Бесчувственные

— Нет, нет, нет! — из горла доносился хриплый дрожащий голос. — Стой!

Блестящая поверхность прощально отбросила последний блик в глаза и скрылась за краем палубы, едва я успела подползти. Стоя на коленях и всматриваясь, как верный спутник последних семи лет кувыркается в воздухе, я ощущала себя вдруг такой… слабой. Никчемной. Одинокой. Шум ветра и волн затих, волосы отбрасывало назад порывами ледяного воздуха, но я не могла оторвать свой взгляд от красно-черной рукоятки единственного друга, которого я так тщательно оберегала от мира. Она вдоволь напилась перед своим исчезновением крови, и даже сейчас ее прощальный голос в голове нашептывал мне о самых прекрасных наших моментах совместного времяпровождения. Белые волновые гребни приняли ее в свои пучины, и все что мне осталось от ушедшего соратника — лишь воспоминания.

Оперевшиеся о края палубы ладони ощущали покалывание от прижимающихся к холодной поверхности ран. Перед глазами все еще стоял блеск идеального острия, но в этот раз он был кроваво красным. Все было красным: снег, спускающийся с небес, свет прожектора, речные волны — весь мир надел на себя темную маску траура и скорби, только цвет ее был не черным, а кровавым.

Крейг не наступал. Я четко осознавала, что была сейчас более, чем беззащитна, но атаки не происходило. Дрожащие ноги едва подняли меня с колен, и я, захлебываясь в собственном дыхании, обернулась. Солдат стоял чуть поодаль. Острое противное лезвие было опущено и едва касалось бетонного пола, оставляя следы на взъерошенном нашими стычками снегом. Ярость синих глаз сменилась на смятение, испуг! Он боялся меня, и не зря.

Звериный рык сорвался не с губ, а изнутри грудной клетки. Я неслась к нему на всех порах, ощущая, как распущенные волосы хлестают по спине. Образовавшаяся после исчезновения катаны тишина в голове наполнялась яростью, чистой и такой яркой, как в той каюте рядом с трупом девушки-андроида. Перед глазами стоял только мерзкий облик идеально слаженного солдата. Все в нем подогревало во мне злость, вызывало желание убить.

Крейг не успел понять, что происходит, как я, на полном ходу оттолкнувшись от выпирающей из бетонного пола металлической ржавой трубы, повалилась на мужчину всем телом. Падение на спину выбило из него весь воздух. Он пытался брыкаться, прикрывать голову руками, но мои удары и капающая кровь из ладоней ввело его в полную прострацию. Раз за разом кулаки опускались на его лицо, временами я даже слышала, как хрустят кости. Ярость пропитывалась видом проступающей на коже солдата крови. Я наносила удары слепо, даже не осознавала, что делаю. Казалось, вселенная остановила свое движение только ради того, чтобы дать мне освободиться от этой злости. Но становилось только хуже. Кровавая пелена перед глазами сгущалась.

Мужчина брыкался. Я видела, как появляются синяки на его голове, видела, как заплывают глаза от непрекращающихся ударов, осознавала, что могла убить его в любой момент. Но всем своим разумом я была далеко. Разумом я вновь ощущала приятный блеск своей подруги, вспоминала, как пахнет спиртом лезвие после чистки, ощущала тепло нагретой кожаной рукоятки. Потерянная в собственных мыслях о скорби и утрате, я даже не заметила, как схватила голову Крейга обеими руками и разбивала ее о холодный бетон. Лужи крови пропитывали окружающий снег. Из груди солдата доносились всхлипы и кряхтения, но мне было мало. Мало этих страданий, мало крови на собственных руках, мало едва поспевающих заживать образующихся ран на костяшках пальцев. Шум в голове смешивался в ядерный коктейль из криков андроида за спиной, из мычаний бойца подо мной, из шума ветра и крови внутри черепа. Среди них я отчаянно, захлебываясь в слезах, искала один единственный голос. Откапывала самые дальние закоулки памяти и сознания, обреченно блуждала в воспоминаниях, старалась и умоляла ее вновь воскликнуть, пусть даже в ее привычной манере обвинить меня в непослушании! Но она молчала. Весь мир молчал.

Кто-то старательно пытался стащить меня с едва двигающегося крупного тела. С воинственным криком я оттолкнула кого-то от себя, и, зажав одним коленом плечо пытающегося выкарабкаться Крейга, слепо потянулась рукой за лежащей рядом катаной. Разум не осознавал действий, а я, ввергнутая в истерию, делала все, лишь бы прекратить это скорбное и яростное состояние. Пальцы нащупали кожаную чужеродную рукоять катаны, и я, занеся меч над онемевшей в предчувствии смерти плотью, с криком вонзила клинок в грудную клетку человека. Крейг дернулся. В его чистых, потемневших глазах читалось непонимание, в моих — ненависть. Мужчина постарался что-то сказать, но вместо звуков из горла донеслось глухое бульканье.

Вид захлебывающегося в крови коллеги внезапно вырвал из моего сознания ярость, как мерзкого паразита из тела жертвы. Я с ужасом смотрела на свои руки, по которым стекала алая кровь. Я убила его. Пусть он все еще шевелился, старался что-то сказать, но я убила. Отчаяние внутри вновь ввергло меня в состояние безрассудства. Ощущая приступ разъедающего страха, я отползла от умирающего тела. Все было кончено. В сознании воцарилась непривычная тишина.

Мельтешащий рядом Коннор старательно пытался мне что-то донести, он сидел рядом на корточках и что-то объяснял, смотрел прямо в глаза. Время от времени он стряхивал мое обездвиженное тело. Его карие глаза сияли, словно звезды. Я видела, как губы открываются и закрываются, слышала его теплый голос, но не могла сосредоточиться. Потрясенный рассудок не желал хоть как-то включаться, и все, что я могла — сидеть на заснеженном полу, держа окровавленные руки на весу, словно улики самого страшного преступления.

—… уходить…

Снег спадал на волосы и лицо, ветер обжигал мокрые следы от слез. Перед глазами стоял облик столь важного для меня создания, и я как в последний раз старалась насладиться этими изящными чертами, маленькими родинками, блестящими глазами. Ни один орган не выбивался из своей нормальной работы. Сердце билось, как и прежде, в висках не стучало. Лишь желудок топ в судорогах, а мозг отказывался включать хоть какие-либо чувства.

— Анна… слышишь…

Подняв лицо к небу, я закрыла глаза и прислушалась к внутренней тишине. Мое будущее было предначертано. Там, у дома Камски я считала, что это и была точкой невозврата, но на самом деле она была здесь — на уходящей под воду ржавой барже, ставшей на некоторое время местом освобождения желающих жить девиантов. Снежинки мирно опускались на мое лицо, таяли и смешивались с потеками красной и голубой крови, оставшейся после андроида-девушки. Убийство солдата из подразделения не прощалось. Если раньше у меня и был выбор между жизнью в наполненном болью мире или холодным столом хирурга, то теперь мой выбор был либо умереть от повешенья, либо от выстрела точно в висок.

— Да посмотри ты уже на меня!

Я медленно, с благоговейной улыбкой, взглянула на Коннора. Он не был человеком. Мы были знакомы всего несколько недель. Но абсолютно все в нем вызывало во мне желание дотронуться к нему, ощутить шершавость пальцев, легкую щетину на собственной щеке. Его уютный голос был самой прекрасной музыкой, что я слышала. Идеальные скулы и шевелящиеся в разговоре губы. Внезапно пришло осознание, что именно его я ждала все эти годы. Я шла путем убийств и постоянных потерь, слепо следовала приказам, отдавала всю себя на, как казалось, дело всей жизни. Но это было не так. Он был делом всей жизни. Он и та, что лежала теперь на дне реки.

— Мы должны уходить, — андроид смотрел мне ровно в глаза. Его руки грели мои плечи. В голове словно прозвучал выключатель, и я вдруг осознала смысл сказанного им.

Потеряно кивнув головой, я позволила ему помочь мне встать. Окружение вокруг расплывалось, каждое движение было таким замедленным, как будто бы сменяющиеся картинки в калейдоскопе. Коннор держал меня за руку и беглым шагом тащил за собой. И я следовала. Ноги несли меня вперед, мышцы подчинялись единственной поставленной в голове цели — следовать за ним. Над головами все еще шумел вертолет, однако источник шума в темном небе было невозможно разобрать. Может, он мне и казался… ведь я уже не понимала, где была реальность и вымысел.