Тайна жёлтой лилии

Вместо этого она начала издалека:

– Я всё беспокоюсь из-за той пропавшей печати, Кано. Кто мог её выкрасть? Точно не А… не финикиец, он уже в это время был под стражей. Если настоящий вор не пойман… кто знает, какое он может измыслить предательство?

– Не думаю, что всё так мрачно, царевна, – ответил он. – Я считаю, виновник пропажи – сообщник финикийца, вернее всего, из его свиты. Он украл печать у Куро ещё до его приезда во дворец и давно уже скрылся, может, вообще уплыл. А цель кражи одна – потянуть время. Вполне возможно, когда будет готова новая печать, обнаружится, что казнь надо отложить ещё по какой-то причине. Потом будет ещё отсрочка, и ещё… В итоге приедет какой-нибудь важный финикийский сановник, проведёт переговоры, и пленника выпустят.

Такого объяснения Руйе и в голову не приходило.

– Кано, постой! Куро же говорит, что печать была на месте, когда он приехал!

– Разумеется, ему не хочется признаваться, что он не углядел и потерял её по дороге.

«Алефи не может быть виновен… не может… не может…»

Руйя сглотнула. Беседа пошла совсем не в том направлении, в каком ей хотелось. Она-то надеялась с похитителей печати перейти на врагов царя, с врагов царя на противников царицы… Однако всякий, кто хоть как-то соображал, понимал, что гибель Аэссы и исчезновение печати – часть единого замысла.

Кано между тем продолжал крутить в руках горшочек. Руйя внезапно поняла, как глухо он всё это время говорил и какими тусклыми были его глаза. Хоть он не откровенничал с ней, как Улато, было видно, как тосковал он по Аэссе.

– Но зачем… зачем финикийцам вообще мог понадобиться такой заговор? – дрожащим голосом прошептала она. – Какое зло им сотворила бедная Аэсса?

– Этого я и сам не понимаю, – вздохнул Кано. – Если бы против царя замышляли – это хоть ясно было бы… а царица… – он быстро провёл пальцем по глазам.

– Может, они хотят какую-то женщину из финикийской или вообще египетской знати за царя выдать? – предположила Руйя.

– Египетской? Вряд ли. Египтянки такие чванливые, что они за чужака не пойдут, хоть их озолоти. Да и в любом случае… если бы финикийские вельможи желали прислать свою ставленницу в Кносс, они бы это сделали на смотринах, но не проливали бы крови звезды Кносса потом. Нет, не могу я, царевна, взять в толк, почему финикийцы её убили.

– А вдруг тогда это были не они? – очень осторожно спросила девушка.

– Кто же тогда? – хмуро отозвался Кано. – Я тоже ведь думал – об Алефи я слышал, говорят, что он благороден и отважен. Не стал бы, кажется, он царицу убивать… а если б убил, не стал бы отрицать вины. Но никак не складывается по-другому.

– Может, можно узнать, чей это нож – Алефи или чей-то другой?

– Костяные ножи более-менее дешёвые, они могут быть у кого угодно. Никто бы не стал брать на такую подлость именной или тем более ритуальный клинок. Алефи вон не стал осквернять бронзовый меч, уверяет, что его у него выхватили.

С этим сложно было спорить. Хотя где-то со времён прапрадеда Руйи бронза стала дешеветь, благоговейное отношение к ней сохранялось до сих пор.

Руйя хотела было чётче выразить своё убеждение в невиновности Алефи, но вовремя прикусила язык, вспомнив его же предостережения. Даже в разговоре с Кано это будет рискованно.

Все их с Кано рассуждения о финикийцах она попыталась перенести на других ближних и дальних соседей Крита. Могли ли заговор против Аэссы подстроить ахейцы, или египтяне, или вавилоняне? Вдруг кому-то невыгодно было рождение у Маро наследника? А что, если кто-нибудь из царских приближённых, да хоть тот же Кано или Улато, втайне работает на правителей вражеской страны?..

Вот тут Руйя пожалела, что так мало общалась с отцом – о войнах, переговорах да торговле представление у неё было смутным. Ради чего критянин может пойти на такое дикое преступление, на убийство супруги сына Быка? Чем его можно подкупить? Золотом и серебром? Бронзой и медью? Ляпис-лазурью и ониксами?

Солнце уже висело совсем низко над горизонтом. От всего, что Руйя выслушала за день, у неё раскалывалась голова; усталые ступни зудели, страшно хотелось есть – она сильно жалела, что отказалась от вина и орехов у Китты. Когда она добралась до тюрьмы, она вообще почти не чувствовала ног – редко ей приходилось столько бегать.

Алефи радостно улыбнулся, увидев её, и сердце Руйи, как она ни была измождена и расстроена, затрепетало, как цветок на ветру.

– Прости, у Кано я ничего не узнала, – сказала она и вкратце пересказала свою беседу с советником.

– Ничего страшного, царевна, ты сделала всё, что могла, – Алефи держался всё так же бодро и безмятежно. – А у меня ещё целый день впереди.

«Всего лишь день!»

– Если ты не очень боишься своего отца, поговори с ним.

– Ой! – Руйя даже отшатнулась.

– А, боишься? Тогда не надо…

– Н-нет, не то чтоб боюсь… ну не очень… просто… просто немножко… – она замялась, смущённо уставившись в пол. – И ведь Лоссо сегодня говорил, что царь измывался над Аэссой…

– Этот пылкий отвергнутый юноша мог сгоряча всё сильно преувеличить, – сказал Алефи. – Я твоего отца видел, не забывай. Мог он или не мог убить Аэссу, тебя он сейчас будет беречь как зеницу ока. Ты же единственная наследница, верно? Подойди к нему, успокой его в горе – и осторожно, очень осторожно попытайся расспросить.

– Х-хорошо, – Руйя по-прежнему была не очень уверена. – Но ведь я у Кано не смогла ничего выпытать, а если у отца тоже?..

– Ну, лучше сперва попытаться, а потом уже делать выводы. К тому же с родными детьми люди нередко выходят на откровенность, даже если прежде не были очень близки. И да, царевна…

– Что? – Руйя уже встала, чтобы уйти: она хотела успеть во дворец, пока Маро не ляжет спать и пока её собственная решимость расспросить его не улетучилась.

– Если Кано частично прав и здесь виноват целый отряд чужеземных заговорщиков, будь осторожна вдвойне. Вы с царём можете стать их следующими жертвами.

На мгновение Руйя похолодела от страха, но тут же взяла себя в руки:

– Я буду начеку, обещаю.

Сама поразившись собственной дерзости, она внезапно протянула руку и коснулась взлохмаченных тёмных кудрей Алефи. Глаза финикийца заблестели в сумраке:

– Не стоит привязываться к узнику, которого послезавтра казнят.

– Не казнят, – твёрдо сказала Руйя. – Я не допущу.

========== Глава 7. Царь ==========

Руйя нашла отца не во дворце, а в одном из закутков лабиринта. Мрачно обмахиваясь опахалом – он даже не позвал для этого раба, – Маро чертил что-то длинной палкой на песке, видимо, размышлял о переговорах с египтянами.

Некоторое время девушка неловко переминалась с ноги на ногу, стоя за поворотом каменного коридора, чтобы отец её не заметил, и не зная, что делать дальше. Конечно, она видела, не только среди бедных горожан, но и среди знати, как запросто иные девушки общаются с отцами. Подойдут, сядут рядом, заговорят… Руйя так не умела.

Вот если бы рядом была Аэсса, она бы посоветовала, как ей поступить…

«Если бы рядом была Аэсса, мне бы не пришлось вообще приходить теперь к отцу».

Хотя накануне казалось, что все слёзы по царице уже пролиты, сейчас Руйя ощутила, как глаза защипало вновь, а сердце сжалось от боли.

Уже не по собственному расчёту, а просто потому, что ей невыносимо было в таком состоянии оставаться в одиночестве, она прошла к каменной скамье, где сидел отец, и осторожно присела на краешек, не забыв перед этим почтительно поклониться.

– Руйя, – тихо сказал Маро, подняв глаза. Редко он называл её по имени. – Где ты пропадала весь день? Тебя никак не могли найти.

Её щёки запылали от стыда. Как же она могла упустить, что отец будет о ней беспокоиться?.. Да, раньше он никогда особо за неё не волновался, но теперь, когда, кроме неё, не осталось никого из рода Быка…

– Прости, отец, – пролепетала она, снова встав и поклонившись. – Я была в городе, мне казалось, ты желал остаться один.