Тайна жёлтой лилии

– Царевна! – просиял он. В её лице больше не было, как накануне или этим утром, отчаяния и унылой покорности судьбе, и теплившаяся в душе Алефи надежда вспыхнула ярче, как промасленная лучина.

– Прости меня, Алефи, я не выгляжу слишком радостной – но то, что я выяснила… в общем… тяжело мне было в этом разбираться. Светлая сторона в том, что всё ведёт к твоему освобождению, – она чуть потупилась. – А пока держи обещанный подарок, – и она вынула что-то из-за спины.

Алефи в изумлении уставился на свой собственный меч. Перемазанный в какой-то бурой грязи, с налипшими веточками, но, без сомнения, тот самый, который отнял у него закутанный в покрывало незнакомец. Тонкое бронзовое лезвие, посеребрённая рукоять с лунным камнем… Алефи бы узнал его из тысячи.

– Царевна, я не знаю, как тебя и благодарить! Он достался мне от отца, я уже и не чаял его увидеть снова… Но скажи, где ты его нашла? – Алефи давно понял, что убийца должен был надёжно спрятать отнятый меч. Просто где-нибудь выбросить было опасно – кто-нибудь мог заметить и доложить царю. Меч – не костяной нож, вещь приметная.

– Я всё расскажу, я расскажу, только ещё нужно дождаться Лоссо, – возбуждённо, глотая слова, говорила Руйя. – Лоссо должен мне кое-что повторить, точнее, пересказать, точнее, сказать ясно.

– Постой, присядь, отдохни, – остановил он её и протянул ей ещё почти на четверть полный кувшин и оставшуюся грушу. Руйя, замолчав и усевшись рядом, благодарно улыбнулась и с наслаждением отхлебнула из кувшина. Не удержавшись, Алефи взял её за свободную руку, и царевна в ответ слегка погладила тонкими пальцами его ладонь.

– На самом деле, – призналась она, немного отдышавшись, – на самом деле без тебя я бы ни до чего не додумалась.

– Ну что ты, это ты и с Аэссой дружила, и во дворце всех знаешь. Я могу только строить догадки, и то зыбкие.

– Может быть, но это ты мне постоянно повторял, чтобы я обращала внимание не только на день и час убийства, но и на то, что было раньше.

– Предположим, – сказал Алефи. – Значит, я правильно думал, что история с Лоссо нам ещё пригодится?

– Да, так и вышло! – подтвердила Руйя, с восторгом глядя на него своими блестящими карими глазами. – Помнишь, мы не могли понять, почему Аэсса с ним не сбежала, хотя явно была несчастна в Кноссе?

– Ещё бы не помнить.

– Мы же чего только с тобой вчера не придумали – то ли кто-то узнал о побеге, то ли у неё завёлся новый возлюбленный при дворе, то ли она просто сама не знала, чего хочет, то ли ещё что… А по всему выходит то, – тут улыбка её погасла, – что Аэсса сочла себя недостойной прежнего жениха.

– Думаешь? – посерьёзнел и Алефи. – Как же это получилось?

Руйя пожевала губами, вытерла рукавом пролившееся питьё – ей не слишком хотелось заговаривать о своих догадках, очевидно, картина складывалась действительно мерзкая. Наконец она собралась с духом и начала:

– Ну смотри. Я же помню, она была необычайно весела, щебетала как птичка – и на свадьбе, и после неё. С отцом была неизменно ласкова. Кажется мне, что она не так сильно любила своего Лоссо, как ему самому хочется верить… но ладно, не хочу я её за это сейчас судить, она всегда была очень, очень доброй женщиной, со мной так дружила… Может, ещё до царских смотрин Лоссо не слишком верно оценивал свои отношения с Аэссой – думал, что её любовь сильнее, чем было в действительности. Неважно. Главное, что сначала Аэсса вовсе не выглядела так, будто ей жизнь в Кноссе не мила!

– И когда же это поменялось? – Алефи начал понимать, к чему ведёт Руйя.

– После минувших Игр. Аэссу словно подменили.

– Но никто не обратил на это внимания?

– Отец, видимо, не обратил, – тяжело вздохнув, сказала Руйя. – Да и я тоже… царица же первый человек в Кноссе после самого царя, никто не имеет право как-то вольно о ней рассуждать, вот я и считала, что раз отец ничего не говорит, значит, ничего особенного не происходит… В общем, была она после Игр то угрюмой, то печальной. Ребёнку будто не радовалась. Часто стала оставаться и гулять одна, хотя раньше обожала шумные праздники и сборища и терпеть не могла одиночество.

В глазах царевны показались слёзы:

– Я должна была понять, что с ней что-то очень не так! Я, называвшая себя её подругой…

– Не кори себя, царевна. Ты решила, что перемена настроения произошла из-за ребёнка, – Алефи положил руку ей на плечо. Руйя покачала головой:

– Это не оправдание! Я даже почти не справлялась у неё, как она себя чувствует!

– Ты не могла и представить, что кто-то был способен причинить ей зло, – мягко напомнил он. – Вспомни – до очень недавнего времени ты была уверена, что ни один критянин не посмел бы и пальцем тронуть сиятельную царицу.

Очень осторожно он привлёк Руйю к себе, и она прижалась к нему, всё ещё тихо плача.

Лишь выждав некоторое время, Алефи заговорил снова:

– Значит, у кого-то из Кносса чистые и почтительные чувства к царице оказались… далеко не чистыми и не почтительными? Подожди, выходит, что ребёнок был…

– О несчастном ребёнке мы ничего уже точно не узнаем, – дрожащим голосом сказала Руйя. – Сегодня стало понятно, что убита Аэсса была именно из-за него, – захлёбываясь слезами, она в полуобмороке упала на руки Алефи.

========== Глава 10. Объяснение ==========

Руйя открыла глаза и не сразу осознала, где находится – вокруг было темно и тихо, пахло сухим деревом…

– Ты плакала, пока не уснула, – сочувственно сказал Алефи, заметив, что она шевельнулась. Руйя поняла, что лежит на земле, а финикиец сидит рядом с ней. Воспоминания о том, что она узнала и поняла за день, всплыли перед глазами.

– Мы с тобой договорили до того, что… – Алефи замешкался, но Руйя уже вспомнила сама:

– Не надо сейчас ничего замалчивать. Я… я справлюсь.

– Я не могу понять: почему Аэсса была обречена из-за ребёнка? Ведь, насколько я знаю, царь считал, что это его дитя, у него не было ни тени подозрения – иначе бы он не стал устраивать в честь жены Игр.

– Сейчас-то подозрений не было, – горько сказала Руйя. – Подожди, сейчас объясню по порядку. Когда Аэсса отважилась открыться бывшему жениху, она – спорю на что угодно – выражалась туманно и не называла имён. Лоссо, простодушный малый, ничего не понял и подумал, что она жалуется на жестокое обращение мужа. Не о муже она говорила. Вот что меня постоянно и с самого начала коробило – мы с отцом, конечно, не близки, но я его всё-таки достаточно знаю, чтобы не поверить выводам Лоссо!

– И поэтому ты его сейчас потребовала к себе? – уточнил Алефи.

– Конечно! Пусть он как можно точнее повторит то, что ему говорила царица. Прошло не так много времени, а Лоссо наверняка запомнил каждое словечко любимой.

– Но в конце концов она решила, что опозорена, что он не сможет быть счастлив с нею.

– Так она, бедняжка, и рассудила. Она решила хранить тайну до конца своих дней.

Алефи задумался:

– И зачем всё-таки было её убивать? Раз она даже Лоссо не сумела рассказать всей правды, даже уже когда ждала ребёнка… не выгоднее ли этому мерзавцу было бы залечь на дно?

– Он бы так и поступил, потому что он далеко не глуп и понимал, что она бы его не выдала. Навешивать на себя новые преступления против рода Быка он решился, только когда не увидел другого выхода. Когда Аэсса объявила о беременности, он сразу же начал планировать избавиться от неё как можно быстрее.

Угрюмо помолчав, она продолжила:

– Сразу после убийства я отмела любые мысли о причастности к нему отцовских приближённых – разве они стали бы рисковать своей властью, своим положением при дворе? Но только потом я догадалась, что убийца встал перед выбором. Убить Аэссу и почти наверняка остаться вне подозрений, как чуть было не произошло – или дождаться рождения ребёнка и, очень вероятно, мгновенно лишиться головы.

Руйя допила из кувшина остатки разбавленного вина. У неё по-прежнему камень лежал на сердце, когда она обо всём этом говорила. Люди, которых она знала с детства…