Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 13

– После того, что случилось с Аэссой, Руйя, я близок к тому, чтобы вообще запретить тебе выходить из дворца без свиты, – резко ответил он.

Хотя был риск вызвать в отце ещё более сильный гнев, Руйя, вытирая предательски капавшие из глаз слёзы, перешла к исполнению своей задумки:

– Но, отец, разве убийца сиятельной Аэссы не схвачен?

– Если он осмелился на такое злодейство прямо рядом со стойлом Быка, кто поручится, что больше никто не повторит его преступления? – воскликнул Маро.

– Наши подданные такого не совершат! Алефи финикиец, он не чтит Быка.

Маро замялся. Это было настолько непривычно для Руйи, привыкшей видеть его решительным и властным, что она едва не сорвалась с места и не убежала прочь. Сам царь Маро подавлен и не может принять решение! Как будто… как будто сами основы дворца и лабиринта задрожали.

– Или… или ты веришь тому, что он говорит? Что не он зарезал царицу? – спросила она, силясь скрыть пробудившуюся надежду.

– Мне очень хочется думать, что он лжёт, что он убийца, – сознался Маро. – Это было бы так удобно… Но чем больше я об этом размышляю, дочка, тем больше сомневаюсь. Зачем финикийскому послу, который только-только назначен в Кносс, убивать Аэссу, с которой он даже не знаком? Чтобы убить женщину с ребёнком во чреве, чтобы преступить все возможные законы этого мира, нужны действительно серьёзные причины, а я их у Алефи не могу найти.

– Отец, так не лучше ли будет отложить казнь и разобраться во всём досконально? – вырвалось у Руйи.

– Я уже расспросил рабов и рабынь. Последний раз Аэссу видели, когда она вышла погулять в лабиринте – после того, как мы… мы с ней рассорились. Вышла она одна – она с недавних пор возлюбила одиночество, видно, из-за ребёнка. А как теперь узнать, что произошло перед её убийством?

Руйя вспомнила, о чём говорила с Кано:

– А чей ножик, никто не посмотрел?

– Ничей. Это даже не настоящий ножик, а наточенная кость на деревяшке. Любой мальчишка сделать может.

– И что тогда? – прошептала Руйя. Последняя ниточка, за которую она надеялась зацепиться, оборвалась окончательно. – Неужели ты казнишь Алефи только из-за того, что надо казнить хоть кого-то?

Маро пригляделся к ней:

– Тебе бы этого не хотелось?

Он впервые так пристально посмотрел на неё, будто она была чужеземным послом на дворцовом совете, и Руйе показалось, что он видит её насквозь. Даже убитый горем, её отец оставался царём, и об этом не стоило забывать.

– Я… я… я только стремлюсь к тому, чтобы свершилось правосудие… – начала было она, но тут потрясения минувших двух дней и сегодняшние бесплодные и суматошные поиски дали о себе знать. Рухнув обратно на скамью, Руйя зарыдала:

– Ах, отец, я и сейчас не нахожу себе места от горя, а если Алефи умрёт, я лишусь рассудка!

Теперь уже Маро, привстав и склонившись над ней, неловко стоял рядом, пока она не выплакалась. Руйя понимала, что он привык видеть её спокойной и сдержанной, даже в скорби – она ещё в раннем детстве плакала нечасто и только наедине с матерью.

– Так вот оно в чём дело, – произнёс он, когда она немного успокоилась. – Долго ты с ним знакома?

– Со вчерашнего дня, – всхлипнула Руйя. – Но, отец, разве обе твои супруги не были выбраны сразу же в день смотрин?

– Муж для жены должен избираться тщательнее, чем жена для мужа. В любом случае, Руйя, у меня связаны руки.

– У тебя? – ошеломлённо переспросила она.

– Если я хоть чего-то стою как царь, воин и мужчина, я обязан казнить убийцу Аэссы. Иначе… если все так чтут Быка, как ты надеешься, меня, может, и не свергнут, но меня больше не будут ни уважать, ни слушать.

– А если я завтра укажу тебе на настоящего убийцу? – выпалила Руйя. Маро хмуро вздохнул:

– Иди и ляг спать, дитя моё, твой рассудок уже замутнён твоими чувствами. Мы даже не можем быть уверены, что Алефи не лжёт. Скорее всего, он и убийца – по какой-то причине, о которой мы ещё не знаем.





Слёзы снова закипели в её глазах.

– Отец, умоляю тебя…

– Руйя, нам в роду Быка часто приходится принимать решения, причиняющие боль нам самим, – сказал Маро. – Вот что, дочка. Я скоро собираюсь отправиться по важному делу в Киликию. Ты останешься здесь моей наместницей. Ты уже взрослая, пора тебе готовиться к правлению на случай, если не будет у меня других детей.

Ещё три дня назад у Руйи бы голова закружилась от такой чести. Но сейчас она могла лишь в ярости посмотреть на отца.

– Иди спать, Руйя, – повторил он.

Девушка обречённо побрела ко дворцу, поняв, что спорить дальше бессмысленно.

«Мало того, что не узнала ничего полезного, так ещё и Алефи не смогла защитить… А ведь я поклялась ему, что остановлю казнь».

В голову лезли совсем сумасшедшие идеи – например, схватить в день казни какой-нибудь меч или яд и пригрозить покончить с собой, если финикийца не пощадят. Конечно, тогда его никто и пальцем тронуть не посмеет… в её присутствии. Доказательств его невиновности у неё по-прежнему нет никаких! Её сочтут предательницей, изменившей памяти названой матери ради неизвестно кого. А к Алефи сам же Маро, скорее всего, подошлёт наёмных убийц, перед этим показательно отпустив его на волю.

Будь у неё хоть немножечко побольше времени, Руйя бы решилась на другой дикий шаг – она бы лично отправила письмо финикийским вельможам с просьбой упросить Маро остановить или хоть отсрочить казнь. Финикийцы согласились бы даже без чётких доказательств – им же точно не хочется, чтобы знатного соплеменника казнили по обвинению в настолько низком убийстве. Но за один жалкий день такое письмо не уйдёт дальше Мальи…

Руйя легла спать, чувствуя себя совершенно разбитой и уже мало надеясь что-либо исправить.

========== Глава 8. Утро ==========

На небе ещё только золотилась утренняя заря, когда Руйя открыла глаза. Холодный камень подушки* под её щекой был совсем мокрым от слёз.

Все ещё спали, поэтому Руйя сама надела самую простенькую накидку и без всякого удовольствия сунула в рот горсть вчерашнего изюма. Поднимать суету и будить полдворца ей не хотелось, а лежать и ждать, когда проснутся первые рабыни, она была не в силах.

Стражники у тюрьмы, кажется, тоже дремали, пока не услышали её шаги, но Руйе было точно не до них. Дождавшись, пока они почтительно расступились, чтобы пропустить её, она вихрем влетела в прохладный сумрак.

– Царевна? – а вот у Алефи явно сна не было ни в одном глазу. У Руйи сердце упало, когда она представила, как он столько часов в одиночестве думал о предстоящей казни.

– Отец отказался отменить казнь! – сквозь слёзы воскликнула она, кинувшись к нему. – И он тоже не верит, что ты виновен, но… но…

– Но если не казнят никого, в народе начнётся возмущение, – успокаивающе взяв её за руку, докончил Алефи. – Понимаю. Можешь не злиться на своего отца, царевна, дело не в нём и даже не в критских законах, у нас порой бывает ровно так же.

– Тебе ведь так рано покидать мир навеки… тем более такой позорной смертью… – Руйя крепко схватилась за его руку, словно его уже вели на казнь.

– Тише, тише, царевна. Если ты и правда так стремишься мне помочь, у тебя ещё целый длинный день – я же вчера сказал.

– Но за вчерашний день я ничего не добилась! – в отчаянии напомнила ему Руйя. – Лоссо во время убийства говорил в Малье с покупателем, а ножик так просто изготовлен, что уже не узнать, чей он был!

– А как же то, что тебе рассказали о метаниях Аэссы насчёт побега?

– Мы же так и не узнали, имеет ли история с побегом отношение к убийству.

– Я чувствую, что имеет, – заявил Алефи. – Да, Лоссо невиновен, но я не могу отделаться от ощущения, что каким-то, каким-то образом он сказал нам что-то важное… знать бы только, что…

У дверей темницы снова слаженно расступились стражники, и вошёл Маро в дорожных одеждах, при оружии. Руйя застыла на месте от ужаса.

– Я знал, что найду тебя тут, – в лице отца не виднелось ни гнева, ни разочарования. – Я уезжаю в Фаист – по словам Эхио, там что-то не заладилось с тех пор, как на прошлых Играх там побывал Кано. Вернусь завтра. Улато остаётся здесь, так что по срочным вопросам он, как всегда, готов тебе помочь. Следи за приготовлением к погребению, если жрицы будут требовать ещё благовоний, скажи им, что…