Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 28 из 54



Финьо млел и вздрагивал от ласк. Он стоял на четвереньках, прогнувшись в пояснице, полузакрыв закатившиеся от чувственного наслаждения глаза и мелко трясся от желания, предвкушая всем роа скорое проникновение в него внушительных размеров возбужденной плоти любимого.

— Ложись, — приказал низким, хриплым от вожделения голосом кузен.

— О-о-ох, — издал протяжный стон Финьо, тут же стараясь прикусить губу и комкая в кулаках покрывала.

Майтимо всегда входил в него, сопровождая это осторожное и неспешное движение страстным поцелуем в губы и многими ласками.

Иногда Финдекано успевал схватить в свои его правую руку и исступленно поцеловать множество раз, прерывая эти поцелуи стонами. Нельо почти сразу задал частый ритм своим движениям и Финьо лишь изредка громко ахал.

Когда же движения старшего феанариона стали лихорадочными, он тоже принялся громко стонать. Не желая, однако, окончить таким образом их соитие, Майтимо усилием воли заставил себя остановиться и, расцеловав кузена в губы и щеки, покинул любимое тело, поворачиваясь к нему спиной и становясь на четвереньки, низко опуская рыжеволосую голову, так что длинные волнистые пряди касались сливочного цвета простыней.

Тогда Финьо поднялся, устроился, стоя на коленях, сзади, обнажая любимого, стягивая окончательно ненужные штаны, и проник сначала пальцами внутрь любимого кузена. Вскоре тот уже чувствовал в себе его твердое древко, чувствовал, как при каждом своём движении принц задевал волшебную точку внутри — так мучительно сладко и до слез насладительно, что выдержать, казалось, невозможно. Его феа переворачивалась от острого переживания, а колени дожали. И все же Нельо не двигался, стараясь выдержать, чтобы до дна испытать даримое ему удовольствие, пока Финьо оглаживал его руки и плечи, склонившись над ним, долго и со страстью целовал спину феанариона, проводил руками по бёдрам и упругим ягодицам.

Самое острое наслаждение приходило к обоим, когда Финьо ложился на спину, бесстыдно раскинув стройные сильные ноги, принимая в очередной раз в себя изнывавшее мужское естество кузена, и позволяя Нельо двигаться так быстро, как он только мог, в погоне за экстазом.

— Ах-а-ах-ах, — Финьо стонал и безумным взглядом глядел прямо в серо-зеленые глаза Майтимо, лаская себя, действуя рукой проворно и жестко.

К этим стонам вскоре присоединились и хриплые стоны самого Нельо. Глаза Финдекано вновь закатились, дыхание на миг прервалось после истошного крика, который знаменовал приход разрядки. Нельо последовал за ним, проваливаясь в бездну острого наслаждения, коротко приглушенно вскрикивая, задыхаясь, затем наклонился к лежавшему с запрокинутой головой и тяжело дышавшему любимому, чтобы слизать, сцеловать с живота и груди белые капли и прильнуть с долгим, жадным поцелуем к точеной шее.

Майтимо вспоминал все это и надеялся, что вскоре сможет передать послание с просьбой о новой скорой встрече или, даже ранее того, получить от любимого кузена вести — несколько строк, где он сообщает, что отлично себя чувствует и кратко пишет о последних новостях своей семьи и событиях, происходивших во дворце.

Даже в такой ситуации, осуждаемый всеми, отдаленный от Финдекано, он старался не падать духом. Ведь чтобы ни происходило с ними сейчас, какие бы трудности они ни встречали на пути друг к другу, все это было незначительно и меркло в сравнении с тем, что пришлось им превозмочь в Эндоре.

Он тогда держался лишь благодаря мыслям о Финьо, а сейчас и подавно сможет все пережить и преодолеть. И пусть выдворение, пусть ссылка, пусть снова лишения и всеобщее осуждение, а все же его чернокосый Финьо не оставит его, будет рядом, вместе с ним, а это для главы Первого Дома было самым важным.

Ехавший рядом с ним Карнистиро думал, как ни странно, о том, как бы поскорее добраться до дома.

Для него мало что изменилось. Слова Нолдарана лишь означали подтверждение того, что и так продолжалось столетиями, а именно, попыток вынудить его зажить с Илиссэ в их обветшалом доме, в спешке приготовленном перед их свадьбой.

Этим вечером Морьо ждала у него дома Нэрвен. Что могло быть более необычным и странным, чем, зайдя на порог, обнаружить ее сидящей за их большим столом, в окружении Фириэль, матери и братьев?

Конечно, не такого исхода он втайне ожидал от этого разговора с дядей Нолмэ. Однако все закончилось вполне предсказуемо и закономерно. Все осталось по-старому. Морьо ехал по улице рядом с Нельо, и ему казалось, будто теперь что-то изменилось невозвратно в его жизни.



После того, как всеобщими усилиями были приготовлены все запланированные кушанья и вытащены из погреба все планировавшиеся к открыванию закуски, а слуги под руководством Махтаниэль начали готовить праздничный стол, Фириэль обратилась к Артанис с такими словами:

— Дитя, тебе переодеться надо к ужину. Тебя же чествуем, — она тепло улыбнулась, — У меня одно платье есть, как раз по тебе сшито. Пойдем со мной, примеришь мою работу, — и она жестом показала Нэрвен следовать за собой.

— Нет, нет, — пробовала возразить та, — Я останусь в своей одежде, госпожа. В переодевании нет никакой нужды, — она упрямо остановилась в дверном проеме.

— Леди Галадриэль, мы все переоденемся к ужину, — вмешалась Мирионэль, — Я прошу вас, не откажите Фириэль в одолжении. Вы знаете, что лучше нее нет в Амане мастерицы в рукоделие и шитье?

— Пойдем, дитя, не упрямься, — позвала снова Фириэль, — Примерь его только. А если тебе не понравится, так и быть, останешься в своем платье.

Помедлив еще немного, Артанис произнесла слова благодарности и последовала за ними в комнату для рукоделия, где Фириэль проводила за созданием своих прекрасных творений все время, пока не была занята домашней работой.

========== 20. Наряд Галадриэли ==========

Комментарий к 20. Наряд Галадриэли

Laica Lassё (кв.) - Зеленый Лист. Иначе говоря - Леголас.

Лорд Элронд, получив приглашение на скоро устраивавшийся во дворце Кириарана праздник по случаю возвращения Леди Галадриэль в родной край и лоно семьи, был, разумеется, рад принять его. Он полностью разделял воодушевление родственников Венценосной Девы, которых впервые увидел всего несколько дней назад, и желал вместе с Леди Эльвинг и Леди Келебриан присоединиться к торжеству.

— Кириаран приглашает представителей всех знатных семейств Амана и друзей несравненной Алатариэль, — сказал приехавший к их дому-башне посланник из дворца, передавая приглашение.

Эта фраза натолкнула бывшего Лорда Имладриса на размышления о том, что на празднике будет присутствовать и его знаменитый прапрадед — Владыка Элу, приходившийся старшим братом повелителю Альквалонде.

Элронду было любопытно увидеть Эльвэ Среброманта, бывшего, как и он сам, владыку эльдар Хекелмара, ныне проживавшего вместе с супругой в садах Йаванны. Это, должно быть, был некто высокомерный, отстраненный, холодный в обращении, как и прочие синдар, и не особенно любезный с окружающими. А ведь он приходится прадедом его матери, которую, впрочем, никогда не видел. Эльвинг и ее братьям было по пять лет, когда произошла трагедия в Менегроте, в результате которой Эльвэ пал жертвой своей неуемной гордыми и алчности, убитый гномами Ногрода. Они жили с родителями — принцем Диором и Леди Нимлот в Оссирианде и только после смерти Тингола переехали в Менегрот. «Чем для матери обернется эта неминуемая встреча?» — задавался вопросом эарендилион.

Бабушку Леди Эльвинг совсем не помнила. Зато он отчетливо помнил, как Леди Галадриэль говорила, что Арвен — вылитая Лютиэн Тинувиэль. Бедная его красивая и нежная Ундомиэль разделила и ее судьбу.

Было и еще кое-что, а точнее, кое-кто, кого предстояло с большой долей вероятности встретить в залах Кириарана на призванном объединить, собрав вместе для восславления воли Творца и возвращения Галадриэли, все дома благородных квенди, как те, что велись от Финвэ, так и те, чьими основателями были трое братьев — Эльвэ, Ольвэ и Эльмо. Речь шла о родне со стороны его отца, которая до того времени не проявляла никакого интереса к одинокой жизни Леди Эльвинг, хоть та и приходилась супругой Эарендила — последнего отпрыска Второго Дома. Хотя, если поразмыслить, последними его отпрысками по праву должны были считаться они с Эрьо, как сыновья превратившегося в яркую звезду на черном покрывале Варды морехода.