Возвращение Владычицы

— А о самом главном, что осталось у тебя в Средиземье, ты боишься меня спрашивать?

Мирионэль закивала головой.

— Боюсь, госпожа моя, — в ее глазах читался неподдельный страх, — Я слишком многое пережила в тех землях. И мучения дядей и отца, коим я была свидетельницей, не изгладились еще окончательно из моей памяти. И я боюсь услышать, что Лис страдает и мучается сейчас. Совсем один…

— Мы поговорим о нем, когда ты сама попросишь об этом, — отвечала Леди Лориэна, — А сейчас я могу лишь сказать, что твой муж жив и правит своим лесом… — она помолчала, прислушиваясь к цоканью копыт их лошадей по вымощенной камнем улице.

— И он не один, дитя, — добавила Нэрвен, — Знай, что он не один.

— Что вы хотите сказать? — положив руку на грудь, в волнении спросила ее собеседница.

Артанис улыбнулась.

— Твой сын жив и вырос замечательным молодым квендэ, — сказала она, радуясь от мысли, что сообщает первой эту счастливую для Мирионэль весть.

Та закрыла ладонью рот, глаза ее широко распахнулись.

— Я знала, я знала всегда… — шептала она, — Он жив и совсем взрослый…

Нэрвен довольно кивнула и сжала в своей ее руку. Она была рада за Мирионэль и не меньше за самое себя, не зная толком, чему именно так радуется. Но внутри нее все ликовало.

Закатные лучи Анара освещали дома и брусчатку, отражаясь в стеклах высоких арочных окон. Воздух был теплым, тягучим и прозрачным.

Встретившая их на пороге Махтаниэль с ног до головы оглядела Артанис, приглашая ее войти и рассказать о новостях Покинутых Земель.

Фириэль, увидев дочь Арафинвэ, тут же подивилась ее красоте, сказав, что для такой прекрасной гостьи они с Нэрданелью должны постараться, приготовив самый вкуснейший ужин из самого лучшего, что найдется в их доме.

========== 19. Мой Финьо ==========

Разговор с Нолдараном у братьев выдался, как и ожидалось, тяжелым и малоприятным как для них самих, так и для их венценосного собеседника. Нолмэ слушал Нельо, сидя в глубоком кресле за своим рабочим столом. Ладони Владыки, сложенные на коленях, по мере того, как Майтимо говорил, сами собой сжимались в кулаки.

Взгляд его, поначалу устремленный на собеседников, постепенно опускался. Брови сомкнулись у переносицы, веки полузакрылись, укрывая светло-серые глаза густыми, длинными черными ресницами. Нолдаран, поджав губы, рассматривал мелкие царапины на своей дубовой столешнице.

— Итак, ты требуешь, чтобы я разрешил тебе встречаться с Финдекано? — устало спросил он, когда поток красноречия старшего сына Феанаро иссяк, — А ты не хочешь жить с законной супругой? — он поднял глаза на Морьо.

— Она не жена мне! — воскликнул тот, — Перед тем, как мы уехали в Форменоссэ, она сама сказала, что не может продолжать оставаться ею!

— Она — твоя жена перед Илуватаром и народом нолдор! — повысил голос до крика Нолофинвэ, который едва сдерживал себя, кипя от гнева, — Брачные узы, связавшие вас однажды, нерушимы. Вы оба дали клятву в вечной любви и вы не вправе нарушать ее. Я призываю вас обоих уважать наши законы и обычаи.

— Дядя, вы прекрасно понимаете, что это несправедливо! — вмешался Нельо.

— О какой справедливости ты говоришь? Над нами есть Высшие Силы Стихий, чтобы решать, что справедливо, а что нет. Это они помогали первым из нас устанавливать законы и обычаи. Твоя тяга к моему сыну, которого ты бесстыдно совратил, — на этом слове лицо Нолдарана исказилось от злобы и отвращения, — твоя тяга к Финьо — признак искаженного роа и такой же порочной, чуждой нашей природе, феа. Мой сын женат и старается вести добропорядочную жизнь, как и подобает принцу нолдор. Я повторяю свой запрет на твои встречи с ним и предупреждаю, что прикажу выдворить тебя за пределы Тириона, если ты не оставишь попыток преследовать его.

— Что?! — возопил Нельо, — Ты сошел с ума, Ноломэ! Финьо — мой!

— Это ты сошел с ума, когда начал творить с моим сыном то, что ты проделывал с ним, пока вы оба жили в Эндоре!

— Ты пожалеешь о своем упрямстве, сын Индис! — бросил ему в лицо Морьо.

— Еще слово и мои стражи вышвырнут вас за ворота, — холодным тоном сказал Нолофинвэ, поднимаясь из-за стола, — Уходите и помните, что вход в чертоги Владыки Тириона отныне для вас закрыт, — и он обвел стоящих перед ним братьев сощуренными глазами.

Пристальный, внимательно наблюдавший за ними и полный холодного презрения взгляд Нолмэ оба феанариона встретили, в свою очередь, запылав гневом.

— Пошли отсюда, Нельо, — прорычал, повернувшись спиной к Нолдарану, его брат, — Мы лишь зря потратили наше время, придя сюда.

Майтимо на прощание еще раз оглядел высокую, почти как и он сам, фигуру Нолофинвэ и молча вышел вслед за Карнистиром.

Домой они возвращались унылые и каждый был погружен в собственные переживания настолько, что не желал обмениваться с братом впечатлениями от аудиенции. Нужно было успокоиться, чтобы не слишком расстраивать домочадцев, что ожидали их возвращения.

Глава Первого Дома, ссутулившись, ехал на своём коне, позволяя животному самостоятельно выбирать наиболее удобный путь к дому-крепости.

Ему вспомнилась их с Финьо недавняя встреча и то, как они любили друг друга средь бела дня, забыв обо всем и всех.

Ещё вчера, сказав, что отправляется с младшими на рыбалку, он отправился в дом одного из своих друзей, где его уже дожидался предупрежденный близнецами заблаговременно и рано пришедший туда нетерпеливый кузен.

Они встретились, взглянули в глаза один другому, крепко обнялись, ни слова не говоря. Слова меж ними давно стали лишними.

Их страсть, болезненное и порой мучительное желание, вытеснившее любые слова, будто жила своей собственной, отдельной от жизни каждого из кузенов, жизнью.

Финдекано уже был раздет по пояс, уже приготовил широкое, мягкое ложе для них.

Сердце Майтимо щемяще и сладко зашлось при виде этих сливочного цвета простыней и лёгких покрывал из тонкого хлопка. Дыхание его участилось, а руки, благодарение Единому, у него их было теперь две, мелко затряслись, так хотелось им прикасаться к Финьо.

Нельо тогда медленно целовал кузена, оглаживал аккуратно, неспешно, нежную кожу основания шеи и затылка, гладил своими широкими ладонями спину. Не отрываясь от страстно жаждущих губ Финьо, покусывая их, он, сначала едва касаясь, а затем все увереннее, проводил вдоль спины, мимолетно оглаживая гладкую грудь и чуть покатые плечи. По мере продвижения руками все ниже, к желанной цели, Майтимо постепенно углублял их поцелуй, удерживая одной рукой голову Финьо у затылка, а другой оглаживая округлые, сильные мышцы ягодиц, сжимая их, разминая. От этих ласк чувственный и порядком истомившийся без него Финьо начал извиваться, подаваясь вперед, в желании коснуться уже набухшей плотью, скрытой под тканью штанов, паха кузена.

Свои черные, тяжелые косы с неизменными тонкими золотыми шнурками и лентами, принц забрал драгоценной, покрытой бриллиантами, заколкой чуть выше затылка. Позже, в пылу соития, эта заколка упала на простыни, а затем Нельо смахнул её рукой на пол.

Майтимо поспешно скинул с себя рубаху в которой был на голое тело, почти порвав ворот.

Их поцелуи и взаимные прикосновения были полны нежности и трепета. Они оторвались друг от друга на краткие мгновения, чтобы взаимно развязать пояса-тесемки и шнуровку штанов, и обменяться влюблёнными взглядами, поглощенные один другим. Майтимо оглаживал щеки Финьо, взял в ладони его юношеское лицо, наклонился, приблизил к себе и в который раз страстно целовал в такие притягательные и манящие губы.

Наконец, он высвободил его налившуюся плоть из штанов, нежно провел несколько раз рукой сверху вниз и обратно, лаская, и снова любуясь его совершенством. Финьо блаженно прикрыл глаза, склонив голову на грудь Майтимо, и чуть слышно застонал, приоткрыв нежные губы.

Легонько толкнув его на кровать, Нельо опустился перед Финьо на колени, освобождая того от одежд, оглаживая идеально гладкое тело, выцеловывая дорожки от изящной шеи, вниз, пересекая грудь, касаясь сосков, слегка сжимая их кончиками пальцев. Он особо останавливался на животе принца нолдор — сильном, с отчетливо видными брюшными мышцами. Майтимо обожал целовать его подолгу, так как знал, что эта ласка особенно нравится его любимому, приводя того в состояние близкое к экстазу. Но настоящий экстаз Финьо чувствовал, когда его мужская плоть полностью оказывалась поглощенной ртом ненасытного Нельо. Стоны принца нолдор становились все отчетливее, воодушевленный и возбужденный этой реакцией возлюбленного, Нельо продолжал. Он облизывал увлажнившуюся головку, самозабвенно целовал низ живота у основания древка, затем, перевернув того на живот, брал кузена за бедра и одним энергичным движением ставил того на четвереньки, принимаясь облизывать, совершая круговые движения, вокруг его отверстия, изредка проникая языком глубоко внутрь и чередуя эти проникновения с влажными касаниями-поцелуями мошонки, которую при этом слегка прикусывал.