Бегущая по снам

— Ты сейчас так пошутил?

— Простите, мэм.

— Я тебе задала вопрос, Калеб.

— Да… то есть нет, мэм.

— Ты видел чудовище?!

— Нет, — паренек опустил взгляд.

— Ну прекрасно, — буркнула охотница. — И в людей ты никогда не стрелял. И смерть в глаза не видел?

Калеб не ответил, лишь сильнее краснея.

— Ты хоть женат? — спросила Перри и едва не захохотала, заметив смущение на лице протеже.

— Нет, мэм.

— А почему? Тебе ведь есть семнадцать, так ведь?

— Мне двадцать восемь, мэм.

— Сколько?! — изумилась Перри. — Да тебе на вид не больше семнадцати!

— Мне все так говорят, — с легкой грустью ответил Калеб. — Маменька хотела найти мне жену, но леди Монре отказалась выдавать за меня свою дочь.

— Интересно, почему, — безразлично буркнула Перри.

— Маменька говорит, что леди Монре — дура и не хочет добра своей дочери. Что я для нее слишком хорош.

— Ну, а как же. И почему у меня в напарниках одни холостяки? — спросила себя Перри. — Ты, Калеб, только не иди по стопам Хеллвея и не спусти все жалование в борделях.

— Я не хожу в бордели! — гордо ответил парень. — Это обитель греха. Настоящему джентльмену не престало туда ходить.

— Так тебе «маменька» сказала?

Калеб опустил взгляд. Перри тяжело вздохнула, глядя на протеже. Он явно мечтал провалиться под землю, зашить себе рот стальной нитью, лишь бы не продолжать беседу. Какой там «женат», этот юнец, с его ужимками, робостью и кривой речью скорее другого мужика покорит, чем женщину. Охотница ощутила к нему странную смесь жалости и презрения. Забитый мальчишка, затравленный гиперопекой — не иначе. Понятно почему Вальтер сделал его охотником. Либо он умрет, либо станет хоть немного мужчиной.

«Интересно, если я спрошу «мужчина ли он», этот птенец найдет что ответить? — подумала Перри, вспоминая безумный диалог на эту тему с Джоном Хеллвеем»

— Так малыш Бредли первый раз посетил бордель?

— Да, — отвечал Джон, осушая стакан рома. Бар гудел, охотники весело пили и болтали, заливая спиртным ужасы минувшей охоты. — Думает, болван, что мужчиной стал.

— А он не стал? — спросила, икнув, Перри.

— Куница, ты не станешь мужчиной, если трахнушь женщину.

— Я нет, а он…

— Да я не это имел в виду, — хохотнул Джон. — Бредли тоже не станет.

— Почему?

— Потому! Вот если женщина трахнет женщину, она станет мужчиной?

— Эммм… что? Нет! Как она это сделает? У нее же нет причиндалов!

— А если нацепит страпон?

— Джон, тебя куда-то совсем не туда несет, — захохотала Перри. — Нет! Нужны природные причиндалы!

— А если содомит, сперва даст отодрать себя в зад мужику, а потом трахнет женщину, он будет мужчиной?

— Э-э-э, ну, не знаю. Нет. Не думаю.

— Мужчина — это не счет пропаханных шлюх, Перри. Мужчина — это характер, ответственность, воля и смелость. Мужчина — это хребет.

— То есть, и причиндалы не нужны, чтобы быть мужчиной? — Хохотнула Перри. — О как! Тогда я мужчина. Я смелая — да. Я ответственная? — да. Я — хребет — ну, может быть. Эй, народ! Джон говорит, что я мужчина! — крикнула Перри.

Гилберт чуть не поперхнулся пивом и крикнул:

— Ответственно заявляю: Джон врет.

Охотники захохотали.

— Ты не мужчина, — усмехнулся Джон, наполняя стакан до краев.

— Почему?! Ик…

— Потому что ты с первых дней нашего знакомства хочешь затащить меня в постель, — усмехнулся Джон.

«Нет. Не хотела. Говорят, дружбы между мужчиной и женщиной не бывает. Что она рано или поздно обернется развратом или любовью. Но Джон был мне другом. Эх, где ты сейчас, дружище Джонни?»

— Калеб, — мрачно сказала Перри. — Смотри на меня и слушай. Внимательно слушай.

Паренек поднял взгляд.

— Нет ничего страшнее ночи охоты. Сейчас мы едем Арчибальда охранять, но после пойдем в патруль. Я должна знать, могу ли доверить тебе свою жизнь.

— Конечно мэм…

— Заткнись, — рявкнула Перри. — Ты мне не нравишься, но я все равно буду тебя учить. С этого дня ты — мой раб. Я приказываю — ты делаешь. Я говорю — ты слушаешь, и слушаешь очень, очень внимательно, понял?

— Да, мэм.

— Хорошо, — хмуро ответила Перри. — Это в твоих интересах. Пока мы едем, давай-ка я расскажу тебе историю про Арчи Боумена. Слышал о нем? Вальтер не рассказывал?

Калеб покачал головой.

— Арчи был молодым охотником. Мы пришли в Мастерскую одновременно и вместе тренировались под началом Германа. Арчи был смелым парнем, здоровенным как бык и таким же сильным. Мог ударом кулака орехи колоть. И вот однажды, я, Арчи и Мария — молодые охотники вышли в патруль. Простенькое дельце, никаких трудностей. Ночь, Старый Ярнам, кругом крики, вонь и холодный зимний ветер. Мы прошли четыре квартала и все было чисто. Казалось, еще час и все вернемся в Мастерскую, продрогшие, уставшие, но живые и довольные. Но вдруг из дома, что возле статуи Иншелота, раздался полный ужаса и отчаянья вопль. Арчи вышиб дверь, мы ворвались в дом и увидели девочку в крови. Маленькую, лет одиннадцати. Порванная одежда залита кровью, волосы слиплись. Она плакала, прижимаясь к выпотрошенному телу ее матери. Отец семейства, распоротый от паха до пупа, валялся у камина и его кровь, залив угли, погасила костер, погрузив комнаты в пугающий полумрак. Я достала мушкет, Мария выхватила Райкуйо, но Арчи… он оказался чувствительнее нас, девушек. Он опустился на колеи перед девочкой и, положив руку ей на плечо сказал, что все будет хорошо. Что мы найдем чудовище. А затем девочка обернулась и Арчи закричал. Нет, не закричал, вру. Завизжал. Мы едва успели понять, что произошло, как мелкая тварь содрала кожу с лица здоровяка. У девочки отрасли когти, размером с кинжал, ее лицо удлинилось и приобрело волчьи черты.

Калеб нервно сглотнул. Повисло давящее молчание.

— И-и-и что было дальше? — спросил Калеб. — Арчи умер? Мэм?

Но Перри не слушала. По телу охотницы пробежала легкая дрожь, холодный пот выступил на спине. Взгляд устремился на протеже. Маленькое, большеголовое нечто сидело рядом с юнцом и теребило край его плаща маленькими, серыми ручками. Оно чем-то напоминало разбухшего мертвого младенца. Громадные черные глазки любопытно косились то на Калеба, то на Перри. Перепуганный Калеб посмотрел на сидение и недоуменно поднял бровь.

«Оедон, мне это чудится»

— Мэм, с вами все в порядке?

Существо хрюкнуло и полезло по складкам плаща Калеба. Через миг гнилостно-серые ручонки обхватили щеки протеже. Но тот будто не чувствовал прикосновений. Перри закрыла глаза, судорожно вздохнула и досчитала до десяти. В ушах стоял противный звон, глаза зверски чесались.

— Мэм?

— Все в порядке! — рявкнула Перри. — Отстань.

— Простите, мэм.

«Все в порядке? Нет. Нет, овца стриженная, какой тут к чертовой матери порядок?! У тебя галлюцинации, подруга. Крыша съехала и покатилась по пригорочку, да? Вот черт! Черт! Черт! Черт подери!»

Охотница раскрыла глаза и облегченно вздохнула. Маленький уродец исчез, будто его и не было. И тут волчья треуголка слетела с кресла и рухнула на пол. Охотница, было, дернулась поднять, но заметила под серой тканью маленькие ручки. В животе замутило, Перри побелела, чувствуя узел в горле. Она резко стукнула в окно и сдавленно крикнула:

— Останови… карету!

— Что?!

Но охотница не стала ждать и, раскрыв дверцу, выскочила на дорогу и, отойдя на тротуар, согнулась пополам под ошарашенными взглядами прохожих. На камень хлестанул полупереваренной завтрак. Калеб выскочил из кареты вслед за ней и, не зная, что предпринять встал около нее. Толпа загудела.

— Бедняжку укачало! — крикнула пышная дама с зонтом. — Ой, а какая на ней странная одежда!

— Посмотрите, она же вырядилась в мужское платье! Пьяная, наверное! И это накануне праздника!

— Оедон, — прошептала Перри, с трудом разгибаясь. — Что со мной?

Послышалась громоподобная брань кэбменов, недовольных затором.

— Никогда таких одежек не видела! Это иностранный пошив?