Тайна жёлтой лилии

Он осёкся. И было из-за чего: у Руйи округлились глаза и приоткрылся рот от ошеломившей её внезапной идеи. Впрочем, какая там идея – сумасшедшая мысль, проблеск, соломинка утопающего…

– Отец! – едва узнав собственный голос, выдохнула Руйя, бросившись к нему и схватив его за руки. – Прошу, отложи поездку!

– Что ещё, Руйя? – отступил он от неожиданности.

– Заклинаю кровью Быка, отложи! Всего лишь до вечера! И если тебе дорога твоя дочь, сейчас же пошли возницу Ноко в Малью, пусть найдёт и привезёт сюда Лоссо, продавца черепашьих панцирей!

– Руйя, твой рассудок…

– Мой рассудок уже в полном порядке! Отец, помнишь, я предлагала показать тебе истинного убийцу Аэссы? Так вот, если моё подозрение верно, мне это удастся!

– Торговец из Мальи? Соотечественник царицы, какие-то неурядицы времён её девичества? Если нужно, я прямо вместе с Ноко пошлю палача! Подданный Быка, осмелившийся на такое грязное убийство, не заслуживает казни во дворце…

– Нет, нет! – прервала его Руйя. – Никакого палача! Пусть Ноко доставит Лоссо сюда живым и невредимым! Сам головой за него ответит!

Маро быстро вышел вон, и вскоре донёсся его обычный громкий, уверенный голос – он понял, что, раз дочь так говорит о преданном, любимом всей их семьёй колесничем, её приказ не исполнить нельзя.

– Царевна, если после такого шума твоя зацепка окажется ложной, я не желаю и представлять, что с нами сделает твой отец, – даже Алефи, впервые на её памяти, выглядел ошарашенным.

– К сожалению, эта зацепка истинна. Иначе никак, – Руйя присела рядом с ним.

– «К сожалению»?

– Ох, да. Мне бы так хотелось, чтобы всё выходило по-другому… Получается такая гадость… хуже всего, что я могла даже вообразить… но, судя по всему, это правда. Зато, – несмотря на дикое омерзение от той картины, что сложилась у неё в голове, она улыбнулась, – зато тебя освободят, а это сейчас главное.

– Не считай колосья до посева, царевна, – встревоженно сказал Алефи. – Хуже ложной надежды, по-моему, нет ничего.

– Я, между прочим, поверила тебе, когда ты сказал, что невиновен, хотя это казалось тогда невероятным, – подтолкнула его под локоть Руйя. – А ты не хочешь мне верить, когда я говорю, что ты спасёшься.

– Прости, царевна, так и есть. Но твоя жизнь от моих слов тогда не зависела, а вот моя… И ведь ещё недавно ты же сама в слезах говорила, что ничего не можешь для меня сделать.

Руйя снова была готова заплакать – теперь уже от счастья. Однако она вспомнила, что кое-что – как раз к приезду Ноко и Лоссо – надо ещё подготовить:

– Мне сейчас нужно сбегать в город.

– Ещё кого-то расспросить?

– Уже не расспросить. Так, уточнить немного. И да, принести тебе один чудесный подарок.

– Царевна, если я буду избавлен от казни и бесчестия, лучше подарка мне и не надо, – засмеялся Алефи.

– Хорошо, то, что я принесу, будет приятным дополнением, – согласилась Руйя. Она хотела было уходить, но отчего-то замешкалась:

– А ты… ты после освобождения останешься в Кноссе?

– Куда же я денусь? До следующей весны точно здесь буду, я же посланник.

– Но ведь после такого обвинения, после тюрьмы…

– Что ты, если опальные сановники возвращаются к собственному правителю, когда он их прощает, оскорбляться из-за чужого царя тем более нет смысла. Кроме того, я буду счастлив пообщаться с тобой, царевна, в более спокойной обстановке.

У Руйи перехватило дыхание. Она порывисто обняла Алефи за плечи, почувствовав на мгновение крепкие мышцы под его обветренной кожей – и сразу же, устыдившись, отпрянула. Критским женщинам – кроме, конечно, супруги сына Быка – было позволено много воли в отношениях с мужчинами, но Руйя знала, что в чужих странах всё обычно совсем не так, и в общении с иноземными гостями знатным критянкам, чтобы их не сочли развратными, необходимо было строго соблюдать приличия.

Однако, судя по выражению лица Алефи, он был далёк от того, чтобы обвинять её в распутстве.

– Беги, царевна, а то скоро в городе станет людно, тебе будет сложнее там поговорить, с кем ты хотела, – тем не менее, сказал он. – Давай сначала убедимся окончательно, что я не умру завтра до полудня.

– Да… да, разумеется, – Руйя попыталась успокоиться и сосредоточиться, и это было непросто. – До свидания, Алефи – надеюсь, встретимся уже во дворце, когда тебя отпустят.

Прижимая ладони к побагровевшим щекам, она вышла из темницы и привычно велела стражникам позаботиться о воде и пище для Алефи. Да, если всё у неё получится, а она не сомневалась, что получится, уже к вечеру финикиец будет на свободе, но заставлять его терпеть несколько часов без питья и фруктов было жестоко.

В первую очередь Руйя забежала во дворец и взяла шкатулку со своими драгоценностями – чтобы не тратить время и препираться с казначеем, прося выдать ей серебра. Уже в лабиринте она заметила дюжину чинивших какую-то треснувшую скамью рослых рабов и приказала десятерым из них отложить работу и следовать за ней – ещё разволнуется отец, что она опять одна по городу бегает.

Солнце только-только поднялось над горизонтом, а Руйя уже бежала от лабиринта вниз, в долину, где в городе выходили на улицы первые лоточники и разносчики.

Комментарий к Глава 8. Утро

* Не ошибка в тексте и не мазохизм со стороны Руйи – подушки бронзового века были твёрдыми и на подставочках.

========== Глава 9. Меч ==========

Когда лёгкий звук быстрых шагов царевны затих вдали, Алефи устало прикрыл глаза и откинулся назад. Вполне возможно, загадочные доказательства его невиновности, обнаруженные Руйей, не убедят никого, кроме неё самой. Вполне возможно, завтра утром его голова всё же упадёт на земляной пол темницы.

Благодаря многочисленным путешествиям и жизни при царских дворах Алефи видел много разнообразных казней и, конечно же, всегда понимал, что когда-нибудь сам может оказаться приговорённым к одной из них. Правда, он всё-таки надеялся, что если это произойдёт, то в плену у врага, куда он попадёт после долгого сражения… То, что его схватили по обвинению настолько же позорному, насколько ложному, было едва ли не тяжелее, чем сам приговор. Что будет с родителями и друзьями, когда они узнают? Ведь он никогда не сможет объяснить им правду…

Алефи вспомнил лесистые холмы и широкие улицы родного Гебала. Что, если он больше никогда туда не вернётся? Ему даже не устроят положенных сыну вельможи похорон. Сердце ёкнуло, когда он подумал, какая судьба ждёт его – непогребённого, умершего в бесчестии.

«Надо будет Руйю попросить, чтобы она хотя бы меня оплакала… Или нет, не буду! Она решит, что мне от неё только покровительство и нужно. Пусть делает как хочет. Не дело, чтобы она из-за меня долго горевала, ей и без того тяжело после смерти мачехи, а я с нею знаком второй день».

Очаровательная царевна Кносса за столь недолгий срок покорила его душу. За её порой наивными или необдуманными речами, как он быстро понял, скрывались природная смекалка, невероятная решительность и при этом – чуткое и нежное сердце. Как он жалел, что их встрече не суждено было случиться в более радостный час!

«А может, она не ошиблась? Может, она правда нашла доказательства – ума не приложу, какие… Надеюсь, она догадалась пойти в город с приличной охраной. Негодяй, убивший беременную царицу, легко расправится с кем угодно… Но если, если вдруг Руйя права, если ей удастся меня оправдать…»

Алефи позволил себе немного помечтать. Конечно же, он останется при дворе Маро, а когда наступит пора возвращаться домой, попросит у царя руки Руйи. И если только Руйя за этот год не передумает… Каким светлым и полным жизни станет их дом, если она согласится разделить его с ним!

Время текло невыносимо медленно. Стражники принесли ему груш, инжира и воды с капелькой вина, и Алефи, не зная, хватит ли всего этого до вечера, ел фрукты по маленькому ломтику и запивал крошечными глотками, не ощущая вкуса.

Казалось, прошли долгие недели, прежде чем знакомые быстрые шаги послышались вновь. Стражники уже без вопросов пропустили Руйю.