Открытие Германии

В бывшем Прусском банке

Редакция "Советского слова" размещалась в центре Берлина, печаталась газета в другом районе города, а жили мы в Карлсхорсте, где размещались органы СВАГ. Каждую ночь наши машины сновали по Берлину с бумагой, матрицами, тиражом газеты. Автобусы привозили и увозили наших сотрудников на работу и с работы. Транспортом мы обеспечивались вдоволь, и разобщенность редакции и издательства не приносила особых трудностей.

Поражало и угнетало здание редакции, размещенной в фасадной части бывшего Прусского банка. Боковое крыло здания ремонтировалось, а второе крыло находилось в развалинах. Огромное здание размещалось на Жандармской площади, где пустыми окнами зияли полуразрушенные здания театра и соборов – в них не было признаков жизни.

Здание бывшего Прусского банка находилось очень близко от американского аэродрома Темпельгоф, и шум самолетов сотрясал полупустые кварталы берлинского центра, где нагромождены глыбы гранита, камня и кирпича. Гудела и наша банковская крепость.

Жандармен-маркт или Жандармская площадь – от одного нашего адреса можно смутиться. В 1948 году на этой площади расстреливали восставших берлинцев. Летом 1947 года на площади разместилась и давала представления бродячая цирковая труппа "Марелли-Чимаро". Марелли – хозяин труппы, а Чимаро – канатоходец. Через огромные окна редакции можно наблюдать за цирковыми представлениями. Виднелся канат, подвешенный на высоте около 50 метров между зданием бывшего театра и куполом бывшего собора. Вечером, когда редакция трудилась в полную силу, по канату ходил циркач, подсвечиваемый прожектором. Зрители приходили со своими скамейками, аплодировали слабо, деньги платили по принципу "шапка по кругу".

Таким выглядел в 1947 году один из уголков послевоенного Берлина. Мы вынуждены были терпеть деятельность господина Марелли, а через некоторое время переехали в Карлсхорст, в большое и благоустроенное здание, разместились рядом с основными руководящими органами СВАГ.

Мало сказать, что всех удивляла резиденция редакции, она ошарашивала, поражала. Комендант банковской крепости провел меня в подвалы, воспользовавшись ключом метровой длины, Чтобы открыть многотонную стальную дверь, комендант пользовался таблицей на дверном диске, набирая нужную цифру, чтобы ключ действовал. Кроме сотен стандартных металлических шкафов, очищенных от банковских документов, в подвале ничего не хранилось. Перед входом в подвал, в просторном фойе разместились шесть линотипов нашего наборного цеха.

Здание редакции газеты "Советское слово", 1947. Бывший Прусский банк, Жандармен-маркт, Берлин.

Всю войну нам приходилось ютиться в деревенских избах, а тут, пожалуйста – работайте в здании, где хранились богатства прусских фабрикантов и юнкеров. Редактору достался кабинет управляющего банком. Кроме стола и нескольких стульев в кабинете другой мебели не было. Космические просторы кабинета пятиметровой высоты не располагали к творческому труду и годились для крупного администратора. Рядом с кабинетом для него имелась комната для отдыха и небольшой зал для заседаний. Сотрудники размещались в просторных кабинетах, а гулкие коридоры были настолько велики, что впору секретариату заводить курьеров. Но мы тогда были молодые и не притязательные.

Работникам редакции следовало, прежде всего, знать, для кого, для какого круга читателей предназначена газета "Советское слово". Она издавалась для работников управлений СВАГ, ее органов на местах, для военных комендатур и других советских организаций в зоне оккупации. Часть тиража отправлялась в Группу советских оккупационных войск. Политуправление СВАГ определяло тираж газеты в пределах 40-60 тысяч экземпляров. Четырехполосная газета печаталась на плотной немецкой бумаге, так называемым рейнским форматом.

Сам я без колебаний согласился с назначением в "Советское слово" ответственным редактором, как тогда именовалась редакторская должность. Мне неведомы были задачи СВАГ и я не представлял себе лицо газеты. Следуя своему правилу, знакомился с каждым сотрудником. Увы, настроение у них оставляло желать лучшего.

В июле 1947 года на стопе редактора лежало около десяти рапортов от военных журналистов с просьбой об отправке их на Родину. Несколько товарищей требовали, чтобы их отпустили из "Советского слова" в любую военную газету. Из 44 сотрудников редакции и издательства, с которыми велась беседа, лишь немногие считали, что они попали в интересную газету. Но и те просиди переместить их в другие отделы редакции. Многих тянуло в отделы внутригерманской жизни.

Такому разброду в коллективе не приходилось удивляться. Ведь журналисты-офицеры, все до единого, пришли в "Советское слово" с опытом работы в боевых условиях и в войсках. Правда, в распоряжении СВАГ имелась большая войсковая часть в Саксонии, при комендатурах имелись воинские подразделения, причем в крупных городах довольно многочисленные, но их обязанности сильно отличались от войсковых подразделений. Какой должна быть газета? Этот вопрос должен был решать коллектив и никто больше, поскольку опыта издания газеты в оккупированной стране никто не имел.

Первые номера газеты были похожи на солдатскую газету. "Повышать огневую выучку воинов", "Физическая подготовка офицеров", "Совершенствовать боевое мастерство" – такие и подобные заголовки перекочевали в "Советское слово" из военных газет.

Газета создавалась для десятков тысяч советских людей, приехавших в Германию для защиты политических и экономических интересов своей Родины. И, конечно же, они не ощущали необходимости строевой или же стрелковой подготовки.

Центробежные настроения в редакции мешали быстрому на– хождению лица газеты и повышению ее роли в коллективах советских людей. Стремлению журналистов уехать в Советский Союз отчасти способствовали бытовые неурядицы. Холостяки были вынуждены прибегать к услугам немцев и расплачиваться за уборку квартиры, стирку и прочее продуктами из офицерского пайка.

На партийном собраний в августе 1947 года один коммунист заявил: проклинаю Германию за то, что вынужден пребывать на ее территории. Второй коммунист такого выразил рода настроения в форме вопроса: зачем и ради чего нам гореть на работе? Действительно, нельзя плодотворно работать в газете, если не знаешь, роди каких целей оставлен в Германии или же послан туда. Нельзя работать, сохраняя антинемецкие настроения военного времени.

Решающую роль в сплочении коллектива сыграла партийная организация редакции. На одном из собраний коммунисты высказались по всем наболевшим вопросам. О чем только ни говорили! О слабом внимании к газете со стороны руководства СВАГ и о неблагополучии с корректурой, о повышении бдительности и семейных неурядицах, о наступлении на буржуазную идеологию и об отзывах читателей.

В результате активной деятельности парторганизации редакция сравнительно быстро наладила внутреннюю жизнь. Прекратились "чемоданные" настроения, утряслось с вопросом распределения журналистов по отделам. Всем нашлось интересное дело и простор для журналистской работы. На редакционных летучках развертывалась товарищеская критика. Привычными стали ночные бдения, ведь газета начинала печататься в четыре часа утра. В общем, к концу 1947 года творческий коллектив "Советского слова" функционировал нормально. Бывшее здание Прусского банка стали осваивать немецкие академики, для каждого из них отводился кабинет с библиотекой и со всеми удобствами. А мы в Карлсхорсте стали не только жить, но и работать в просторном помещении и в нормальных условиях.

Настроения в редакционном коллективе были характерными для многих советских людей, в течение нескольких лет живших вдали от Родины. В одной из передовых статей газеты мы писали: "Нелегко советскому человеку жить и работать вдали от родной страны. Но мысль, что мы помогаем своему народу укреплять мир и безопасность, помогать ему осуществлять послевоенную пятилетку, окрыляет нас".