но этот звук оборачивал все в нелепую сцену из дешевого комедийного фильма.

Мужчины сопровождали меня вплоть до двери какого-то гостиничного номера. Уже внутри Дэвид не так жестко снял наручники, и я рефлекторно почесала затекшие запястья. За спиной щелкнул дверной замок. В комнате остались лишь я и новенький.

Комната была приятной, яркой, несмотря на ночь за окном и темные бордовые стены. В дальнем конце стояла двуспальная постель. Ее блестящие шелка и мягкие подушки едва ли не воспевали ко мне ангельскими голосами, но я не решалась к ней подходить. Ноги терпеливо исполняли приказ мозга о бездействии, и я вновь огляделась вокруг сонными глазами. Зашторенные окна, черный диван и черный журнальный столик, широкая изогнутая плазма на стене, многочисленные картины. Нахмурившись, я сделала один шаг в сторону ближайшей стены. Крупное белое полотно было изрисовано красными и голубыми пятнами, заполняющими своим космическим танцем картину. Цвета соприкасались, смешивались в нечто новое, так похожее на моем маленьком испачканном человеческой и механической кровью кресле. Усмешка скатилась с моих губ. До чего иронично…

— Я убила солдата, а вы привели меня в люксовый номер отеля? — саркастично обратилась я к тишине.— У вас, кажется, логика сломалась.

Новенький стоял у двери, не шелохнувшись. Его руки были сцеплены за спиной, красная рукоятка катаны любопытно выглядывала из-за плеча. Тонкая красная полоска едва колыхалась под мелкими инерционными покачиваниями мужчины из-за биения сердца. Он смотрел на меня пронзительным, холодным взглядом, гордо приподняв подбородок. Его золотые звезды на груди раздражали своим идеальным блеском. Мозг воспринимал эти блики с тошнотой — слишком сильно организм был вымотан за несколько последних дней. Но я все еще стояла на месте, источая потоки сарказма и покрываясь моральными шипами негативизма.

— Каков твой серийный номер?

— Тысяча триста сорок три, — нарочито растянуто произнес парень.

Надо же. Промахнулась на парочку десятков.

— И как тебя зовут?

Солдат несколько раз поиграл жвалами, старательно решая, отвечать на вопрос или нет. С каждой секундой его молчания мой взгляд становился все более хищным, я даже сама не замечала, как начинала щуриться и наклонять голову, глядя на коллегу исподлобья. Изнуренная и запаренная кожа стонала под черной тугой тканью, участки с засохшими пятнами крови неприятно терлись о тело. Мне так хотелось поскорее сбросить с себя этот комбинезон, погрузится в забытье сновидений или смерти, но вся эта ситуация вызывала во мне слишком много подозрений. И потому я стояла напротив картины, не сводя глаз с сослуживца.

— Энтони, — помедлив, парень переминулся с ноги на ноги и дополнил. — Меня зовут Энтони.

Растянув губы в улыбке, я обреченно отвернулась. Энтони. Ну конечно. Видимо, этой вселенной было мало подбросить мне перед финалом истории душераздирающую картину.

— Ну и почему я здесь?

— У руководства на тебя свои планы.

— Как мило… ты так и будешь стоять здесь столбом, Энтони? — сделав акцент на имени парня, произнесла я.

— Мне дали четкие указания проследить, чтобы ты дожила до утра, — его голос был таким мальчишеским, словно бы он только вчера выпустился из школы. Но взгляд серых, знакомых мне, глаз и жестокая интонация отнюдь не вызывала желания потрепать мальчишку по щечкам. — Но я запросто могу всадить в тебя несколько пуль. Умереть не умрешь, но мучиться будешь долго.

— Ой, сколько агрессии. Навела я шороху в вашем змеином логове, да?

Ситуация начала забавлять. Истеричная улыбка не сползала с моего лица, и я, полностью повернувшись к коллеге, расстегнула комбинезон до пояса. Белая, покрытая пятнами голубой и красной крови, майка броско кидалась в глаза, что я поспешила отметить на лице Энтони. Он нахмурено оглядел мой видок, тут же вернув свой взгляд на мое лицо.

— Вместо того чтобы попусту сотрясать воздух своими оскорблениями, лучше бы подумала, что ты скажешь первому.

Равнодушный, но наглый вид коллеги вызывал во мне бурю раздражения. Отупевший от усталости мозг, однако, тут же спроецировал наиболее оптимальный ответ в духе Хэнка Андерсона.

— Можешь идти нахер со своими советами, терминатор сраный.

О, как долго же я терпела и жила в своих ограничениях! Семь лет послушания, верной работы, солдатского воспитания не позволяли показать этому миру истинные акульи зубы, которые мне так любезно передал отец, но встреча с Андерсоном, чья личность так роднится с личностью усопшего родителя одним лишь стилем выражений, положила началу выхода из внутреннего сундука всего того дерьма, что накопилось. Я кинула на ошарашенного Энтони взгляд и отвернулась в поисках ванной комнаты. Если этот парень приставлен ко мне для обеспечения безопасности — охрана для убийцы, какая прелесть — то до утра я запросто могла отоспаться.

— Откуда ты набралась этого дерьма? — в спину мне воскликнул новенький солдат.

«С Хэнком поведешься, и не такого наберешься», подумалось мне.

Закрыв за собой дверь в просторную белую ванную, я с тоской стащила с ног ботинки. Шум пущенной из душа воды заполонил светлые стены. Комната была не меньше, чем гостиная в моем съемном доме. Декорированная золотой краской белая ванная, стоящая на ножках, сделанных под имитацию кошачьих лапок. Белые халаты и полотенца, баночки с гигиеническими веществами, протянувшееся от пола до потолка чистое зеркало. Это и вправду был роскошный номер. Но его богатства меня не интересовали. Я молча стояла и потерянно осматривала свое отражение.

Солдат был больше, чем прав, хоть никто в этих стенах и не просил его советов. Руководство не отдало приказ о моей ликвидации, напротив: оно приказало взять меня живой, без применения насилия и обеспечить безопасность до самого утра. Энтони ясно сказал «Первый». Одно только слово вызвало во мне неподдельный страх и волнение. Если первый решил провести беседу и самостоятельно узнать о подробностях моего «пробуждения», то это означало лишь одно — мне предстояло вынести не один час психологических издевательств от идеального специалиста своего дела.

Протерев руками глаза, я стерла выступающие слезы. Перспектива испытать перед отбытием из мира все самые жуткие моменты, связывающие меня с этим городом, не радовала. Было бы проще получить пулю в лоб, вдоволь насладившись обликом андроида на расстоянии нескольких сотен метров. Я саркастично усмехнулась стоявшей напротив замученной девушке. Насладившись… о чем я вообще говорю? Разве этим можно насладиться?