Страница 14 из 33
Тема защиты государем «общего блага», представления о нём как о «служителе» были основными сюжетными линиями в интерпретации двенадцати подвигов Геракла, разыгранных во время торжеств по случаю заключения брака между Карлом Смелым и сестрой английского короля Эдуарда IV Маргаритой Йоркской. Здесь же стоит обратить внимание на трактовку его подвигов с точки зрения функций правителя. Автором этих театрализованных представлений являлся не кто иной, как Оливье де Ла Марш. Поэтому их содержание можно рассматривать не только как выражение официальной идеологии, но и в определенной степени как его собственные размышления об обязанностях государя. Интерпретация де Ла Маршем подвигов Геракла[170]указывает, что ему не были чужды идеи, разрабатывавшиеся ближайшим окружением Карла Смелого. Да и могло ли быть иначе, если он сам выступает как один из преданнейших сподвижников нового герцога?
Остановимся на некоторых эпизодах, которые наиболее ярко демонстрируют «политическую программу» Карла Смелого. Проблема «общего блага» и защиты интересов подданных государем обыгрывается в нескольких сценках. Интерпретация второго подвига Геракла, представленного на торжествах в Брюгге в 1468 г., указывает на то, что правителю надлежит защищать не свои частные интересы, заботиться не о личном благе, но об интересах государства. Геракл, в трактовке автора, первым привозит в Грецию овец, что способствует обогащению страны благодаря производству шерсти. Этим поступком он показывает пример другим государям, которые должны всё свое время тратить на достижение своей основной цели – «общего блага»[171]. При описании еще нескольких подвигов зрителям сообщается мораль: совершив доблестный поступок, Геракл принес народу мир и благоденствие[172], и в конечном итоге именно эта задача определяет все его действия. Другой подвиг интерпретируется как необходимость быть справедливым по отношению к любому человеку независимо от его положения в обществе. Государи призываются к ниспровержению тиранов, которые не признают этого[173]. Подобные размышления о роли государя перемежаются с вполне традиционными представлениями о нём как о доблестном рыцаре, примере добродетели. Это в очередной раз подчеркивает эклектичность политической мысли в Бургундском государстве.
Переплетение этих концепций власти государя в политических идеях Карла Смелого, даже тех, которые на первый взгляд противоречили друг другу, преследовали одну цель – идеологическое обоснование притязаний на совершенно новый статус его власти, единственной в своем роде, которая способна и по происхождению, и по своим функциям обеспечить существование государства и подданных. Она должна была вырваться из традиционных феодальных представлений, например, о том, что государь обязан довольствоваться доходами со своих земель и только в экстренных случаях может рассчитывать на помощь населения, а также утвердить высшую судебную власть правителя. Всё это могло бы помочь герцогам в проведении политики централизации.
Одним из способов укрепить власть государя и придать ей таким образом характер «власти для всех» стало провозглашение верховенства государя в сфере отправления правосудия. Проводников этой политики, безусловно, вдохновлял пример Франции, где реализация высшей судебной власти монарха сыграла ведущую роль в процессе укрепления королевской власти[174]. Утверждение этого принципа в Бургундии означало не только притязание герцогской власти на верховенство в своих владениях, но и независимость от французской короны, ибо право на высшую судебную власть было важным показателем не только уровня политического могущества государя, но и суверенного характера государства. Препятствием на пути достижения герцогами высшей судебной власти являлся Парижский Парламент, олицетворявший собой суверенитет французского монарха[175]. Именно в Парижский Парламент направлялись апелляции на решения местных судов, в том числе из Бургундии, Фландрии и других французских фьефов, которыми владели герцоги Бургундские. Обращаясь к истории Бургундского государства, можно констатировать, что даже в периоды, когда герцоги пользовались фактически полной автономией от короля, парламент продолжал оставаться связующим звеном, не допуская полного отпадения французских фьефов от королевства. Графство Фландрия – показательный тому пример. Несмотря на постоянное сокращение обращений в Парламент из Фландрии в период 1446-1471 гг., они не исчезли окончательно. И лишь Карлу Смелому удалось на определенное время положить конец этой практике[176]. Поэтому герцог, объявляя свои парламенты «суверенными», стремился в первую очередь к достижению в своих владениях полного суверенитета, который он понимал как отсутствие каких-либо высших судебных инстанций вне своего государства. Политика герцога была направлена на то, чтобы изъять свои земли из-под юрисдикции Парижского Парламента, что ему удалось сделать в 1471 г., воспользовавшись нарушением Людовиком XI условий мира в Перонне. Отныне все жалобы населения герцогства Бургундии должны были разбираться в Совете (парламенте) в Дижоне[177], а в 1473 г. создается единый парламент в Мехелене (Малине) для северных владений[178]. Однако призванные выполнять функцию высших судебных инстанций и таким образом способствовать реализации судебной власти герцога новые учреждения с поставленной задачей полностью не справились (хотя с 1472 г. и до конца правления Карла Смелого не было подано ни одной апелляции в Парижский Парламент). Здесь важно подчеркнуть и заведомо оппозиционный настрой северных владений, не желавших терять свои судебные привилегии – что выразилось в роспуске парламента в 1477 г. сразу после гибели Карла Смелого, – и чувство принадлежности к королевству, свойственное французским фьефам герцогов Бургундских на юге их государства. Зато судебный департамент двора с лихвой позволял компенсировать этот недостаток и представлял герцога Бургундского как вершителя правосудия в его владениях. Речь идет о знаменитых аудиенциях, которые давал Карл Смелый два или три раза в неделю. Они были призваны продемонстрировать личное участие государя в отправлении правосудия в духе цицероновского утверждения о том, что это первостепенная обязанность государя[179], или в подражание примеру Кира Великого, одного из любимых героев Карла, объявлявшего государя «живым законом»[180]. Сам герцог считал правосудие своей главной обязанностью, порученной ему Богом[181]. Оливье де Да Марш, описавший эти аудиенции в трактате о дворе, отмечает, что благодаря им герцог мог лично выслушать жалобы всех просителей независимо от их социального происхождения и вынести приговор[182]. Иными словами, они были призваны показать герцога защитником бедных и обиженных, представителем интересов всех подданных, даже тех, кто, по словам де Да Марша, обычно не находится «рядом с ним»[183]. В этом плане он, казалось бы, должен заслужить в глазах современников похвалу, ведь частыми замечаниями в адрес государей были как раз упреки в небрежении судебными обязанностями (например, критика Карла VII Ж. Жувеналем дез Юрсеном[184]). Однако подобная практика не у всех вызывала восторженные отклики. Например, Шатлен не без доли иронии указывает, что в свое время он не встречал такого ни при каком-либо другом дворе[185]. Утверждая это, официальный историограф немного лукавил. Подобные аудиенции, восходящие к судебному департаменту курии сеньора, не были бургундским изобретением: примерно в это же время их давал герцог Милана (если говорить только о современниках). Подобная практика свидетельствовала о том, что судебный департамент двора, рассматривая не только исключительные, но и ординарные дела, в какой-то степени компенсировал еще не вполне налаженную работу специально созданных для отправления правосудия институтов[186]. Другими словами, реальные возможности не совпадали с притязаниями герцогов. Разумеется, политика «модернизации», которую проводил Карл Смелый, отвечала «духу» времени – централизация, развитие государственных институтов. Однако незавершенность этого процесса, очевидно, сказалась на его дальнейшей судьбе. Возвращаясь к проблеме судебных функций государя, необходимо еще раз отметить, что они как никакие другие подчеркивали не только его высшую власть, но и ее публичную природу. Ибо государь призван заботиться не о своем собственном благополучии, но о благе общества, которое, по словам Карла Смелого, «не сможет существовать, если не поручено государям, являющимся публичными персонами»[187].
170
Необходимо отметить, что сами подвиги Геракла и их последовательность несколько отличаются от классического древнегреческого мифа, ибо Оливье де Ла Марш, по всей видимости, взял за основу «Сборник историй о Трое» Рауля Лефевра, что, впрочем, не помешало ему отойти и от этого источника в интерпретации некоторых подвигов. Подробнее см.: Cheyns-Condä М. L/adaptation des «travaux d'Hercule» pour les f§tes du mariage de Marguerite d'York et de Charles le Hardi ä Bruges en 1468 // Publications du Centre europeen d'Etudes bourguigno
171
La Marche O. de. Mémoires. Vol. III. P. 145.
172
Ibid. P. 146, 185-186.
173
Ibid. P. 185.
174
Хачатурян Н. А. Сословная монархия во Франции XIII—XV вв. М., 1989. С. 44-82; Цатурова С. К. Священная миссия короля-судии, ее вершители и их статус во Франции XIV-XV вв. // Священное тело короля: Ритуалы и мифология власти. С. 78-95.
175
Хачатурян Н. А. Сословная монархия во Франции. С. 46-49.
176
Blockmans W. La position du Comte de Flandre dans le royaume à la fin du XVе siede // La France de la fin du XVе siede. P. 86. Подробнее см.: Dauchy S. Les appels flamands au Parlement de Paris. Turnhout, 1998.
177
Leguoi А. Charles le Temeraire face au Roi de France et au royaume de France //
Cinq-centieme a
178
См.: Van Rompaey J. De Grote Raad van de hertogen van Boergondie en het parle-
mentvan Mechelen. Brussel 1973.
179
Vanderjagt A. «Qui sa vertu anoblist». P. 59.
180
Gallet-Guerne D. Vasque de Lucène et la Cyropedie à la cour de Bourgogne (1470).
Geneve, 1974. P. 41.
181
Paravicini W. Ordre et regle. P. 325.
182
La Marche O. de. Mémoires. Vol. IV. P. 4. См. также: Хачатурян H. А. Бургундский
двор и его властные функции. С. 126-128.
183
Хачатурян Н. А. Бургундский двор и его властные функции. С. 133.
184
Цатурова С. К. Священная миссия короля судии, ее вершители и их статус. С. 81.
185
Chastellain G. CEuvres. Vol. V. Р. 370.
186
Хачатурян Н. А. Бургундский двор и его властные функции. С. 126-135.
187
Blockmans W. «Crisme de leze mageste», les idees politiques de Charles le Temeraire. P. 75.